-  Ты, доктор, про сырой картофель забыл упомянуть, - сказал Гурий. - Помнишь, у Лондона в рассказе "Ошибка Господа Бога" его герои Смок и Малыш целое поселение спасли от цинги с помощью сырой картошки.

-  Не знаю уж, кто нашему любимому Лондону внушил мысль о столь чудодейственном свойстве сырого картофеля. Но могу тебя уверить, что оно слишком преувеличено. В картофеле, естественно в сыром, так как в вареном аскорбиновой кислоты может вообще не быть - она разрушается при кипячении, всего 10-15 миллиграммов в 100 граммах.

-  А чем же он должен был лечить этих бедолаг?

-  Настоем из хвои. В ней аскорбинки - навалом. В иглах ели, например, 300-400 миллиграммов, сосны сибирской - 100-350 миллиграммов, в лиственнице - 300-500. А содержание витамина в хвое пихты достигает целых 900 миллиграммов.

-  А как насчет ложечной травы? Ее в Арктике очень уважают. Считают отличным противоцинготным средством, - спросил Никитин.

-  Это которая хрен арктический? Отличное средство. Впрочем, в тундре можно отыскать много подобных растений - дудник, дикий щавель, например.

-  А скажи, док, сколько же нужно витамина С принимать, чтобы не заболеть цингой? - спросил Щетинин.

-  В обычных условиях достаточно 70 миллиграммов. А вот в Арктике этого недостаточно. Специалисты считают, что норму аскорбинки следует для надежности увеличить в два-три раза. Потому я потчую вас ежедневно столь нелюбимыми Комаром поливитаминами. Нравится не нравится, а без них с цингой не справиться.

-  Смотрите, наш доктор даже стихами заговорил, - съязвил Миляев.

6 декабря.

Наша палатка так глубоко погрузилась в снежный сугроб, что попасть в нее можно, лишь преодолев длинный узкий лаз. С научной, но и с практической целью я укрепил в центре палатки длинный шест и через каждые 25 сантиметров подвесил к нему термометры. Температурный режим в палатке был весьма своеобразен. У пола всегда хозяйничал мороз и температура не поднималась выше -15°. В полуметре от пола градусник показывал от -5° до -10°, в зависимости от количества горящих приборов, в полутора метрах столбик ртути твердо держался на нуле и лишь у потолка в дни великого обогрева температура повышалась до +10°.

В ночное время, когда газ выключался по причине безопасности (и экономии), мороз становился полным хозяином палатки. Хотя наши меховые кукули с вкладышами из якобы гагачьего пуха надежно защищали наши бренные тела от холода, но поутру, когда надо было покидать уютное гнездышко, я каждый раз вспоминал слова Ф. Нансена: "К холоду нельзя привыкнуть, его можно только терпеть".

Особе место в палатке занимал Сашин закуток, с его пестренькой ситцевой занавеской. Всем прибывавшим ранее на станцию он представлялся как гидролог. Но это было вроде бы как псевдоним у писателя. Дмитриев - шифровальщик - личность весьма ответственная на нашей совершенно секретной станции, ибо без него ни единая фраза, ни единое слово не уйдет в эфир, а без его помощи любое сообщение с Большой земли останется вещью в себе. Каждые четыре часа он забирается в свое убежище, тщательно задергивает занавеску и, раскрыв толстую шифровальную книгу, превращает каждую радиограмму в длинные столбики таинственных цифр. Как только из его закутка раздается перестук старенькой пишущей машинки, мы с Зямой ощущаем себя эдакими разведчиками, притаившимися во вражеском тылу. Обычно на деятелей столь почтенной организации, представителем которой он является, специальность накладывает особый отпечаток на их характер и манеру поведения. Зачастую они малоразговорчивы и держатся несколько свысока с окружающими, причисляя себя к касте особо доверенных, посвященных в высокие государственные тайны лиц.

К моему удивлению и удовольствию, Саша ничем не напоминает деятелей секретной службы: он весельчак, говорун, общителен и... ужасно мнителен.

"Мерцая морозной пустотой, высится безграничный небесный свод. Цветные фонари свешиваются с него, поддерживаемые космическими законами. Будто духи, беспокойные и стремительные, пролетают в пространстве падающие звезды. Созвездия бесшумно меняют свое положение и исчезают за чернеющими за горизонтом торосами. На смену им поднимаются новые звезды. В круговороте стодевятидневной ночи не меркнут они, не гаснет их дрожащая улыбка. И это все..."

Ю. Пайер{16}. 725 дней во льдах Арктики

Мы сидим в кают-компании с Ваней Петровым. Ужин закончился. Посуда помыта и мы коротаем время беседой "за жизнь".

Ваня худощавый, высокого роста, чуть сутулый. У него усталые глаза, обведенные темными кругами. Он говорит неторопливо, время от времени пощипывая свои черные усики. Всегда сосредоточен, нетороплив и даже застенчив. Несмотря на различие темпераментов, мы подружились буквально с первых дней.

Сегодня он - вахтенный, и я решил сопровождать его во время обхода лагеря. Вдвоем не так уныло тянется время. Мы бредем не спеша к дальним торосам, облитым желтоватым лунным светом, и останавливаемся, устремив взгляд в сверкающее россыпью звезд иссиня-черное небо.

Полярная ночь плывет над Северным Ледовитым океаном. Еще на заре человечества люди боялись ночной темноты: она таила в себе скрытую опасность. Под ее покровом мог неожиданно напасть враг. Ночь отождествлялась с силами зла, коварным потусторонним миром злых духов, всесильных и невидимых. И сегодня люди нередко страшатся темноты. Она подавляет психику, рождает тревогу, внутреннее напряжение, поднимая из глубин подсознания мучительные воспоминания, тягостные мысли.

Конечно, в наши дни жителями арктических поселков и полярных станций полярная ночь воспринимается по-иному. Естественно, что многомесячный ночной мрак создает немало помех в работе вне помещений, осложняет передвижение, а бороться с его угнетающим влиянием помогают радио и кино, свежие газеты и, естественно, письма от родных и близких. И яркий свет электрических ламп, и множество неприметных, но столь необходимых бытовых удобств.

Иное дело маленькая группа людей, оторванная надолго от всего привычного, живущая в напряжении, вызванном постоянной угрозой опасности, испытывающая холод и лишения в условиях относительной, а иногда и полной изоляции.

Перелистывая страницы книг, посвященных арктическим путешествиям, снова и снова находил мысли о пагубном воздействии полярной ночи на психику человека.

"Непрерывная тьма в течение трех месяцев сначала поражает, потом озлобляет и, наконец, положительно подавляет собой всех, даже самых терпеливых из членов экипажа", - И. Хейс{17}, возглавивший в 1860 году экспедицию для поиска открытого полярного моря.

"Велико влияние полярной ночи на настроение, - вторит ему Юлиус Пайер. - Весь мир человека в это время ограничен светлым кругом лампы. Однако не одна только ночь связывает его, - на подмогу идут холод и бури... Культурный человек никогда не может привыкнуть к этой мрачной обстановке. Всегда он будет чувствовать себя чужим в климате, против которого он должен непрерывно бороться".

"Полнейшая тьма, которой сопровождались метели, действовала угнетающе на человеческую психику, - писал адмирал Ричард Бэрд{18}, - порождала чувство безотчетного панического страха. Ничто не могло заменить солнечный свет, и отсутствие его болезненно отражалось на психике людей".

"Та длинная ночь, в продолжение которой мы были объяты мраком, в полном смысле слова непроницаемым, гибельно подействовала на всех и на все. Даже наши собаки, постоянные обитатели этих холодных стран, не избегли ее гибельного влияния; большая часть из них околела от странной болезни, причиной которой, кроме необыкновенного холода, был, очевидно, недостаток света", - Элиша Кент Кэн{19}.