Но вдруг небо превращается в огромное поле битвы. Души воинов-лапландцев ведут нескончаемое сражение, начатое на земле. Беззвучно сталкиваются щиты, обтянутые моржовыми шкурами, взлетают тучи стрел, и от скрещивающихся мечей разлетаются снопы искр, сливающиеся в зеленые полосы северного сияния.
И новое видение. Сквозь дымку, застилающую небо, видны очертания огромного зверя. Я узнаю его. Это Лис Риеку - герой финских саг. Он резвится между звезд, то приседает на задние лапы, то перемахивает через сугробы Млечного Пути огромными прыжками. Его длинный пушистый хвост взметает тучи снежинок, и они загораются всеми цветами радуги, сияют и переливаются.
Но вот померк их блеск, и на черном бархате неба проступают звезды. Я засыпаю, утомленный видениями, пока сильный толчок в бок не возвращает меня на грешную землю.
- Виталий, вставай - Новый год проспишь. Пора стол накрывать. - Это Саша. Он уже оделся и даже успел умыться.
А в кают-компании уже царила предпраздничная кутерьма. Все бегали на склад и обратно, кто резал твердокопченую колбасу, закусив губу от усердия, кто вскрывал банки со всевозможными консервами. Никитин бережно распеленал заветные бутылки с портвейном. Петров, устроившись в углу, колдовал над флягой со спиртом, разводя его клюквенным экстрактом. Яковлев, ворча и чертыхаясь, разбирал стекло от лопнувшей банки с огурчиками, которую кто-то умудрился засунуть в таз с кипятком. Курко увлекся приготовлением строганины. Уткнув крупную нельму носом в бортик ящика и прижав ее животом, он с превеликим тщанием срезал тонюсенькие розовато-прозрачные ломтики, похожие на стружку. Щетинин готовил к этому блюду "маканину" - специальную приправу из уксуса, горчицы и перца. Я занялся "чудом", заполненным с вечера желтоватой колбаской будущего кекса. Шум, суета, смех царили в кают-компании, придавая обстановке особую праздничность. Стол, застеленный белоснежной скатертью, заполнялся все новыми яствами. До встречи Нового года оставалось всего полчаса, и все разбежались по палаткам прихорашиваться. Когда стрелка часов подошла к десяти и репродуктор донес до нас гулкие удары часов на Спасской башне, все, умытые, побритые, пахнущие одеколонами (разных сортов), подняли железные кружки со спиртом.
- Дорогие друзья, - говорит Сомов, - поздравляю вас с наступившим, 1951 годом. Желаю всем здоровья, счастья и успеха в нашей нелегкой работе.
Одиннадцать кружек поднимаются над столом и сталкиваются с глухим стуком. Здравствуй Новый год!
Вроде бы веселый получился у нас Новый год, с шампанским, богатым столом, шутками и песнями, но мне казалось, что наше оживление было искусственным. Я замечал порой то вдруг поскучневшее лицо Кости, то какой-то отрешенный взгляд Макар Макарыча, то тень задумчивости в глазах у Сомова, то тяжелый вздох Дмитриева. Когда Щетинин ушел на очередной "срок" в радиорубку, все вдруг замолкли. Когда он вернулся, все устремились на него в ожидании.
- Ничего нет, только запрос о погоде, - сказал он, с мрачным видом садясь на свое место. Причина такого настроения не нуждалась в особом объяснении. Каждый из нас гордился работой на станции, и мы втайне надеялись, что высокое начальство поздравит нас с Новым годом, пожелает нам все, что обычно желают на праздники: все же это вторая в истории Арктики дрейфующая станция, а ведь нам несравненно труднее, чем папанинцам, обласканным вниманием партии и правительства, осыпанным чинами и наградами. Да и сама мысль "на миру и смерть красна" поддерживала их на протяжении всего дрейфа. А тут о нас просто забыли. Забыли, и все. От этого на душе становилось как-то муторно. Наверное, все-таки прав был Амундсен: "Первому - все, второму - ничего".
Как-то само собой веселье затихло. Сначала исчез Зяма готовить метеосводку. За ним поднялись Гурий Яковлев с Петровым, сославшись на неотложные дела. И вскоре кают-компания опустела. Остались лишь Дмитриев, мой неизменный помощник, да Ропак с Майной, которых по случаю праздника допустили к барскому столу.
Саша разбудил меня чуть свет. Я открыл глаза и увидел его радостное лицо.
- Виталий, просыпайся. Нас поздравили! - крикнул он, потрясая листочком бумаги. - Вот только что расшифровал правительственную. За подписью самого Ворошилова. Поднимайся, а я побежал к Сомову.
Новость немедленно разнеслась по лагерю, и уже через полчаса мы как один снова собрались в кают-компании. Уныния как не бывало. Я тоже развеселился и объявил, что сейчас будет исполнена новогодняя песня (ее я сочинил несколько дней назад, но вчера не было никакого настроения ее исполнять). Она была написана в подражание известной "Песни военных корреспондентов" К. Симонова и на ту же мелодию.
- Давай, доктор, не стесняйся, - поддержал нестройный хор голосов.
Я прокашлялся и, аккомпанируя себе ударами ложки по столу, затянул:
За столом сегодня
В вечер новогодний
Пусть звенят бокалы веселей
За страну родную,
Вечно молодую,
За любовь, за счастье, за друзей.
А когда войдет
В двери Новый год,
Запоем и пробка в потолок:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Чтоб был порядок в доме
И на аэродроме,
Много надо силы и труда.
Нам не спать случалось,
Но не страшна усталость,
И мороз под сорок - не беда.
А если иногда
Не брита борода,
Мы друзьям ответим на упрек:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Если временами
Лед трещит под нами,
К этому теперь не привыкать.
Пусть пурга заносит,
Пусть кругом торосит,
Мы сумеем с честью устоять.
Так выпьем же сто грамм
Со снегом пополам,
А друзьям ответим на упрек:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Последние две строчки припева все подхватывали хором. Когда я пропел песню до конца, слушатели наградили меня аплодисментами, чем ублажили мое авторское самолюбие. В разгар веселья из-за стола поднялся Коля Миляев и торжественно заявил:
- Судари и сударыни, должен официально заявить, что мы есть первые люди на планете, которые встречают Новый год на восьмидесятом градусе северной широты.
- Что ты заливаешь, Алексеич, - сказал обычно сдержанный Никитин, - а как же папанинцы?
- Опять же заявляю, мы первые, поскольку у папанинцев широта был 79 градусов 54 минуты.
Глава XV ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ
До чего же холодно и неуютно стало в нашей новой кают-компании. Нагреть эту огромную металлическую коробку имеющимися в нашем распоряжении средствами практически невозможно. После Нового года, когда мы сожгли уйму бензина в паяльных лампах, от них пришлось отказаться. А газ, его не хватает даже для того, чтобы поддержать в маленьком камбузе положительную температуру.
- Может быть, все-таки запалим паялку, - сказал, поеживаясь от холода, Яковлев. - Как, Михал Михалыч?
- Боюсь, как бы не остаться нам без бензина. Дрейфовать еще долго, а он нужен для движков, да и для автомобиля. Он ведь нам скоро понадобится, - сказал Сомов, покачав головой.
- Почему же без бензина, - сказал Комаров. - У нас в запасе есть еще целых пять бочек этилированного.
- Ты что, Комар, потравить нас хочешь?! - вскрикнул Дмитриев.
- А ты, Санек, не возникай, - отпарировал Комаров. - Я тут обмозговал одну идею. Можно соорудить камелек из газового баллона. Он прекрасно будет работать на этилированном бензине.
- А ну, Комар, выкладывай свою идею, - встрепенулся Яковлев.
