Возражая ему, М. В. Водопьянов писал: "Практики парашютных прыжков в условиях Арктики у нас нет. Вряд ли можно сбросить на грузовом парашюте ряд хрупких, необходимых для научной работы на полюсе аппаратов и приборов".

Но не прошло и полугода, как фантастическая идея посадки самолетов на Северном полюсе блестяще была осуществлена советскими полярными авиаторами. 21 мая 1937 года четыре тяжелых самолета АНТ-6 сели на льдину у полюса, высадив четверку ученых во главе с И. Папаниным, положив начало планомерным исследованиям природы Центрального полярного бассейна. Их бесценный опыт не прошел даром.

Но, к счастью, мои хирургические знания так и оказались невостребованными. За два месяца полетов в Центральной Арктике летчики совершили сотни посадок на льдины, выбранные с воздуха. И ни одной аварии, ни одной мало-мальски серьезной поломки. Вот оно, высочайшее летное мастерство. Так и пролежали бы мои парашюты, укутанные в брезент, если бы...

Экспедиция уже подходила к концу. Наступило 9 мая.

Я лежал в спальном мешке. Было тепло и уютно. Тихо постанывал ветер в трубке вентилятора. Поземка по-мышиному осторожно скреблась в стенку палатки. Где-то тревожно потрескивал лед. Время от времени с тяжелым "у-ух" скатывалась ледяная глыба с гряды торосов.

Я прислушивался к этим звукам, таким привычным за два месяца палаточной жизни на дрейфующем льду в центре Арктики.

Лучи незаходящего полярного солнца с трудом проникали сквозь толстую пленку наледи, покрывшей круглый глаз иллюминатора, отчего в палатке царил легкий полумрак. Меблировку палатки составляли две походные раскладные койки, складной столик под иллюминатором с шеренгой баночек и коробочек с медикаментами и двумя металлическими стерилизаторами, фанерный ящик, служивший обеденным столом, о чем свидетельствовали многочисленные жирные пятна, двумя жестяными банками с пельменями, заменявшими стулья, и легкая двухконфорочная портативная газовая плитка, соединенная шлангом с газовым баллоном.

Я поднес к лицу руку с часами. Стрелки показывали восемь утра. Я с завистью посмотрел на соседнюю койку, где сладко посапывал, забившись с головой в спальный мешок, радист Борис Рожков. Крохотное отверстие, оставленное им для дыхания, обросло пушистым венчиком инея. Оттуда то и дело, словно игрушечный гейзер, выскакивала струйка холодного пара.

Я взглянул на термометр над кроватью: красный столбик спирта застыл на отметке 18. Восемнадцать градусов мороза в палатке! От одной мысли, что сейчас придется вылезать из мешка, по спине побежали мурашки. Кажется, ко всему можно привыкнуть в полярной экспедиции: постоянному чувству опасности, неудобствам палаточной жизни, к холоду. Но к вставанию по утру в промерзшей палатке - никогда!

Прежде чем окончательно покинуть пухово-меховое гнездышко, надо хоть немного обогреть палатку. Я действую отработанным приемом: не вылезая из мешка, приседаю на койке и, согнувшись пополам, дотягиваюсь до плитки. Теперь остается только зажечь спичку (коробок лежит под рукой) и, открыв краник, поднести ее к шипящей газовой струе.

Все в порядке. Я вновь принял горизонтальное положение и стал дожидаться, когда потеплеет. Подхваченные током теплого воздуха, зашевелились куртки, унты, меховые носки, подвешенные под потолком палатки для просушки.

-  Доктора к начальнику экспедиции, - раздался за стенкой палатки чей-то громкий голос. Я мигом выскочил из мешка и через несколько минут предстал перед светлыми очами начальства.

-  Вы готовы прыгнуть с парашютом на Северный полюс? - спросил Кузнецов, пристально глядя мне в глаза.

-  Так точно. Готов! - выпалил я, с трудом сдержав волнение.

-  Вот и прекрасно. Задание, сами понимаете, чрезвычайно важное и... - он сделал многозначительную паузу, - ответственное. Ведь вам доверяется совершить первый в мире парашютный прыжок на Северный полюс. Прыгать будете вместе с Медведьевым. Андрей Петрович уже вылетел к нам с базы на Северной Земле.

В 13 часов 05 минут наши парашюты раскрылись над заветной точкой. Видимо, руководство Главсевморпути осталось довольно моей персоной. Осенью я с бьющимся сердцем обнаружил свою фамилию в списке награжденных орденом Красного Знамени, а месяц спустя получил предложение участвовать в очередной высокоширотной экспедиции "Север-5".

И вот я снова на льдине. Но теперь я чувствовал себя настоящим полярником. Работа шла своим чередом. Однако на этот раз перед экспедицией была поставлена новая важная задача. Опыт предыдущих экспедиций показал, что кратковременных исследований оказалось недостаточно для разработки оперативных и долгосрочных метеорологических и ледовых прогнозов, крайне необходимых для обеспечения деятельности авиации и флота на трассе Северного морского пути. Требовалось длительное, непрерывное изучение многообразных физических процессов, протекающих в системе "Атмосфера-лед-океан". Для осуществления этой задачи предполагалось организовать две дрейфующие станции наподобие папанинской. Одну у Северного полюса, другую на льдах Полюса относительной недоступности.

Едва штаб экспедиции высадился в ЦБП, немедленно начались поиски подходящих ледяных полей для будущих станций.

К сожалению, в районе Северного полюса не нашлось ни одной подходящей для этой цели льдины. Но зато летчику Перову удалось разыскать надежное пристанище для станции у самого Полюса относительной недоступности. Начальником ее был назначен М. М. Сомов.

До самого конца экспедиции я тайно надеялся, что меня вызовут к начальству и предложат принять участие в этой эпопее.

Но мои мечты оказались тщетными. И тогда я решился: если гора не идет к Магомету, то Магомет сам должен отправиться к горе. Приподняв откидную дверцу штабной палатки, я смущенно остановился на пороге, не зная, с чего начать.

-  Вы ко мне, доктор? - спросил Кузнецов, заметив мою переминающуюся с ноги на ногу фигуру. - Что-нибудь срочное? Не заболел кто?

-  Нет, с народом все в порядке. Все здоровы. Я, Александр Алексеевич, скорей, по личному вопросу.

-  По личному? - удивился Кузнецов.

-  Я подумал, что на дрейфующей станции может понадобиться моя помощь.

-  Ишь ты какой прыткий, - усмехнулся Водопьянов.

-  А что, Александр Алексеевич, - поддержал меня главный штурман экспедиции В. И. Аккуратов. - В предложении доктора есть резон.

Кузнецов смерил меня испытующим взглядом и, постукивая карандашом по столу, сказал:

-  К сожалению, штат станции утвержден правительством. 16 человек, и ни одного больше. Так что уважить вашу просьбу никак не могу. Да и станция будет дрейфовать только до осени. Если что и случиться - сбросим вас туда на парашюте. Вам ведь не привыкать прыгать в Арктике, - улыбнулся он и, смягчая отказ добавил: - А за стремление участвовать в этой трудной работе спасибо. Мы это учтем на будущее.

Итак, мы возвращались домой в Москву, к весне, к теплу, а там, за тысячи километров от нас, уже разворачивалась работа.

Льдина, обнаруженная летчиком В. П. Перовым, и впрямь оказалась отличной. Настоящий остров, длиной семь, шириной пять километров, она, словно бастион, возвышалась среди окружавших ее ледяных полей. Перов, покружившись над ней, посадил самолет на прилегавшее поле ровного молодого льда. Экипаж быстро установил палатку и послал в эфир сообщение, что льдина для станции найдена, и, передав ее координаты, расположился на отдых после многочасового полета.

Несколько часов спустя над ними появился Пе-8 летчика Задкова. Первым по трапу спустился Сомов - начальник будущей станции. Еще с воздуха он опытным глазом океанолога оценил удачный выбор льдины и, не теряя времени, отправился в сопровождении метеоролога Константина Ивановича Чуканина обозревать свои владения. Вернулись они через пару часов усталые, промерзшие, но страшно довольные виденным.

-  Ну, Виктор Михайлович, - обратился Сомов к Перову, - спасибо тебе. Потрафил ты нам, голубчик. Льдина первый класс. Настоящий многолетний пак. Думаю, что она долго нам послужит.