— Ты мне веришь?

Он едва не ответил согласием, но дрогнула потревоженной струной связующая нить. О нем беспокоились, его искали, чувствовали, что он в беде! Даррен решился. Прижав крепче ладонь жрицы, он попытался проникнуть в ее мысли так, как его учили когда-то в Обители. Ему было известно, что Серые Зеркала отражают порой странные вещи, которые прячет человек глубоко в себе, но они никогда не лгут. То, что удалось разглядеть за несколько коротких мгновений, привело Даррена сначала в замешательство, потом взбесило. Он чуть не купился на тщательно подготовленную и великолепно разыгранную ложь, искусно спрятанную среди кусочков правды. Был ли он нужен Дингре — да, но только как проводник, чтобы иметь возможность легко исчезнуть из этого мира. Хотела ли она оставить войну — да, чтобы избежать кары А’Деула. Желала ли она отправиться с ним в Ирольн — всей душой, ведь это идеальное убежище, куда ее Хозяину путь заказан. Ей не нужен артефакт, ради которого затеяна эта война? Разумеется, не нужен, ведь есть другой — в мире Даррена. Она испытывает к нему какие-то чувства? Не более чем к полезному орудию и красивой игрушке. У этой женщины не было иной цели кроме власти, и ей абсолютно безразлично, какими средствами ее можно достичь. Она считала себя способной перехитрить даже своего Хозяина!

Видимо, Даррен чем-то выдал себя: Верховная удивлено подняла соболиные брови:

— Что случилось, волшебник? Снова подумал о своей Хранительнице?

— Возможно. Я не останусь с тобой, Дингра, ты напрасно стараешься.

— Почему?!

— Потому что ты лжешь! Я нужен тебе, для того чтобы избегнуть, в случае неудачи, заслуженной кары Царя Бездны и завладеть вторым ключом, что спрятан в Ирольне. Жаль, но твой расчет не оправдался.

— И что с того? Чем лучше твоя Тайри?! — Дингра произнесла имя его любимой женщины, точно ругательство, — она ведь тоже вертит тобой, как хочет.

— Тебе не понять, сколько бы я ни говорил, — грустно усмехнулся Лоцман, — в любом случае, она не лжет. А здесь нет ничего, кроме обмана, впрочем, предельно глупо было бы ожидать иного.

Женщина резко отдернула руку, будто обжегшись. Прекрасное лицо ее все еще оставалось спокойным, но глаза полнились гневом.

— Ты играешь с огнем, зеленоглазый. Я еще никому не доверяла так, как тебе, а ты обвиняешь меня во лжи!

— Ты прекрасная актриса, Дингра.

— Это все, что ты можешь сказать? — она взглянула на него, чуть склонив голову набок. Почти так, как это делала Тайри, — Хочешь испытать мою Силу?!! — голос ее изменился, став низким и вибрирующим, — что ж, не хочешь добровольно, так будешь привязан!

Ожерелье из рубинов на ее шее показалось Даррену брызгами свежей крови. В каюте стало темнее, жрица чертила на ладони какой-то знак узким каменным стилетом, едва слышно произносила слова заклинания. От странного аромата ее духов путались мысли, голова становилась тяжелой, накатывала дремота. Волшебник понял, что еще минута, и он останется здесь навсегда, и, даже если вырвется, унесет в себе колдовскую занозу, которая будет возвращать все его мысли, сны, чувства сюда, к Дингре. Он собрался, стряхнул с себя оцепенение и ударил древним запретным заклинанием. Даррен никогда в жизни не решился бы на это, не покусись жрица на свободу его мыслей и чувств.

"В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов.

Стать сильным, как они, тебе не суждено.

На жизнь, ее скорбей и счастья не изведав,

Ты будешь, как больной, смотреть через окно.

И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,

И скука въестся в плоть, желания губя,

И в черепе твоем мечты окостенеют,

И ужас из зеркал посмотрит на тебя."

(Поль Верхарн)

Лоцман не стал дожидаться, подействует ли его страшное оружие, или Дингра отразит его. Он шагнул, а лучше сказать, вломился на ближайшую Сокрытую Тропу. Обратная дорога показалась ему вечностью: весь путь домой пришлось «выжигать», отдавая за каждый шаг частицу собственного Огня. Когда он буквально вывалился во внутренний дворик бывшей резиденции купца, шум сражения и пушечная канонада показались ему райской музыкой. Он с трудом верил, что добрался живым.

— Творец милосердный, Дар, что с тобой случилось? — перед ним стояла Тайри — живая, хоть и с перебинтованным плечом. — Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Ты как будто исчез…

— Н-ничего, надеюсь, что ничего страшного. Мне сказали, что ты опасно ранена…

— Да, было дело, зазевалась — полоснул какой-то сумасшедщий, — отмахнулась волшебница, — нет ни времени, ни сил затянуть рану. Что-то ты мне не нравишься, не верю я твоему «ничего страшного».

— Я сам ему не верю, Тайри. Я все расскажу тебе… позже.

— Хорошо, — Хранительница смотрела на него обеспокоенно, но допытываться не стала, — мы отступаем, Дар, а правильнее сказать — бежим. На нас прет лавина нечисти, с которой одной мне не справиться. А мои элеттийцы сейчас настолько выжаты, что еще одно усилие просто убьет их.

— Я могу…

— Ты сам сейчас выглядишь не лучше. Думаешь, я не вижу? Нам всем нужен отдых. Так что и не пытайся. Мы послали гонца к королю, хотя он наверняка уже и сам все увидел. С этими тварями может справиться только его чудо-оружие.

— Жезл?

— Секиры. Я боюсь одного: что все наши усилия будут тщетны…

Через двор шли солдаты — последние из тех, кто удерживал дом, волоча за собой легкие корабельные орудия на собранных из подручного материала лафетах, тяжелые стационарные арбалеты, ящики с глиняными ядрами для катапульт.

— Пора, мой Лоцман, пойдем, — Тайри взяла Даррена за руку, — да у тебя пальцы ледяные!

— Всем отойти на ярмарочную площадь! — услышали они голос командующего отступлением Раррока.

— О, кажется. Его величество прибыли, — устало улыбнулась Хранительница, — идем же, сейчас здесь начнется такое…

Поначалу вполне организованное отступление рассыпалось. Тайри и несколько едва державшихся на ногах элеттийцев кое-как справлялись с отвратительными тварями А’Деула, миновавшими королевские Секиры. Батарея вяло огрызалась, прикрывая отходящий к Цитадели изрядно потрепанный отряд. Даррен и правда ничем не мог помочь им, он едва находил в себе силы двигаться. Прорыв по заполненной Тьмой Тропе и разговор с Дингрой обошлись ему очень дорого. Стыдно было признаться, но сейчас им владело одно желание: лечь и уснуть. Еще Лоцмана мучила совесть, ведь он чуть не поверил темной жрице и был в шаге от того, чтобы навсегда покинуть Тайри. А ведь вернуться удалось только благодаря той ниточке, что соединяла его и Хранительницу. Он был слеп и глух, все его магические чувства отказывались работать во Тьме… Даррен шел на далекий свет ее души — и спасся! Да, Тайри может быть, еще не любила его, но никогда и не предавала. А он… Задумавшись, Лоцман отстал от сопровождавших его воинов, замешкался, обходя догорающий труп какого-то не в меру зарвавшегося монстра.

— Быстрее, господин волшебник! — окликнули его, — не ровен час Темные из пушек в ответ палить начнут. Если с вами что случится, как мы Хранительнице в глаза-то посмотрим.

— Бегу, уже бегу, — откликнулся Лоцман, прибавляя шагу.

Захватчики, точно услышав, дали залп, за ним другой… Рядом с Дарреном тяжело бухнулось и разорвалось на десяток острых осколков большое ядро. Зеленоглазый волшебник слабо вскрикнул, схватился за грудь и осел наземь.

— Ох, небесные защитники, лейтенант, ты как в воду глядел, — охнул рядом немолодой вояка, — беги теперь за ней…

Но Тайри уже сама спешила к ним. Бегло осмотрев мага, велела как можно быстрее доставить его во дворец — там Одри поможет извлечь осколки и затянуть раны. Тяжелое предчувствие ледяными пальцами сжало сердце, к счастью, в бою невозможно было на нем сосредоточиться.

Вечер принес кратковременную передышку за стенами, но не облегчение. Хороших известий просто не было, да и откуда им взяться? Враг замкнул кольцо вокруг Старой Цитадели, людей, способных держать оружие, становилось все меньше и меньше. Едва алеттийские маги находили способ одолеть одних чудовищ, как на смену им тут же появлялись другие, которым только что действовавшая защита была нипочем. Силы были на исходе, и горожане это хорошо понимали.