Пантолеон помолился. Затем, взяв за руку расслабленного, громко воскликнул:

— Во имя Господа Иисуса Христа встань и будь здоров!

И расслабленный тотчас поднялся. Столь явное чудо могло бы убедить жрецов, что Христос — истинный Всемогущий Бог, но они завопили:

— Государь, если ты не убьешь этого юношу, то прекратятся жертвы богам, а мы станем посмешищем в глазах христиан!

Тогда по приказанию императора Пантолеона предали мучениям. Ему железными крючьями стали рвать тело и опалять зажженными свечами. Но Господь, явившись ему в образе Ермолая, сказал:

— Не бойся, Я с тобой!

И руки мучителей сразу ослабли, а свечи погасли. Увидев это, император велел расплавить в большом котле олово и бросить в него мученика. Но когда они это сделали, огонь сразу погас, а олово остыло. Пантолеон же остался невредимым.

Взбешенный император приказал привязать Пантолеону на шею большой камень и утопить его в море. Но там святому мученику снова явился Господь в образе старца Ермолая, отвязал камень и, взяв его за руку, вывел на берег.

Ослепленный злой император не захотел увидеть в этих чудесах силу Божию, но придумывал новые пытки, чтобы погубить святого мученика. По повелению императора Пантолеона привели в цирк и бросили на растерзание диким зверям. Но они лизали его ноги и отталкивали друг друга, стараясь коснуться руки святого. Видя это, зрители поднялись с мест и стали кричать:

— Велик Бог христианский! Да будет отпущен неповинный и праведный юноша!

Разъяренный правитель приказал воинам убить всех, кто славил Господа Иисуса Христа, и даже убить зверей, не тронувших святого мученика. Видя это, святой Пантолеон воскликнул:

— Слава Тебе, Христе Боже, что не только люди, но и звери умирают за Тебя!

Тогда взбешенный язычник велел вывести Пантолеона за город, отрубить ему голову, а тело сжечь. На месте блаженной кончины мученика стояла одинокая маслина. К ней привязали Пантолеона, и один из воинов ударил его мечом. Но железо согнулось, как воск, не причинив святому вреда, ибо он еще не закончил свою предсмертную молитву. В этот момент раздался небесный голос:

— Отныне твое имя Пантелеймон, ибо ты будешь миловать всех!

В этом новом имени было указание Божие, что всякий, кто призовет Пантелеймона в минуту своей беды или скорби, получит от него утешение. Воины, видя это чудо и слыша голос с неба, припали к ногам великомученика и умоляли его простить их. Но пришел час его кончины, и он сказал:

— Если вы не выполните приказ, то не получите милости от Христа!

Тогда один из них извлек меч и отсек святому голову. Вместо крови из раны потекло молоко, а маслина от верхушки до корня покрылась плодами. Множество людей, видевших это, уверовали во Христа. Тело мученика приказали бросить в огонь, но пламя не коснулось его. Христиане взяли его и с честью похоронили.

Трое из слуг Пантелеймона видели его страдания, слышали небесный голос и записали все это, чтобы память о мученике не была забыта вовеки.

Господин Великий Новгород!». Так в старину жители называли свой родной город, гордясь его богатством. И действительно, славен и велик был Новгород. Он расположен на двух берегах реки Волхов. На левом берегу возвышалась Софийская сторона со своим Кремлем, в центре которого сияли купола Софийского собора.

На правом берегу тянулась Торговая сторона. Целый день там толпился народ. Иностранные купцы привозили туда свои товары: вина, тонкие разноцветные ткани, изделия из золота и серебра. У пристани, где были пришвартованы их суда, стоял гул от тысяч голосов. На Торговой стороне города для иностранных купцов были построены особые торговые дворы, где они жили месяцами. Там же была их «варяжская божница» — латинский костел.

В середине XIII века среди приезжавших в Новгород заморских гостей выделялся своей красотой молодой варяжский купец. Он был очень богат, привозил горы разного товара и, распродав все, не торопился уезжать домой. Но Великий Новгород притягивал его не кипучей жизнью, не веселым разгулом и даже не барышами от торговли. Его влекли к себе прекрасные белоснежные храмы, горящие золотыми крестами на синем небе, их тайнственный полумрак, мерцающие огни восковых свечей перед иконами, торжественные богослужения, стройное, за душу берущее пение. Он любил уходить в пригородные монастыри и подолгу беседовал с иноками о православной вере, которая казалась ему прекраснее всех других.

Недалеко от Новгорода, на правом берегу Волхова, стояла Хутынская обитель, недавно основанная преподобным Варлаамом. Этот великий подвижник еще при жизни творил чудеса и имел дар прозорливости. К этому любимому и чтимому всеми новгородцами угоднику Божию однажды пришел юный купец и поведал ему свое сокровенное желание: бросить мирскую суету, покинуть дом и друзей, раздать богатство нищим и посвятить себя Богу. Прозорливый старец с радостью принял молодого варяга в свою обитель. Вскоре иноземец показал такое усердие в монашеских послушаниях, что преподобный Варлаам не стал медлить, присоединил его к Православной Церкви и постриг в иноки с именем Прокопий.

Прокопий построил на свои средства новый храм в обители, все, что имел, раздал нищим и посвятил себя служению Богу. Но Хутынская обитель была многолюдна, в ней трудно было найти ту тишину, которую искал Прокопий. Много людей приходило в обитель: и князья, и бояре, и торговые люди, и простые крестьяне. Они приходили помолиться, посоветоваться с игуменом, найти у него утешение. Часто среди них возникали разговоры о Прокопии.

— Знаешь, что сделал этот человек? — говорил один другому. — Он был славен и богат, но добровольно отказался от всех благ мира, оставил родных и друзей, чтобы всецело отдать себя Богу.

И все прославляли его смирение и готовность терпеть ради Христа самые тяжелые лишения. Эти речи смущали Прокопия, он чувствовал их опасность для себя, боялся возгордиться. Он знал, что враг человека, дьявол, не дремлет и только ждет удобной минуты, чтобы смутить душу подвижника и погубить его. И вот он, получив благословение игумена, решил покинуть Хутынскую обитель и найти такое глухое место, где бы его никто не знал. Однажды после вечерней молитвы, когда иноки разошлись по своим кельям, Прокопий, никем не замеченный, оставил обитель.

Еще раньше он слышал от своих товарищей-купцов о диком крае, расположенном на востоке от Новгорода. Месяцев семь в году его земля была покрыта глубокой снежной пеленой, а реки скованы льдом. Когда в апреле вся эта масса снега и льда начинала таять, реки и озера выходили из берегов и на огромном пространстве затопляли окрестности, причиняя много бед людям. Зато в короткие летние месяцы все преображалось: лесные поляны и мшистые болота покрывались ягодами, а осенью — грибами.

Прокопий шел на восток. Путь его был опасен и тяжел. Ему приходилось переплывать реки, вязнуть в топких болотах, продираться сквозь непроходимую лесную чащу. Скоро от его одежды остались одни лохмотья, ноги были изранены. Но Прокопий как будто ничего не замечал. Так он прошел не одну сотню километров, пока не добрался до Великого Устюга, небольшого города, лежащего на высоком берегу при слиянии двух рек.

В Устюге Прокопий поселился в полуразвалившейся, заброшенной хижине. Большую часть времени он проводил, прося милостыню около храма. В этом диком краю никто не слышал о молодом иноземном купце, добровольно отказавшемся от земных благ. Да и кто бы смог узнать в этом нищем молодого красавца-купца?

Но для его смирения и этого казалось мало: Прокопий принял на себя подвиг юродства во Христе. В грязном рубище, с босыми ногами, посиневшими от стужи, с длинными, спутанными волосами, без шапки Прокопий ходил по городу, вызывая у одних жалость, а у других грубые насмешки и издевательства. И чем хуже обходились с ним, тем радостнее и светлее становилось у него на душе. Он благодарил Бога за каждое новое оскорбление и тайно молился за своих обидчиков. Свой ум и знания он тщательно скрывал от людей. Следуя обычаю юродивых, Прокопий поселился на паперти соборного храма. Ночью, когда никто не мог его видеть, Прокопий преображался: его лицо становилось одухотворенным, в глазах отражался глубокий ум, уста возносили хвалу и благодарения Богу. Он молился Создателю не только о себе, но и за весь христианский мир, за жителей Устюга, забывших Бога, погрязших в суете и грехах, за своих обидчиков.