Узкая тропка вывела к потаённому озеру. Скалы окружили его плотным кольцом, ощетинившись острыми пиками. Только узкий лаз, скрытый в зелени кустов позволяет пробраться к берегу.

Ветки густого малинника держат за ноги, не пускают, у самых скал к ним прибавилась поросль ежевики. Ягоды спелые, сочные, как и всегда в этом месте. Ненароком утащил одну в рот, пьянящая сладость жёлтой малины приятно растекается по языку. Люди считают ягоды этого цвета ядовитыми, тем лучше для нас. Никто даже случайно не взглянет на то, что скрывают за собой скалы.

Гладь мертвого озера сверкает на солнце, сквозь кристально чистую воду ясно видно песчаное дно. Призрачное, не настоящее. На берегах никогда не селятся птицы, в воде не мелькнёт ни одной серебристой рыбешки. Только солнечные лучи купаются досыта в серебряных бликах хрустальной воды. Тишина и покой обрываются брошенным на воду ярким цветком азалии. Он не откроет портал, смешно так считать, а лишь позволит удостовериться, что все работает именно так, как нужно. Водоворот закружил лепестки, и цветок провалился сквозь дно, как и не было его здесь. Невольно сердца касается первобытный страх, так свойственный людям и ничего не имеющий общего с нами. Странно, а все же он есть. Конь хрипит и боится шагнуть, с силой вжимаю ноги в его крутые бока. Прыжок, вихрь брызг, и на меня обрушился гомон голосов. Площадка перед дворцом пестрит нарядными платьями, отец прохаживается среди гостей. А я оторопел на секунду, что значит этот званый прием? Следом из портала в фонтан вылез друг. Стоим, замерев, нас никто не счёл нужным известить о том, что во дворец сегодня прибудут семьи знатнейших эльфов. С моего походного плаща стекает вода, стараюсь прикрыть дыру от гоблинского меча на бедре. Рана давно затянулась, чего нельзя сказать о ткани штанов. И венца, подходящего случаю, на моей голове нет.

— Сын мой! Этот день станет особенно счастливым для нас всех! — отец скрывает негодование за привычной холодной учтивостью.

— Отец, позвольте мне удалиться ненадолго к себе, я должен сменить одеяние.

Кажется, он не счёл нужным меня услышать. Тысячелетнему старцу это простительно, но отец умышленно сделал вид, что не слышит.

— На рассвете я был в Священной роще! И боги послали мне видение о грядущем!

На рассвете там был я, а вот вас точно я там не видел. Почти поверил речи о видении. Главное слово — "почти". Какое же ты свое решение подсунешь нам вместо пророчества, хотел бы я знать. Главное, не выдать мимикой своих дерзких мыслей. Ждать осталось не долго, совсем скоро трон станет моим, и я буду принимать решения. А пока приходится подчиниться воле полубезумного старца.

— Я рад буду узнать волю богов, вложенную в ваши уста, отец.

— Близится самая черная ночь года — Саймон. Час битвы и час смятения. Готов ли ты принять то, что готовит судьба?

— Готов, отец, — если он скажет, что битвы не будет, а мне надлежит отсидеться во дворце, клянусь, я ослушаюсь, чего бы это мне ни стоило.

— Боюсь, недостаточно, многое может случиться. Ведьмы сильны. В этот раз их прибудет ровно тринадцать, такова воля богов, — самые юные эльфийки поднесли ладони к губам, стремясь сдержать испуганные вздохи, — Этим днём ты женишься на Габриэль, ждать более нет смысла. Брак свершится прямо сейчас, я сделал за тебя этот выбор.

Безумец! Девушка только-только вошла в брачную пору. Есть же целых три подходящих мне по статусу и по возрасту чудесных невесты! Что я буду делать с тринадцатилетней? В куклы играть? Замки из песка строить? Отец обезумел. Или… Или таким путем хочет прибрать к рукам огромное приданое девушки. Она последняя и единственная наследница неимоверно богатого рода.

Но разве это повод так спешно заключать брак? Или есть что-то, о чем я не знаю? Ладно, хотя бы не ведьма, уже хорошо, и даже не человек. Мало ли что отцу могло сейчас прийти в голову.

— Счастлив ли ты, узнав о моём решении? Считаешь себя достойным быстроногий Габриэль?

— Да, отец, — отказать я не имею права, если хочу в скором времени обрести трон. Нарушивший волю отца подвергается жестокому наказанию, а то и изгнанию на орочьи земли пока не порастеряет там в тяжёлых битвах всю свою дерзость, а то и жизнь.

— Сойди к нам на землю и возьми руку своей нареченной, подойдите к камню алтаря вместе!

Хоть бы дикие незабудки с этого замшелого камня кто-нибудь догадался убрать. А, впрочем, довольно красиво. Поплотнее запахнул свой плащ, чтоб только не видно было прорехи, что не укрылось от острого взора короля.

— Мой сын — воплощённая добродетель и скромность!

Хоть бы переодеться мне дал! Скромность! Что за чертовщина творится в моей жизни со вчерашнего дня? Чтобы король, этот поборник традиций, так торопился с заключением брака? Как минимум, странно. На деле вызывает оторопь у всех собравшихся здесь.

Невеста шагнула к алтарю первой. Дитя чистой воды. Как только такое стало возможным в нашем лесу? Как можно счесть женщиной ту, что ещё не отрастила волос до колен? Ее же может унести ветер. Слезинки застыли на длинных ресницах. Девушка находится здесь тоже не по своей воле. Прозрачная красота полуребенка, ещё чуть-чуть и она упадет в обморок. Не трону я ее, пусть только обрядом зовётся женой. Разве можно взять силой то, что не хочет принадлежать тебе, ту, что ещё не созрела для брака. Быть может, лет через пять или шесть мы и встретимся с ней на постели. Но сейчас мне до боли хочется ее отпустить на волю, не дать свершится неминуемому ритуалу.

— Клянешься ли ты, что чиста и вступаешь в брак по своей воле? — острый ритуальный кинжал вспарывает кончик пальца, ладонь. Кровь капает на фиалки почти несмело и тут же рассыпается сотней солнечных брызг. Алтарь принял жертву невесты, она достойна неминуемого брака.

— Сын мой!

Два шага отделяют меня от алтаря. Совесть требует отступить, гордость не даёт сделать этого. Я обязан сейчас подчиниться воле отца, если и дальше хочу идти, следуя нити своей судьбы. Смело протягиваю вперёд руку. Боль от ножа ничто по сравнению с глупой жестокостью ритуала. Зачем надо было принуждать к браку именно эту эльфийку? Никакие богатства ее семьи не стоят пролитых слез. Кровь течет густо, моей руки кинжал не пожалел. Фиалки испачканы ею, обращены в грязь. Искр нет. Ни один солнечный зайчик не вспорхнул над алтарем. Моей жертвы не приняли боги, как если бы я уже был связан с другой или не достоин такой чести. Слишком мало провел успешных боёв, недостаточно насытил наш лес вражьей кровью. Или же просто уже обручен с другой, другим. С колдуном. Служитель священной рощи ошибся. Отец онемел и пытается схватиться за сердце, которого, после объявления ритуала я уверен, у него в груди нет.

— Пошел вон! — звучит как проклятие. Как очутился на спине у коня, я не понял сам. Очнулся, только выйдя на берегу одного из множества мертвых озёр.

— Как?! Ты же знал, что брак с ней невозможен? Ты же не ее видел в источнике! Зачем? Ты ведь мог сказать королю! — накинулся на меня друг. Повезло, что он рядом, что последовал за мной, за изгнанником.

— В источнике я видел мужчину! Воина! Колдуна!

Энтэль

— Быть такого не может. Должно быть, ты ошибся? Брак, созданный по промыслу наших богов, всегда плодотворен. А мужчина никогда не сможет тебе ну это того… Подарить ребенка, следующего, кто займет трон.

— Поздравляю! Служитель священной рощи сказал тоже самое! А колдуна посчитал моим названным братом, раз уж боги начали связывать наши с ним судьбы! Избранная же, на взгляд служителя, просто не нашла ещё своего воплощения в этом мире, витает под облаками, выбирает, в какой бы эльфийской семье ей появиться на свет. Неторопливая она у меня. Ну и демон то с ней и с ее облаками! Пусть ещё хоть столетие выбирает. А вот я в своем выборе должен был быть полностью волен! Ан, нет! Как бы не так! Алтарь моей крови не принял!

— Подожди. Может дело в другом?

— В чем, например?