Редиска, огурцы, помидоры и другие овощи дали такой доход, что колхоз сумел расплатиться со всеми своими долгами и стать на ноги.

Урожай зерновых, особенно на опытном поле, был высоким, почти небывалым.

Первым в правление пришел Любецкий. Он обнял Мегудина и сказал:

— Ну, Илюша, видишь… Ты и твои люди достигли такого, чем по праву можно гордиться. Ведь раньше колхоз и посеянных семян не собирал, а теперь получили такой урожай, какого еще не бывало в нашем районе. Правда, это пока еще на небольшой площади, но вы показали, что дает хорошая работа.

— Пока еще нечем хвастаться, — махнул рукой Мегудин. — Когда в полной мере расправим крылья, тогда только поднимемся ввысь.

Газеты много писали о трудовых успехах бывшего отсталого колхоза в Петровке.

…Когда Борис Викторович Соломатин по решению ЦК снова был направлен в Крымский обком партии секретарем, он, узнав из газет о больших достижениях этого колхоза, спросил работника аппарата:

— О каком Мегудине идет речь? Не о том ли, который был председателем Курманского райисполкома?

— Да, точно, о нем. Он был исключен из партии. Теперь, наверно, его восстановят, — ответил тот.

— Мегудина исключили из партии? За что? — изумился Соломатин.

— Он работал в Кировском районе первым секретарем райкома и там натворил дел…

— Каких дел?

— Сорвал хлебозаготовку и…

— Где находится это дело? Я хочу посмотреть.

— Сейчас узнаю. — Сотрудник аппарата вышел из кабинета.

Вскоре он вернулся и сказал:

— Дело находится в Центральной контрольной партийной комиссии, куда Мегудин апеллировал.

В тот же день Соломатин позвонил в Москву и узнал, что Мегудина восстановили в партии. Он тотчас известил Курманский райком, что завтра приедет к ним.

В Курман секретарь обкома приехал на другой день. Любецкий встретил его на крыльце райкомовского здания.

— Я тут был сразу после освобождения района от немецких оккупантов, — сказал Соломатин, протягивая руку Любецкому. — Поселок тогда был разрушен, почти весь сгорел. А теперь жизнь, видно, здесь налаживается. Я вижу новые дома, улицы…

— Понемногу залечиваем раны войны, набираемся сил, идем вперед, — улыбнулся Любецкий, приглашая гостя в свой кабинет.

Соломатин интересовался положением дел в районе, экономикой колхозов и совхозов, материальным благосостоянием людей…

Любецкий в общих чертах рассказал, что сделано за это время в колхозах, об их успехах и трудностях. Когда он заговорил о Петровском колхозе, Соломатин, внимательно выслушав, сказал:

— Я хотел бы поподробнее узнать, каким образом они добились там этих небывалых успехов. За один год сделать такой скачок — увеличить реальный доход колхозников в десять раз — просто чудо!

— Да, чудо, — подтвердил Любецкий.

— Поедемте в Петровку, — предложил Соломатин. — Посмотрим хозяйство, встретимся с Мегудиным. Вчера я звонил в Москву, и мне сообщили, что его восстановили в партии. Я хочу поздравить его и вернуть партийный билет. Надо будет представить председателя и особенно отличившихся колхозников к правительственным наградам.

— Совершенно справедливо, — горячо поддержал Соломатина Любецкий. — Мы уже подготовили материалы и собираемся отправить их в обком.

Любецкий позвонил в правление Петровского колхоза и выяснил, что председатель находится либо на винограднике, либо на ферме.

— Поедемте, посмотрим на месте, что у него делается, где-нибудь найдем его, — сказал Любецкий.

Проехали через железнодорожную линию, и машина очутилась в небольшой деревушке. По обе стороны улицы стояли маленькие домики, крытые соломой, стены некоторых из них осели и покосились. За околицей этого селения показался добротно обработанный виноградник.

— Весь виноградник восстановлен? — спросил Соломатин.

— Да, почти. Полгектара очистили от свинороя сразу после войны. Он давал кое-какой урожай. А как остальной массив был восстановлен, вы, наверное, читали в газетах.

— Молодцы! Большую работу проделали за довольно короткий срок, — заметил Соломатин, вынимая из портфеля блокнот, в который начал записывать некоторые цифры. — Вы, я вижу, все тут знаете наизусть.

— Каждую эту цифру мы выстрадали, — сказал Любецкий. — Сколько бессонных ночей просиживали с Мегудиным, обдумывая, как лучше с меньшими затратами все это осуществить. Это стоило людям больших усилий, потом и кровью все добывалось.

— Да, да, видно, что тут вложено много ума и сердца, — согласился Соломатин.

Постояв немного, они поехали к овощному полю. Любецкий попросил шофера остановить машину возле скважины.

— Нашу скважину справедливо назвали «скважиной слез», — сказал Любецкий. — Да, много слез было пролито, пока ее построили. Каждую трубу, каждый винтик, гаечку приходилось буквально выклянчивать. Кругом разруха, производство еще не было налажено, а спрос на строительные материалы — огромный. И вот начали бурить. Сделали невозможное. Вода спасла урожай овощей, который дал возможность развернуться колхозу.

Любецкий с Соломатиным осмотрели овощное поле и поехали на ферму. По пути остановились возле правления колхоза.

— Зайдемте, иногда Мегудин и днем заглядывает в контору, — пригласил гостя Любецкий.

Мегудина в правлении они не застали. Бухгалтер, единственная живая душа в конторе, увидев секретаря райкома с каким-то незнакомым, видно, важным гостем, немного растерялся:

— Пожалуйста, пожалуйста, садитесь…

— Спасибо. Председатель не заходил? — спросил Любецкий.

— Днем он редко заходит. Где-то в поле или на ферме. Я сейчас кого-нибудь пошлю за ним, — засуетился бухгалтер.

— Не надо, мы пока сами посмотрим ваше хозяйство, — остановил его Любецкий.

— Да, да, теперь-то у нас есть на что смотреть, — сказал бухгалтер. — Вы знаете, где находится наша ферма? Надо ехать по главной улице, там, где она кончается, вы увидите силосную башню. Это недалеко, совсем недалеко отсюда.

— Не беспокойтесь, я знаю, где ваша ферма, не раз бывал там, — ответил Любецкий.

Секретарь райкома, который действительно часто бывал во всех уголках Петровского колхоза, не узнал ферму, так она изменилась за короткое время.

— Мегудин, значит, добрался уже и до животноводства, — сказал Любецкий, входя с секретарем обкома на территорию фермы. — До сих пор он все вкладывал в овощи.

— Почему в овощи?

— Потому что эти культуры являются его точкой опоры. От них колхоз получал значительный доход. А деньги вкладывали в другие отрасли хозяйства.

— Прямо как Архимед, который искал точку опоры, чтобы перевернуть весь мир…

— В известной мере это так, но они хотят не мир перевернуть, а поднять свое хозяйство. И это им удалось. Результаты налицо… Небывалый скачок в развитии колхозного хозяйства многим казался какой-то тайной, секретом Мегудина, а все дело просто в искусстве руководства, в умении работать с людьми.

— Да, да, в этом все дело, — согласился Соломатин, осматривая двор. — Чувствуется крепкая хозяйская рука. Посмотрите, какой порядок всюду.

Любецкий с Соломатиным подошли к художественно оформленному щиту, прикрепленному к столбу, недалеко от входа в коровник. На нем были расписаны распорядок дня на ферме, рацион для скота и показатели удоя. Рядом висели наглядные плакаты о выращивании молодняка.

Войдя в коровник, они услышали голос.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько корма съедает корова в день? — спросил кто-то.

— Кто это считает? Сколько съедает, столько и съедает, — ответил задорный женский голос.

— Надо знать, что если корова дает дохода меньше, чем затрачено на ее содержание, нет смысла ее держать. Она должна давать прибыли по крайней мере в пять-шесть раз больше.

— Это Мегудин, его голос, — улыбнулся Любецкий.

Они подошли к стойлу, где председатель разговаривал с дояркой. Увидев их, Мегудин поздоровался. При тусклом свете вглядываясь в знакомое лицо, Илья оторопел: «Неужели товарищ Соломатин?»

— Вы, кажется, были как-то у нас? — неуверенно спросил Мегудин.