3
Отношения между Мегудиным и Дублиным становились все напряженнее. Мегудин не давал сотрудникам райисполкома засиживаться на местах. Он требовал, чтобы ответственные работники района бывали в колхозах, помогали им в работе. Дублину это было не по душе. Он вообще не любил, чтобы ему указывали.
— Сам знаю, когда и кого посылать в район, — говорил он Мегудину чванливым тоном. — Считаю ненужным околачиваться там целыми днями… Наше дело руководить и ехать туда, когда в этом есть необходимость… Я же не председатель колхоза, а председатель райисполкома и отвечаю за работу всего района.
— Не по бумажкам и не по телефону надо руководить, а конкретно с людьми работать. Если они делают что-то не так, надо поправить, учить их…
— Пожалуйста, не указывайте мне… Я знаю, как работать…
Мегудин старался установить нормальные отношения с Дублиным, но тот делал все по-своему. Он мог в самое напряженное время уехать в область, якобы на заседание, совещание, а на самом деле ехал к дружкам со связями, которые поддерживали его. Всюду где мог он компрометировал Мегудина. Когда был снят прежний секретарь, Дублин был уверен, что его поставят на место ушедшего, но прислали Мегудина, который сам работает самозабвенно и требует от каждого полной отдачи сил. Но план хлебозаготовок все же не выполнялся.
Дублин понимал, что вышестоящие организации будут искать виновных, поэтому он заранее решил свалить вину на Мегудина. Приезжая в обком, он распространял слухи, что Мегудин стремится заслужить дешевый авторитет среди колхозников, потакает их потребительским настроениям и демагогическими средствами оправдывает тех, кто оставил семенные фонды, которые район давно мог отдать государству и выполнить основной план и даже встречный, который он, Дублин, выдвинул. «Мне терять нечего, — решил Семен Михайлович. — Напишу в обком, и пусть там разбираются. «Борьба за хлеб — борьба за социализм» — с этой фразы начну письмо. Пусть видят, что я силен в политике. Но основное — это насытить письмо фактами, подобрать такие материалы, которые нельзя опровергнуть. Ведь неопровержимо, что Мегудин сорвал выполнение плана хлебозаготовок и не поддержал патриотическое предложение о встречном плане. Но этого недостаточно, надо будет подъехать в Курманский район, где работал Мегудин, там, наверное, найдутся люди, которых он когда-то чем-то обидел, и они имеют зуб на него…»
Минна знала, что муж враждует с Мегудиным, но причина, которая привела к этому, ей была неизвестна. Она редко встречала Илью, он, как всегда, был весь поглощен работой, заехать к нему домой было неудобно. Но как-то раз, случайно, она все же встретила его на улице. Обрадовалась:
— Когда мы жили далеко друг от друга, то годами не встречались, а теперь живем, можно сказать, рядом, так тоже не видимся. Я бы тебя пригласила к себе в гости, но ты почему-то не в ладах с Семеном, а к тебе прийти тоже неловко.
— Почему ты не можешь прийти к нам? Для Лизы ты будешь таким же желанным гостем, как и для меня.
— Нет, это не так. Поверь мне, что это не так… Если бы Сема пошел со мной, мне удобней было бы зайти к вам. Но одной… Я хотела бы поговорить… Мне хочется знать, что происходит между тобой и Семой.
— Откуда ты знаешь, что между нами что-то происходит? Он тебе сказал?
— Ничего он мне не говорил, но я вижу.
— Что ты видишь?
Рассказать ему, что Сема ходит сам не свой, ругает его по всякому поводу, она несмела. Но ей хотелось знать, потому ли это, что он ревнует к Мегудину, или по другой причине.
Вдруг из-за угла появился Дублин. Он хотел притаиться в сторонке и подслушать, о чем они говорят, но не выдержал и подошел к Минне. Как бы шутя сказал:
— Услышал знакомый голосок… Решил поглядеть, с кем она так мило любезничает. Оказывается… Вы извините, я очень спешу… — Он взял жену под руку, и они ушли.
Раздраженный голос Семена как ножом резанул Минну по сердцу. Ей стало стыдно за мужа.
— О чем вы так увлеченно говорили? — спросил Семен, когда они немного отошли.
— Я его увидела и остановилась…
— Это ложь! Ты его не случайно встретила… Вы договорились!
— Когда я могла договориться, если не видела его столько времени… Я бы хотела знать, что происходит между вами?
— Это не твое дело. Разберемся без тебя.
— Ну, а почему ты так взъелся на него? Что он тебе сделал?
— Ты хочешь, чтобы я целовался с ним?..
— Ты бы постыдился такое говорить. Мы вместе росли, вместе учились, так неужели нельзя остановиться на минутку и перемолвиться несколькими словами?
— Тебе нужно, чтобы о вас болтали? Опозорить меня? Я ведь председатель райисполкома. Люди всё видят, а ты не хочешь понять…
— Перестань! Хватит, мне противно слушать твои бредни! — резко прервала она его.
Пока они шли домой, Дублин немного успокоился. Минна дала ему поесть и, чтобы избежать новой размолвки, ушла на кухню. Семен сел к столу, обложился бумагами и начал что-то писать. Минна быстро прошмыгнула мимо него и легла спать. Ночью она несколько раз просыпалась, но он все еще сидел и писал.
Рано утром, когда Минна встала, чтобы приготовить мужу завтрак, она увидела на столе густо исписанные листки бумаги. На одном из них, лежавшем сверху, она неожиданно прочитала:
Минна пробежала глазами следующие строчки:
«Считаю своим партийным долгом сообщить обкому о вредной линии, которую ведет первый секретарь Кировского райкома партии И. А. Мегудин. Только из-за него район до сих пор не выполнил план хлебозаготовок. Вместо того чтобы мобилизовать колхозные массы на выполнение обязательств перед государством, он демобилизует их. Даже те колхозы в районе, которые хотели дать государству хлеб в счет встречного плана, под его влиянием отказались от этого и решили создать у себя семенные фонды. Такое положение нетерпимо. В работе Мегудина это не случайность. Можно найти много фактов, подтверждающих, что Мегудин чуждый партии человек. Когда он был директором Курманской МТС, за его спиной орудовали классовые враги. Это могут подтвердить живые свидетели…»
Не дочитав письмо до конца, Минна порвала его:
— Негодяй! На кого руку подымаешь! Что тебе такое сделал Мегудин, что ты без зазрения совести так омерзительно клевещешь на него?..
Дублин вскочил, начал озираться, не поняв, почему Минна кричит и ругается. Увидев разорванные листки бумаги, он заорал:
— Что ты натворила? Как посмела порвать?!
— Как у тебя рука поднялась писать такие гадости на честного человека?! Как ты смеешь?!
— Ты заступаешься, защищаешь его?
— Да, заступаюсь, ибо очень хорошо его знаю и не могу допустить, чтобы ты с грязью смешал человека, чьей подметки не стоишь…
— Я написал все, как было, и докажу…
— А я докажу, что ты клеветник!
— Теперь я вижу, что ты с ним заодно, так иди к нему, иди!
— Я пойду туда, куда найду нужным, я за правду — и за правду постою!
4
После ссоры с Минной Дублин был очень расстроен, не знал, что делать. Снова писать письмо, которое порвала жена, ему было тяжело. Наконец он набрался смелости и, смягчив некоторые места, которые очень возмутили Минну, написал письмо заново и отвез в обком. Оттуда он вернулся в приподнятом настроении.
Отношения с Минной стали еще напряженнее. Как ему ни хотелось похвастаться, что в обкоме внимательно отнеслись ко всему, что он сообщил в письме, ей об этом он и полслова не сказал.
Через несколько дней, вечером, когда Мегудин усталый вернулся из колхозов в райком, секретарша сообщила, что приехал товарищ из обкома и хочет его видеть.
— Он ничего не передал?
— Он сказал, что зайдет завтра утром в райком. Приезд представителя обкома его очень обрадовал. «Вероятно, обком решил основательно ознакомиться с положением дел в колхозах района», — подумал Мегудин.
Рано утром Мегудин поспешил в райком. Он посмотрел сводки, которые поступили за прошедшие сутки, о выполнении плана хлебозаготовок. Они были малоутешительными.
