— Илья это честно заслужил, — сказал Попелюха.

Долго еще собравшиеся высказывали свои соображения о предстоящем совещании в Кремле.

Радостную весть омрачила мысль: в чем проводить сына в дорогу, ведь в такой убогой, видавшей виды одежде нельзя ехать в Москву. Давно уже Зельда просит Илью зайти с ней в магазин, чтоб купить ему хоть какой-нибудь костюм.

— Ты выступаешь на собраниях, совещаниях, тебя слушают люди, а ты так одет… Нехорошо! — говорила она ему.

— Не беспокойся, мама, успеем. Не могу сейчас, полевые работы в самом разгаре, минуты свободной нет, — всегда отвечал он.

Такие разговоры Зельда заводила особенно усердно, когда увидела, что Илья начал заглядываться на Лизу.

— Как ты можешь приезжать к девушке в таком виде? — упрекала она сына. — Неужели тебе не стыдно?

— Ну, погоди еще немного, мама. Освобожусь, и мы с тобой поедем… — обещал Илья.

Он откладывал покупку костюма с зимы на лето, с лета на зиму. Но теперь, когда ему предстояла почетная поездка в Москву, Зельда решила во что бы то ни стало купить для него костюм. А тут, как назло, в магазине ничего подходящего не оказалось.

— Может быть, он в Москве что-нибудь купит, — предложил Авраам.

— Нет, в таком виде я его из дому ни за что не выпущу, — заявила Зельда. — Из-под земли надо достать…

И вдруг ее осенило.

— Знаешь, что я придумала, — неуверенно начала она, — только не смейся, пожалуйста…

— Ну скажи, что, что ты придумала? — заинтересовался Авраам.

— Мы сошьем ему костюм из… из суконного одеяла!

— Ну, ты просто умница! Мне бы это никогда в голову не пришло, — отозвался Авраам. — Только кто сошьет костюм? Здесь портных-то нет… и швейную машину найдем ли…

— Говорят, что Сендер Клафтер и Пиня Егес когда-то учились шить, — сказала Зельда. — Если они согласятся, я смогла бы им помочь.

Авраам отправился к Клафтеру, постучал в окно.

— Цто шлучилошь? — спросил Сендер, выйдя на крыльцо.

— Говорят, ты когда-то был портным?

— Какой я портной, ты же жнаешь, што я был балагулой. Правда, я немного уцилшя, но вше забыл. Вше же иголку могу держать в руках. А зацем тебе портной?

— Илье костюм надо срочно сшить. Он едет в Москву!

— Тогда обратитешь к Пине Егешу. Он был парижшким портным, а я, ешли нужно, помогу. Когда мне прийти?

— Сейчас. Прямо сейчас.

Когда Авраам вернулся домой вместе с Пиней, Зельда и Сендер Клафтер со всех сторон рассматривали одеяло и прикидывали, выйдет ли из него костюм.

— А вот и наш парижский портной, — сказал Авраам, указывая на Пиню. — Оказывается, он во время мировой войны сшил одному полковнику мундир.

Пиня выложил на стол иголки, нитки, ножницы, кусочек мела и попросил Зельду приготовить утюг. Затем надел очки и принялся осматривать одеяло. Когда в комнату вошел Илья, Пиня снял с него мерку, и работа закипела.

Всю ночь Егес мастерил костюм со своими двумя подмастерьями. Наутро, когда Илья, по обыкновению, собрался пойти в правление, его остановил Пиня:

— Одну минуточку, давай примерим костюм. А то тебя потом сюда не затащишь, и мы не успеем закончить.

Увидев, что костюм сидит на Илье хорошо, он прищелкнул языком и запел известную песню портных:

Песню подхватил Сендер Клафтер:

— Почему без толку? Ведь уже заканчиваете, — сказала Зельда.

— Это же песня, — отозвался Пиня Егес.

Вечером, когда Илья вернулся домой, костюм был готов.

— Ну, что ты скажешь? — спросил довольный Пиня. — Настоящий мундир, не хуже, чем у того полковника. В таком костюме и в Кремле не стыдно показаться.

До отъезда оставались считанные часы, но Зельда не переставала суетиться. Она что-то утюжила, зашивала, укрепляла пуговицы и укладывала чемодан. Не забыла положить даже иголку с ниткой.

— Хватит, мама, ведь уже все готово, отдохни немного, — говорил ей Илья.

Когда машина тронулась с места, Зельда крикнула вдогонку:

— Приедешь в Москву, не забудь написать нам… Будь осторожен, там ведь много машин…

— Хорошо, хорошо, мама, не беспокойся…

…На вторые сутки поезд прибыл в Москву. Выходя из бурлящего вокзала, который был переполнен гомоном уезжавших и приезжавших пассажиров, Илья сразу почувствовал ритм большого города с бесконечным потоком людей, грохотом быстро мчавшихся автобусов, троллейбусов, машин, звоном трамваев. Ему казалось, что закованная в асфальт земля, опоясанная рельсами, дребезжит от нарастающего гула и грохота, как во время бури или шторма.

Илья поднял глаза, хотел увидеть солнце, но оно спряталось где-то за многоэтажными домами.

— Садитесь, товарищи, — сказал один из тех, кто встретил делегатов, указав на автобус.

Все заняли свои места, и автобус тронулся.

— Смотрите, сколько народу, сколько машин, — сказал кто-то, глядя в окно.

— Да, жизнь здесь бьет ключом… — отозвался другой.

Автобус подъехал к многоэтажному серо-желтому зданию, на фасаде которого была вывеска «Гранд-отель». Отсюда виднелись позолоченные башни Кремля.

На следующий день утром, после завтрака, делегаты пошли на открытие совещания. Вскоре перед их глазами во всей своей красе предстала величественная Красная площадь.

От сознания, что он ступает по легендарной площади, сердце Ильи забилось сильнее.

Посланцы — хлеборобы нашей страны — задержались у Мавзолея Ленина.

— Ленин… Ленин, — услышал он шепот делегатов.

Молча они прошли мимо Мавзолея и повернули к Спасским воротам, откуда направились к белокаменному дворцу, в котором должно было открыться совещание. Мегудин на минутку задержался у высокой массивной двери с причудливыми, вырезанными из орехового дерева орнаментами и вместе с делегатами поднялся по мраморным светло-серым ступенькам лестницы, которая вела в вестибюль. Когда Илья вошел в просторный зал, мощный поток света переливающихся всеми цветами радуги хрустальных люстр ослепил его, словно степное крымское солнце с синим небосводом перенеслось сюда. С затаенным дыханием он начал осматривать зал, стены и потолок, которые были окаймлены мозаикой из драгоценных камней. Очарованный увиденным, Илья стоял и вглядывался в волшебную красоту Кремлевского дворца.

В торжественной тишине раздался голос председателя, объявившего об открытии совещания колхозников-ударников.

…Совещание в Кремле, на котором было много сердечных встреч и интересных сообщений, продолжалось четыре дня. Здесь Илья получил возможность взвесить свою работу и труд своей бригады на строгих весах, измерить его мерой в масштабе успехов всей страны. Ему стало ясно, как мало и ничтожно содеянное им по сравнению с тем, что рассказывается здесь, и решил, что, наверное, поэтому никто и не вспоминает о его рекордном урожае.

В конце совещания, после заключительного слова докладчика, председатель объявил, что Центральный Комитет партии и Всесоюзный Центральный Исполнительный Комитет решили наградить ряд передовиков сельского хозяйства. К трибуне подошел секретарь ВЦИКа, вынул из папки несколько листков бумаги и начал вызывать награжденных на трибуну. Каждая вызванная фамилия сопровождалась бурными аплодисментами.

Неожиданно для себя Илья услышал: «Мегудин Илья Абрамович — председатель колхоза имени Свердлова Курманского района, Крым, награжден орденом Ленина».

Илья встал. Зал гремел от аплодисментов… Как в степи во время засухи, когда растения тоскуют по капле влаги, а потом вдруг зашумит теплый летний дождь и все оживает, так и в его душе заклокотала радость, когда он шел по шумному рукоплещущему залу к трибуне, чтобы получить высшую награду страны — орден Ленина.