Но Минна решила больше не ломать жизнь. После смерти матери она осталась одна и тяжело переживала одиночество, но Семен ей чужд по взглядам на жизнь, она безвозвратно порвала с ним и пресекала любые его попытки наладить с ней отношения.
Вернувшись из области домой, Минна узнала, что тут был товарищ из обкома, спрашивал ее. Эта весть очень обрадовала Минну. Сдержанные, но умные и задушевные письма, приходившие от Любецкого в далекий совхоз, она читала с волнением, с трепетным чувством. Несостоявшаяся встреча с ним в Москве расстроила ее, но, узнав причину, Минна успокоилась. Его появление здесь и интерес к ней придали ей уверенность: он обязательно опять приедет. В ее глазах появился веселый огонек, на душе было легко, работа стала спориться, и дела пошли в гору.
Выйдя из нового здания, недавно построенного для отделения совхоза, где она работала, Минна столкнулась с молодым человеком и обомлела.
«Илюша!» — хотелось ей крикнуть — так он был похож на Мегудина. Илья был таким в Новых Всходах, когда они только переселились в степь. Неужели это его сын?
— Извините, товарищ, ваше лицо мне очень знакомо, — обратилась она к молодому человеку. — Где мы с вами встречались?
— Не знаю, — пожал тот плечами.
— Как ваша фамилия?
Прежде чем он успел ответить, к нему подбежала белокурая девушка с серыми глазами и позвала его к директору.
— Кто-то приехал, кажется из области, и вас срочно требует.
Молодой человек ушел, а Минна, провожая его глазами, все сравнивала парня с Ильей Мегудиным — таким, каким он остался в ее памяти.
«Может быть, и Любецкий приехал?» — мелькнуло у нее в голове. Вернувшись в отделение, Минна начала наводить тут порядок. Прошел час, но никто не являлся, она уже собралась уходить, как вошла девушка со словами:
— Из обкома приехал тот самый, что прошлый раз спрашивал вас.
А вскоре постучал в дверь и вошел Любецкий. Держа в одной руке портфель, он, слегка поклонившись, с мягкой улыбкой на смуглом лице поздоровался, спросил:
— Вы давно здесь?
— Уже больше двух недель…
Спохватившись, что не предложила гостю сесть, она подала ему стул:
— Пожалуйста, садитесь!
Усевшись, Любецкий упрекнул:
— Почему не сообщили, когда приедете?
— Я ведь написала, что скоро буду…
— А я не знал, что вы уже здесь, — как бы оправдываясь, сказал Любецкий. — Хотя я теперь часто бываю в разъездах, но урвал бы часок, заехал…
— Спасибо, все обошлось хорошо.
— Ну, как устроились? Как идет работа?
— Вначале было трудно. Сейчас все налаживается.
— Комплекс у вас интересный, скоро дела примет новый директор, молодой, но очень способный и энергичный.
Минне хотелось узнать, не тот ли это человек, которого она сейчас видела, не из семьи ли Мегудиных? Но Любецкий заговорил о другом:
— Хорошо, что мы теперь близко находимся друг от друга, можно будет чаще встречаться.
Внимательный, ласковый взгляд Любецкого смутил Минну; опустив глаза, она промолчала.
— Вот вам мой телефон. Звоните, приезжайте в город…
— Немного налажу работу, постараюсь приехать… И вы приезжайте…
Посидев еще немного у Минны, Любецкий, тепло попрощавшись, ушел. Минна проводила его до машины.
Возвращаясь в отделение, она опять встретила того же молодого человека, остановилась, спросила:
— Вы напоминаете мне одного человека. Как ваша фамилия?
— Мегудин.
— Вы сын Ильи Абрамовича?
— Разве я так похож на своего отца? Говорят, что я больше похож на мать.
— Нет, ваш отец именно так выглядел в юности, когда мы работали в колхозе имени Свердлова.
— Значит, вы его давно знаете?
— Очень давно. Мы вместе с ним в школе учились, вместе тут землю обрабатывали, поднимали целину.
— Интересно. Вы давно его не видели?
— Да, давно…
— Где же вы были?
— Я уехала на учебу, оттуда меня командировали в другую область, а сейчас вот я вернулась… А вы что здесь делаете?
— Я приехал сюда работать.
— Очень хорошо! Если будете работать, как ваш отец, наш совхоз скоро станет образцовым хозяйством.
— Буду работать как сумею. Мой отец говорит, что я сам должен проложить себе дорогу в жизни.
— Работать вы, конечно, должны самостоятельно, но учиться у вашего отца несомненно нужно. Учиться нужно всегда. Ваш отец тоже учился у многих, а теперь к нему едут учиться.
Через несколько дней Владимир Мегудин вызвал Минну к себе в кабинет и объявил:
— Я принял дела… Будем вместе работать. Давайте подумаем, как организовать дело, чтобы наше хозяйство развивалось как можно лучше.
Как и другие работники комплекса, Минна внесла много ценных предложений.
Владимир Мегудин внимательно выслушал, одобрил ее предложения. А после беседы как бы ненароком спросил:
— Мои родители знают, что вы здесь? Почему вы к ним не заезжаете?
— У них достаточно бывает гостей и без меня. Когда поедете домой, передайте им привет…
4
Мегудин знал Хавкина еще с довоенной поры, когда «Новые всходы» соревновались с передовым колхозом «Смидович», Фрайдорфского района. Представители этих хозяйств приезжали друг к другу проверять соцобязательства, бывали гостями в праздники, гуляли на свадьбах и весельях. Надолго осталась в памяти комсомольская свадьба Хавкина с учительницей Женей Цыпенюк. Много гостей съехалось из соседних поселков. Играл колхозный оркестр, пели и плясали парами и в хороводах. Стар и млад танцевали кадриль, «ножницы», гопак, краковяк. Со всех сторон слышались шутки-прибаутки и частушки на злобу дня.
Когда бригада Мегудина прославилась на всю округу, собрав небывалый доселе урожай пшеницы, бригада Хавкина опять решила вызвать их на соревнование, но Мегудина после совещания в Кремле назначили директором Курманской МТС, а Хавкина призвали в армию.
В лихолетье войны, вдали от родной земли, и уже после Победы Мегудин нередко вспоминал Хавкина. Жив ли? Где он теперь?
И однажды, приехав в область по каким-то делам, увидел на тротуаре человека, ковыляющего на костылях. Поравнявшись с ним и взглянув на него, Мегудин узнал Хавкина.
— Изя! — обрадованно воскликнул он. — Какими судьбами? Где обитаешь? Почему не давал о себе знать?
Ошеломленный Хавкин стоял и не мог промолвить ни слова. Немного помолчав, он сказал:
— Что о себе говорить… Сам видишь… Был тяжело ранен, уже почти на том свете был, но все же остался жив. Вот потихоньку и тружусь как могу… А вот о твоих делах слышал, читал!..
— А где работаешь?
— На производстве, но тянет к земле. С удовольствием пошел бы в колхоз, только в ногах остались осколки, снова учусь ходить…
— А почему их не удалили?
— Врачи советуют пока обождать… Две операции уже перенес.
— Что поделаешь… Хорошо, что голова цела. Еще поправишься. А потом где захочешь, там и будешь работать.
Слова Мегудина немного приободрили Хавкина. Ему нередко приходилось читать в газетах заметки и очерки о тяжелораненых и инвалидах, которые успешно трудятся в колхозах.
После недолгих раздумий Хавкин написал заявление в райком партии с просьбой направить его на работу в колхоз. Когда его вызвали в райком, он увидел там многих бывших фронтовиков, но ни одного тяжелораненого, да еще на костылях, не встретил. Поэтому инструктор, который должен был беседовать с ним, удивленно взглянув на него, спросил:
— Вы по какому делу, товарищ?
— У вас должно быть мое заявление…
— Какое заявление? — с недоумением перебил его инструктор. — О чем?
— О направлении меня на работу в колхоз.
— Вы сейчас где-то работаете или на инвалидности?
— Работаю на производстве, но…
— Стало быть, эта работа вас чем-то не устраивает?
До Хавкина наконец дошло, что инструктор никак не может понять, как это он, калека на костылях, решился покинуть город и поехать на работу в деревню.
— Поверьте, я только прошу, чтобы меня направили в колхоз; я знаю, что принесу там больше пользы. Мне никакая работа в деревне не страшна, — с твердостью в голосе заявил Хавкин.