— Одна беда от этих ярмарок, — мачеха принялась яростно орудовать скалкой, — и всех, да не всех. Нашего брата там точно не ждут.

Но у той, кто железные пруты сгибает, характер тоже несгибаем. И мачеха это прекрасно знала, а потому ворчала больше для собственного успокоения.

Лийка вышла на рассвете. Вдохнула свежий, пахнущий грибами воздух. Дорогу впереди покрывал туман. Лето подходило к концу. Урожай почти собран. Погреб полный. И вроде на новый путь встала Лийка, а мысли еще там, в прошлом: об урожае, скотине, железе, которое должно привезти на буднях.

Лийка постояла, оглянулась на просыпающуюся деревню. Утренний холод пробрался под рубашку, и она поежилась. Топнула ногой, примериваясь к новым ботинкам — мачеха свои отдала: «Хоть босотой позориться не будешь». Из мешка тянуло пирожковым духом: грибным, капустным, творожным и яблочным. Мачеха расстаралась, чтоб не голодала падчерица. И пару копеек выделила из скудных запасов.

Лийка улыбнулась встающему солнцу, стряхнула лишние страхи и поспешила к переправе. Ее ждали дерхи.

Поль стоял перед лавкой сладостей, пока кто-то из прохожих не налетел на пацана, сшиб, еще и обругал. Только тогда Поль очнулся, захлопнул рот. Судорожно пошарил по карманам. Сердце упало… В карманах было пусто.

Поль начал припоминать, где же он так поистратился? И вроде калач лишь купил у ворот. Потом, правда, леденец. Нет, два. Пряник расписной. Еще дудочку. И куклу потешную — на руку надевать.

В душе нарастала паника, и ему срочно захотелось домой, на мягкую перину, к маменькиным пирогам, да варенью.

Разозлился. И вот с чего маменьке вздумалось его из дома выгонять? Ехать в Оскол, благо недалеко, пара часов на извозчике, он и бывал тут много раз. То по лавкам, то на ярмарку. Но всегда с маменькой. А сейчас — огляделся испугано — совсем один. Еще и денег — и ведь казалось, что их много — не осталось.

А все маменька. Когда тот дерх был-то? Который к нему ластиться начал? Полю и десяти не было. Но маменька запомнила и вбила себе в голову, что из него обязательно проводник выйдет. Она потому и науками его не мучала, и ремеслу не обучала, все повторяя, что Поленька в проводники пойдет, а там всему научат.

Поль вздохнул. Была бы его воля — никуда бы не пошел. У маменьки пироги… во рту тают, а как там на чужбине кормить станут, никто и не знает. Может сухари грызть придется, и Поль испуганно погладил свой живот.

Вздохнул. Кинул последний взгляд на лавку сладостей и зашагал к порталу. Денег все равно нет, так хоть сходит прогуляться, чтоб не с пустыми руками к матушке идти. А дерхи… Не нужны они ему. Это все матушкина затея.

— Тетка Матрона. Тетка Матрона, — барабанила в окно Ритха, истово молясь, чтобы соседка была дома.

Сначала было тихо, потом послышалась слабая возня, полыхнул огонек свечи, раздались шаги, окно, наконец, распахнулась, и сонная тетка Матрона высунулась наружу.

— Чего тебе? — спросила недружелюбно.

— Тетка Матрона, возьмите моих на пару дней, — замолила Ритха.

Соседка подслеповато глянула вниз. Там стояли две малышки, поджимая пальцы босых ног, а между ними сидел белый худой кот с подранным ухом.

— Опять отец запил?

Ритха кивнула, уголком рукава стерла набежавшую слезу. Отец был хорошим, добрым, но после того, как зашибло маму, и она умерла, резко сдал. Начал пить.

Ритха боролась. Подрабатывала, где можно. Только отцу становилось хуже. Он начал продавать вещи из дома. Перестал искать работу. Приходил пьяный. Орал, ругался, что дома жрать нечего. Пару раз пытался руку поднять на Ритху, и та сбегала с мелкими, пряталась у соседей.

А потом случилось это. Теплый летний ветер принес надежду в сердце. Поманил за собой, обещая чудо. И она решилась.

Дерха она помнила смутно. Она видела его издалека, когда он важно вышагивал в компании какого-то пацана. Помнила смутно, а вот теплое чувство, коснувшееся сердца, было таким, словно все случилось вчера.

Про указ его величества судачили много. Ритха сама не читала — не умела, но жена трактирщика, когда она мыла у нее посуду, пересказала важное. Ритха тогда от волнения даже тарелку разбила — так руки затряслись, а в сердце поселилась уверенность — она должна попытаться. Но сестренки…

— Тетка Матрона, я их на пару дней вам оставлю, мне сходить кое-куда надо.

Соседка нахмурилась.

— Тебе гулять, а мне их кормить?

— Тетка Матрона, вот, возьмите, — и Ритха дрогнувшей рукой протянула ей обручальное кольцо матери. До последнего берегла — на память. Но ничего ценного больше дома не осталось.

Соседка тяжело вздохнула, посмотрела неодобрительно, точно Ритха виновата в том, что жизнь у нее такая… горькая.

Махнула рукой:

— Ладно, иди. Но возвращайся скорее.

Ритха закивала, наскоро — пока соседка не передумала — обняла сестренок и быстрым шагом — не оглядываясь — зашагала по темной дороге. Впереди, за ночью, лежал Великий Оскол.

— Ну что тут у нас? — Вайнес, потянулся — после дневного сна его разморило — оглядел двор, поморщился. Сегодня было трое. И судя по виду — ни от кого монетки не перепадет. Разве что тот пухлый парень мог догадаться, но нет… Слишком простоват на вид. Одна из девиц сущая оборванка, сидела, поджимая босые ноги под лавку. Вторая — из деревенских. Крепко сбитая, да и ростом создатель не обидел. Лицом, правда, страшновата. Одежда запыленная, видать, издалека шла. Глухоманская.

— Запиши, Стась, трое сегодня, — крикнул он помощнику.

И обратился к кандидатам:

— Правила знаете?

Троица замотала головами.

— Никуда не ходить, ничего не трогать, вопросов не задавать. Скоро должен караван завернуть на отдых. Дерхи вас проверят. Если подходите — отправитесь в питомник. Там сами решат, что с вами делать. Понятно?

Кивнули слаженно.

— Вот и ладно.

И Вайнес отправился на обед.

— Давайте знакомится, — Лийка встала, потянулась, — а то сидеть нам еще пару часов, не меньше. Скучно молча-то. Да и перекусить не мешает.

Парень с девчонкой смущенно отвернулись.

— Ты ешь, а я не буду, — пробормотала девчонка, краснее.

Лийка покачала головой. Немощь, а гордая. Видно же, что голодная. Это вон здоровяк на одних своих запасах неделю без еды проживет — любят, видать, его сильно, раз так откормили, а эта… дыхни и свалится.

— Так, что тут у нас, — и Лийка потянула шнуровку мешка. Заглянула и сокрушенно заявила: — Пропадает. Столько положили, что мне и не съесть.

Парень с надеждой вытянул шею. Лийка оценила его габариты — да в его желудок весь мешок целиком поместится и отодвинулась.

Положили ей действительно много, а в дороге она так нервничала, что есть не хотелось. То ей мнилось, что зря она затеяла путь, то мечталось, как окажется в питомнике, как доверят ей дерха… Как придет она с ним в деревню — вся в шелках, да парче разодетая. Вот мачеха-то ахнет.

— Держи, — протянула девчонке завернутый в тряпицу пирожок.

Представилась:

— Лийка. Из кузнецовских мы.

— Ритха, — отозвалась немощь, вцепляясь в пирожок зубами, точно вечность не ела.

— Поль, то есть Апольярд, — заважничал парень, добавляя басом: — Купеческих будем.

И протянул руку за пирожком.

Лийка отломила половинку — хватит с него — и отдала.

— А у матушки моей пироги, — закатил глаза парень, жуя зачерствевшее в дороге угощение.

— Так почему ты здесь, а не у матушки? — насмешливо поинтересовалась Лийка.

— Так матушка и отправила, — смутился пухляк.

— Эй вы! — во двор влетел богато одетый парень, обдал волной презрения, огляделся в поисках кого-то достойного его слов. Не нашел.

— Где тут старший? — поинтересовался.

Поль замер, с интересом оглядывая богача, а вот Ритха, наоборот, съежилась и постаралась стать незаметной.

— Там ищи, — махнула рукой в сторону пристройки Лийка.