Я с головой забралась под одеяло и накрылась сверху пледом. Была уже ночь: свет в поместье погас, все разошлись спать. Я едва дотерпела до этого момента, так что руки теперь дрожали. Наконец, я осторожно коснулась магией артефакта, и тот тихо, на грани слышимости принялся воспроизводить то, что запомнил в кабинете моего отца.

Хлопок двери двери, глухой стук шагов, скрип открывающегося кресла. Короткий обмен приветствиями. Затем резкий и холодный голос Бредвина:

— Что вы говорили Иветт о Нейморе?

Секунды замешательства.

— О Нейморе? Не припомню, чтобы мы его обсуждали.

— И вы никогда не рассказывали ей ничего, что… не следовало бы знать человеку непосвященному?

— Бредвин, боюсь, я действительно не понимаю, о чем мы сейчас говорим, — я узнала этот тон. Отец говорил с моим женихом куда вежливее, чем если бы в кресле напротив сидела я, и все же в его интонациях проскальзывало что-то покровительственное.

— Я говорю о нейморской резне, — любезно уточнил Бредвин, — и том, какое я имею к ней отношение.

Сердце у меня ухнуло вниз. Это было близко к самому настоящему признанию.

— И какое вы имеете к ней отношение?

Еще пауза.

— О, — затем неразборчивый звук, будто Бредвин хмыкнул, — Так вы что же, не в курсе? Мы, конечно, не обсуждали эту историю прямо, но я всегда полагал, что вы обо всем знаете. Как-никак, цепной пес Его величества.

Это было так похоже на насмешку, что я внутренне сжалась. Ни разу не слышала, чтобы с отцом говорили в подобном тоне.

— Просветите меня.

Чьи-то пальцы отстучали рваный ритм на деревянной поверхности.

— Вильфорд, при всем уважении… в конце концов, мы скоро станем родственниками. Вы ведь лучше меня знаете, как делаются дела. В жизни не поверю, что вы приняли на веру всю эту историю с Неймором и ни разу не усомнились в том, что солдаты Листании вот так просто так вырезали целый город.

— Этого я не говорил. Я, конечно, понимал, что история сомнительная. Но раз тем делом занимался не я, то счел за лучшее, как бы это сказать… не уточнять лишних деталей. Так это вы организовали резню в Нейморе и обвинение Листании?

— Я, — подтвердил мой жених. В голосе у него не было ни стыда, ни сожаления. Ни намека на то, что сейчас он признается в убийстве сотен беззащитных людей.

— По собственной инициативе? — уточнил отец.

Он не казался удивленным. Я кожей ощущала липкое отвращение. Отец догадывался обо всем, — все равно, что знал наверняка, — и продолжал служить королю, поддерживать войну против Листании, находить изменников. Изменников, вроде Кристобаля.

— Нет, разумеется, нет. Его величество тогда искал повод для войны и предложил мне взять на себя эту задачу. Я счел, что не стоит его разочаровывать.

— Понимаю, — короткая пауза. — И какое же отношение к этому имеет Иветт?

Бредвин, которого отец описывал как тактичного молодого человека, тут же выложил ему подробности:

— Сегодня на прогулке она вдруг заговорила о Нейморе. Сказала, что слышала, будто я был там во время резни. Якобы, кто-то ей об этом сказал.

— Разве об этом ходят слухи?

— Нет, — мгновенно ответил Бредвин, затем повторил с нажимом: — Нет. Я не слышал, чтобы кто-то связывал меня с теми событиями. А я весьма щепетилен в этом вопросе.

— Но и от меня, как ты теперь понимаешь, Иветт не могла услышать ни о чем подобном. Может быть… — отец помедлил, как будто не хотел развивать мысль, — Арден или кто-то из его приспешников упоминал нечто подобное при ней?

— Я думал об этом. Для Ардена такая информация стала бы настоящим подарком. Король приказал вырезать город в собственном королевстве, чтобы был повод развязать войну с соседним государством. Если об этом узнают, на троне ему не усидеть. Но я хорошо подчищал следы. Если даже вы не знали правду о Нейморе, откуда бы мог Арден? От двора он давно отлучен, а обвинение в госизмене, даже ложное, точно мешает ему вести расследование.

Напряженное молчание.

— Я поговорю с Иветт, — произнес отец. — Узнаю, что ей может известно и откуда. Хорошо, что ты внимателен, и все же… не следует слишком волноваться. Она должно быть что-то напутала. Ослышалась. Иветт рассудительная девушка и не будет говорить ничего, что может навредить её семье.

В другой ситуации слова прозвучали бы как комплимент, но не сейчас.

Я дослушала их разговор до конца: обсуждение того, что случилось в Нейморе, признания в преступлениях, планы. Только после хлопка двери я отпустила магию — и артефакт замолчал, оставляя меня в тишине.

У меня в руках было то самое признание, которое я обещала добыть Кристобалю. Но к радости примешивалось отвращение — настолько острое, что меня, казалось, вот-вот стошнит.

Мне хотелось сбежать прямо сейчас. Броситься прочь из комнаты, из поместья, скорее найти Кристобаля. Но к побегу следовало хоть немного подготовиться. Завтра. Я сбегу завтра.

После завтрака отец пригласил меня к себе. Сперва он задал несколько вопросов о подготовке к свадьбе (сомневаюсь, чтобы ответы его хоть сколько-нибудь интересовали), и только потом заговорил о Бредвине и Нейморе. Он говорил спокойно и выбирал аккуратные формулировки.

У меня было время на подготовку, так что я отвечала, не моргнув и глазом. Зачем я заговорила с Бредвином о Нейморе? Право, не знаю, просто вспомнила один глупый слух. Где об этом слышала? Кажется, кто-то обмолвился на приеме в честь нашей помолвки. Кто это был? Так сложно вспомнить, там было столько гостей.

Я назвала отцу десяток имен предполагаемых сплетников (признаюсь, Каллист тоже попала в этот список) и раскаялась, что не могу точно припомнить, от кого слышала такие ужасные слухи. Все получилось удачно. Мое вранье давало неплохое прикрытие, и при этом не приносило отцу никакой полезной информации. Ведь не будет же он допрашивать десяток леди о том, распространяют ли они дурные сплетни о лорде Бредвине. Это бы только привлекло лишнее внимание.

— Хорошо, — кивнул отец, когда стало ясно, что ничего дельного я ему не сообщу. — Но больше не поднимай эту тему, тем более на публике. Подобные слухи могут очень повредить репутации Бредвина. И твоей тоже, раз уж ты почти через неделю станешь его женой.

— Конечно, — согласилась я, проглатывая эту угрозу. Присутствовать на собственной свадьбе я не собиралась, но отцу знать об этом было не обязательно.

Я думала о побеге весь день — даже модистки, пришедшие для финальной примерки свадебного платья, мало меня отвлекли. Я подготовила удобный наряд из крепкой ткани, припрятала поближе сапоги для верховой езды и стянула несколько бисквитов — вся еда, которой мне удалось разжиться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Конечно, можно было попросить Эдну добыть мне что-то более подходящее для путешествия, но я предпочла не впутывать её. Я обещала Кристобалю, что не стану без лишней необходимости рассказывать кому-то о своих планах, да и для самой Эдны это могло быть небезопасно.

Я дождалась ночи. План был предельно прост: я должна была выбраться из поместья, добраться до ближайшего города (примерно день пешком — полтора, если идти по лесу, минуя тракт), найти там человека Кристобаля и ждать. Неудача постигла меня на первом же этапе плана.

Я собралась и трижды проверила, что артефакт, записавший признание Бредвина, лежит в кармане платья. Затем тихо потянула за дверь в свои комнаты.

— Вы что-то хотели, леди Иветт?

Низкий голос заставил меня вздрогнуть. Два гвардейца стояли в коридоре — вооруженные до зубов.

— Что вы здесь делаете?

— После вашего возвращения лорд Ферроу распорядился, чтобы ваши покои всегда были под охраной.

Боги светлые. Это все усложняло.

— Мне позвать кого-то? — уточнил гвардеец.

— Что? Нет, не нужно. Мне просто не спалось, и я решила прогуляться по саду.

— Конечно. Тео сопроводит вас.

Я посмотрела на высокого охранника. Лицо его не выражало никаких эмоций. С такой компанией о побеге нечего и думать.