Подробностей я уже не слышала, от нервов у меня шумело в ушах. Сложно было представить что-то настолько же неуместное, неважное сейчас, как будущая свадьба. Я дождалась, когда отец закончит говорить.

— Хорошо. Я могу идти?

— Конечно, ступай.

Я поднялась из кресла, в которое отчаянно вжималась последние несколько минут. На негнущихся ногах шагнула в сторону двери.

— Иветт, — окликнул меня папа, — я не буду оскорблять тебя напоминаниями о том, что все это не стоит обсуждать в разговорах с подружками.

Если бы это произнес не отец, я бы решила, что это угроза.

— Да, папа.

Уже в комнате я уткнулась лицом в подушку и заплакала, толком не понимая, о чем. Может, о том, отец с такой легкостью говорил об охоте на невиновного и не сомневался в моем благоразумии. Может, о Кристобале, которого послезавтра доставят в столицу, чтобы показательно судить — за то, что он совершил и чего не совершал.

Каковы шансы, что его просто отправят в заключение или ссылку? Хотелось верить, что высокие, но после всего сказанного отцом я понимала: казнь — куда более вероятный исход. Я перевернулась на спину, глядя пустым взглядом в потолок. И что, после всего этого я правда должна была как-то думать о свадьбе? Невозможно. Нет.

Я должна была поговорить с Арденом.

Поместье семьи Ферроу всегда незримо делилось на две части. В главном крыле располагались жилые комнаты, богатые гостиные и зал для приема гостей. В другом, скрытом от глаз посторонних, — казармы и темницы. Я там даже никогда не была толком. Разве что лет в девять, случайно, когда мы с Вивиан бегали по длинным коридорам, играя в прятки.

Наверное, я могу пойти в то крыло и меня даже никто не остановит. Но что дальше? Нельзя же просто спуститься в подземелье, к камерам, и мило пообщаться с Арденом. Меня туда не пустят.

Даже если мне удастся строго посмотреть на охранников и убедить их, что я имею полное право там находиться — об этом тут же узнает мой отец. Этого я точно не хотела. Он непременно потребует объяснить, что мне нужно от Ардена и о чем это я решила с ним побеседовать. А на это я даже самой себе толком ответить не могла.

Более того, я не знала, что хочу сказать Ардену или услышать от него. Возможно, об этом стоило подумать заранее. Но что бы это дало? Только разочарование, если мне так и не удастся добраться до Кристобаля.

А времени на это было немного. Один полный день. Уже послезавтра его переведут в столицу, и тогда все будет зависеть только от милости короля. А я теперь очень сомневалась в этой милости.

Плана действий у меня не было. Я вообще была плоха во всем, что требовало хитрости, скрытности и нарушения правил. Даже простые шалости вроде похищенного печенья до обеда казались мне недопустимой глупостью. А теперь я собиралась пробраться в темницу, к человеку, который еще недавно похитил меня. И даже если он не был виноват в государственной измене, он все ещё оставался вне закона.

Мне определенно нужна была помощь. Кто-то, кто не посмеется над моей задумкой. Не сдаст меня отцу. Не наделает шуму, пытаясь мне помочь. В целом замке был только один такой человек. Моя горничная.

Эдна, моя заботливая Эдна. Отец всегда говорил, что мы платим слугам монетами, а не вежливостью. Подчиненных нужно держать в строгости, напоминал он. У меня никогда не получалось. Эдна работала со мной уже несколько лет, и все это время мы болтали обо всем подряд, я дарила ей свои старые платья, а она щедро делилась последними сплетнями. Немного старше меня, старательная и открытая, Эдна иногда говорила больше, чем следовало, но никогда не досаждала. Несмотря на воспитанный папой скепсис, я никак не могла заподозрить ее в том, что она только изображает дружбу ради моего расположения.

И даже Эдне я боялась рассказать о том, что у меня на уме. Это было все равно, что сознаться в преступлении. Нет, не так: это действительно было преступлением. Тем более что Эдна успела навоображать так много кошмаров о моем похищении. Она придет в ужас, узнав о моем плане.

Но какой у меня был выбор?

— Эдна, если я тебе кое-что расскажу, ты обещаешь никому об этом не говорить?

Горничная как раз поставила на столик чай со свежими бисквитами. Когда отец был занят (то есть почти всегда), у нас в семье каждый завтракал у себя в комнате.

— Конечно, — сказала она, поднимая на меня взгляд.

— Серьезно, совсем никому. Ни твоим подругам, ни Вивиан, ни даже моему отцу.

— Иветт, что случилось? — Эдна иногда забывала об обращении «леди», если начинала слишком беспокоиться, но сейчас меня это волновало еще меньше, чем обычно.

— Я все скажу, только сначала пообещай.

— Обещаю. Никому не скажу, — голос у неё прозвучал достаточно торжественно. Я вздохнула. Если после этого Эдна все равно кому-то передаст мои слова, это будет мне уроком.

Я взяла ладони горничной в свои и усадила ее на кушетку рядом. Огляделась по сторонам, как будто в комнате мог быть кто-то кроме нас двоих. Затем заговорила, понизив голос.

— Мне очень нужно поговорить с Кристобалем Арденом. Он сейчас в темнице в нашем поместье, и мне нужно как-то туда пробраться. Чтобы никто не узнал.

Глаза у Эдны распахнулись и она заметно занервничала. Мне мгновенно стало неловко за то, что я втянула её во все это.

— Зачем? Вы же теперь дома, в безопасности. Он вам что-то сделал? — горничная говорила громким шепотом.

— Нет, совсем нет. Не беспокойся об этом. Просто... Я очень хотела бы с ним поговорить.

— А это не опасно?

— Нет, — ответила я прежде, чем успела подумать. — Наверное. Я не уверена. Думаю, если папа обо всем узнает, будет нехорошо... Но сам Арден не должен причинить вреда.

— Да ведь он же похитил вас!

Спорить с этим было сложно. Я поджала губы. Мне не хотелось слишком уж откровенничать с Эдной, но было бы нечестно просить ее о подобной услуге, не давая никаких объяснений.

— Знаешь, я пока и сама не разобралась во всем толком. Но думаю, что Арден не такой злодей, как о нем говорят. И не совершал многих преступлений, в которых его обвиняют.

Я ждала, что Эдна охнет или не поверит, но ее лицо расцвело восторгом:

— Я знала! — она отозвалась с ликованием, но столкнулась со мной взглядом и поспешила пояснить. — Ой, то есть... Понимаете, многие говорят, что Арден много хорошего делает. Помогает людям, у которых ничего не остается после забора пошлин. Тем, у кого близкие в войне пострадали. Когда вы пропали, я было решила, что он и правда негодяй, но если вы сами говорите... — тут Эдна спохватилась и заговорила еще тише. — Я знаю, что так говорить нельзя. Тем более в доме вашего отца. Но многие все равно шепчутся, вот я и...

Я даже не ожидала, что горничную так взволнуют мои слова. Мне казалось, что ее, девушку с приличным жалованием и честной жизнью, не должны беспокоить подобные вопросы. Я моргнула, удивляясь и радуясь такой неожиданной поддержке. После вчерашнего разговора с отцом она была мне необходима.

— Не волнуйся. Это останется между нами, — я протянула Эдне бисквит.

Мы принялись думать.

Сложность заключалась в том, что моя горничная, как и я, толком не бывала в том крыле, куда мне требовалось пробраться. Вся ее работа была сосредоточена здесь, рядом со мной, и даже ее небольшая комната располагалась неподалеку, чтобы быстро помогать мне с любыми заботами. Зато, как выяснилось, её приятельница Делла обычно разносила обед стражникам — и даже строила глазки одному из них (рассказывая об этом, Эдна заметно повеселела).

Слово за слово, мы придумали нечто, по всем признакам напоминающее план.

Гвардейцы ужинали в семь в общей столовой. Примерно в то же время стражникам, уже заступившим на пост, разносили их порцию еды. Дежурили они целые сутки, поэтому и паек получали на месте.

Что до меня, то я припомнила одну полезную вещь. С полгода назад Каллист, моя знакомая, щедро вручила мне пузырек с мутноватой жидкостью, пахнувшей травами. Пара капель, сказала она, и сон твой будет крепок даже после самого веселого бала. Я пробовала их всего раз, из интереса, и правда уснула мгновенно, с трудом открыв глаза почти через двенадцать часов. Мне хватило двух капель. Значит, крепкому мужчине пожалуй что будет довольно трех. Или четырех? Крепкий сон. Ничего страшного.