— Количество разумов — это проблема?

— Девчонка очень ведома.

— Что-то я не заметил.

— Это лишь временное упрямство. Юношеский максимализм, — покачал головой Анноэф, — Любой храмовник перебьет своим сознанием ее сигналы и Марс не пропустит никого. Планету не так-то легко обмануть.

— Можно сделать перекрестную маркировку.

— Операцию делать все равно придется, — сказал Анноэф, — Но ты знаешь, что это единичная процедура, и можно взять только кого-то одного. И лучше этот кто-то будет очень силен.

— Можешь не ходить вокруг да около. Знаю, к чему ты ведешь. И сразу скажу, что у меня нет доступа к базе данных Жнецов.

— А я сказал бы, что это не мои проблемы. Но не могу. Твои проблемы — всегда мои.

— Базы данных курирует сама Азари. Туда не пробиться.

Выпив залпом второй стакан с виски без льда, Фальх даже не поморщился. Лихорадочное состояние в самом начале трансформировалось в злобное уныние. Поражал спектр эмоций, который он умудрился испытать сегодня. Давно привыкший к сухому безразличию в себе, мужчина ощущал от этого сильный дискомфорт. Видимо, чем ближе он становился к разгадке своего рождения, тем сильнее сдавали нервы. Не успел наполниться третий стакан с янтарной жидкостью, как раздался тревожный звонок. Бросив взгляд на запястье, Фальх усмехнулся.

— Помяни черта, и он выскочит из табакерки, — сказал ученый с изрядной долей сарказма и ответил на звонок.

Поднятая рука остановила Анноэфа, дав понять, что не обязательно выходить из кабинета. Следующие минуту молодая девушка с ослепительно белой улыбкой и пышными волосами цвета зрелой пшеницы читала явно заученный текст приглашения. С каждым нарочито вежливым словом Фальх глубоко погружался обратно в свое меланхолично-скептическое состояние. Сложное, полное театральных комплиментов и наигранной сентиментальности обращение звучало бы неуместно везде. Создавалось ощущение, что разыгрывалась какая-то насмешка, скрытая завесой хищной, манерной любезности.

— Госпожа Азари будет рада видеть Вас в любое время, — закончила секретарь, сделав особый акцент на последнюю фразу: «В любое ближайшее время».

— Благодарю, — со спокойной сдержанностью ответил Фальх, — не за что не заставлю ждать Великую Мать.

Пышные волосы цвета спелой пшеницы слегка колыхнулись, когда девушка в понимающем движении склонила голову, означающем, по всей видимости, еще и прощальный жест. Когда голограмма исчезла в воздухе, ученый залпом осушил еще один стакан виски.

— Не стоит налегать на спиртное, — вскинул брови Анноэф, — День только начался.

— Вот именно. День только начался, а уже столько плохих новостей.

— Это с какой стороны посмотреть. Не каждый может похвастаться такими близкими отношениями с Королевой.

— Ну, временники-то мастера смотреть с разных сторон, — скептично съязвил Фальх, — ты тут разглядывай, а мне пора идти.

— Собираешься к Азари? Прямо сейчас?

— Время показывает, что оттягивать этот прекрасный момент абсолютно бесполезно. Хочу успеть, пока у меня в крови плещется отборный виски и я еще достаточно для этого пьян.

Отгремели фанфары. Попадали на блестящие, глянцевые полы последние обрывки конфетти. Погасли слепящие софиты, заставив утихнуть возбужденную толпу. Позади осталась любовь миллионов, впереди ожидало только безмолвие наедине с самим собой. Момент, когда заканчивается очередное шоу и наступает контуженная тишина для Дин-Соя казался всегда мучительным. Удивительно, но за долгие годы своей карьеры он так и не смог к этому привыкнуть. Наверное, потому что испытывал неприятие к любым отголоскам одиночества.

Несмотря на всю неприязнь к этому мимолетному отрезку времени, мужчина почему-то неосознанно к нему стремился. Со всей непосредственностью ночного мотылька, жаждущего сгореть в пламени полыхающего костра. Тягостное, удручающее чувство оставляло зияющий провал в груди. Бережно, безумно и несколько остервенело Дин-Сой оберегал это разрушительное настроение. Оно позволяло пропустить через себя неудержимый поток жизни каждый раз, когда он выходил на сцену. Все становилось острее, ярче, глубже.

В поисках вдохновляющего контраста Ди-Сой посетил швейную мастерскую Фрогуар Диллин. Оставалось еще очень много времени до ее возвращения. Этим самым временем шоумен решил воспользоваться, чтобы совершить невинную кражу чужих настроений.

В окружающем сумраке разбросанные предметы, валяющиеся на полу, казались неподвижными призраками. Плотный покров ночи делал их молчаливыми. Гораздо более, чем в созидательный отрезок дневного времени. Создавалось впечатление, что стоит только подойти к одному из огромных шаров, притаившихся в углу, и он тотчас исчезнет. Добротный кусок ткани, свисая с высокого манекена неподалеку, плавно перетекал в многочисленные складки. Нежно-голубая, с небольшими узорами в виде изломанных линий, она была похожа на воды очень спокойного водопада. Почти застывшие каскады заканчивались осязаемыми облаками пены пузырящегося материала. Без сомнений, все это чудаковатое великолепие сделалось таковым в мгновение наступившей темноты. Высокие столы, принимавшие на себя легковесную тяжесть множества иголок, булавок и мотков разноцветных ниток отливали на удивление безликим серебром. Диковинные приспособления для кройки и шитья аккуратными линиями располагались посреди этого кружевного хаоса.

Сколько бы раз Дин-Сой не бывал здесь, ему не удавалось застать окружающие предметы в каком-то едином положении. Постоянно передвигаясь и слишком быстро меняя свою форму, они каждый раз превращали помещение в незнакомое. Только неизменная смесь запахов свежей транс-ткани, небольшого количества пыли и стойкого аромата терпкой вербены погружали в привычную обстановку. Необычность, нескладность и нарочитая вычурность швейной мастерской ничуть не удивляла. Фрогуар Доллин имела противоречивый характер. Добывая свежие идеи в окружении понятной только ей обстановки, она не любила серое однообразие.

Пытаясь ступать как можно осторожней, мужчина направился к высокому окну. Имея небольшую окантовку в виде стеклянной мозаики, оно смахивало на портал в другой мир.

Схватив за гладкую серебристую спинку ближайший стул, Дин-Сой поставил его рядом и аккуратно присел. Словно опасаясь расколоть стеклянный покой воздуха, мужчина украдкой взглянул на город за стеклом. Суетливый мир находился так далеко, что и не существовал вовсе. Шумный и безумный в своем движении, он не мог прорваться за плотную стену добровольного оцепенения. Дин-Сой замер. И показалось, что на какие-то доли секунд даже превратился статую. Слился с остальными предметами, перестав дышать.

— Непривычно созерцать солнце при выключенном свете, — послышался сдавленный голос откуда-то позади.

Неожиданные звуки резко выдернули мужчину из застывшего времени. Вздрогнув, Дин-Сой повернулся. Не сумев разглядеть незнакомца, он тревожно привстал со стула.

— Тысячу раз извиняюсь за несвоевременность, — продолжил немного хрипловатый, спокойный голос. — Я не хотел застать вас врасплох.

— Ничего страшного, господин Идам, — напряжение шоумена спало так же быстро, как и появилось, — Часом раньше, часом позже...

— О, прошу, оставьте эту успокоительную темноту, — Амитас Идам сделал просящий жест рукой, когда шоумен открыл панель настройки освещения. — Я всегда считал, что действительно значимые события творятся именно в подобной обстановке.

— Вы мудры.

— Не более, чем вы знамениты.

Тяжелой, изможденной поступью Амитас Идам проковылял к окну. Осторожно опустившись прямо напротив Дин-Соя в невидимое глазу кресло, он немного согнулся и оперся локтями о колени.

Костлявые, обтянутые кожей пальцы скрестились между собой. Больше неожиданный, чем нежданный, гость взглянул туда же, куда смотрел сам шоумен.

— Издалека он кажется идеальным, — сказал Дин-Сой.

— Издалека все кажется идеальным.

— Но, порою, я действительно так думаю. Этот город безупречен.