Свои первые дни в школе Морган вспоминал с ироничной ухмылкой: времечко выдалось поучительным. Он еще не отошел от страстного обожания матери и все еще считал, что ему все дозволено.

— Эй, малой! — проглотив большую ложку каши, крикнул Полвин, — Куда ручки тянешь? Булку-то отпусти. Тут по штуке на каждого.

Тогда он благополучно пропустил все мимо ушей. Дальнейшие события вспоминались плохо. В память врезались только мелькающие лица, бьющий по глазам яркий свет и острая боль в животе.

Приспосабливаться пришлось быстро. Морган все понял и больше так не делал. Как не делал и всего остального, за что можно словить пару пинков по почкам. Уже к восьми годам ему удалось плотно влиться в общий поток и маленький Жнец оказался на стороне тех, кто обходил свои владения и следили за порядком.

Преподаватели подобную систему считали естественной и старались особо не вмешиваться. Исключения составляли только вопиющие случаи, когда уже не видевшие берега и края воспитанники начинали делить территорию, выясняя чья группа сильнее.

В воздухе почувствовался тонкий, еле уловимый аромат дыма. Настолько плохо уловимый, что могло показаться, будто это игра воображения. Однако те, кто учился в школе прекрасно знали, что это не так. Морган потянул носом. На лице мужчины появилась довольная, чуть лукавая улыбка. Невесомый травяной аромат самокрутки он узнал бы везде. Где именно шпана курит самопал не было секретом ни для кого. В свое время многие прятались от преподавателей, занятых на уроках. Правда, самому Моргану это тогда помогло мало. Попавшись однажды, желание продолжать эту пагубную привычку отпало напрочь. Впрочем, как и голодать больше, чем восемь дней подряд.

Морган медленным шагом направился в небольшой закоулок длинного коридора. Туда, где стояло самое живучее растение — искусственная пальма и еще тройка отчаянных, получающих свою дозу адреналина мальчишек.

— Эй, дружище! Огоньком не подсобишь? — сразу окликнул Моргана самый старший, и, видимо, самый наглый.

На вид пацану было лет девять, по гонору — все пятнадцать. На нем чернела стандартная форма, состоящая из куртки, длинных спортивок и ботинок с толстой подошвой. На плече красовалась белоснежная нашивка северного отделения в виде поперечного меча, пронзающего пузатое яблоко. На груди — группа крови, резус фактор и иммунный статус. Спутники мальчишки выглядели чуть младше, да и по комплекции немного отставали. Впрочем, ошибиться тут было очень сложно. Морган прекрасно знал, как обычно ведет себя местный заводила.

— Слышь, может че получше есть? — кинул подходящему Моргану мальчишка, пафосно откинув голову назад.

Из его рта торчала плохо скрученная сигарета. Стоящие рядом, повинуясь уверенному настроению своего лидера, вальяжно оперлись о стены. Не признав в незнакомце преподавателя, волчата стремились показать свою важность старшему.

Одинокая, вечно зеленая пальма молчаливо созерцала происходящее. До боли знакомое растение так и не покинуло забытый даже уборщиком закоулок, покрывшись толстым слоем пыли и накуренной копоти. Казалось, она уже очень многое повидала и не испытывала ничего, кроме отстраненного безразличия. Впрочем, это касалось и бывшей когда-то белоснежной таблички, где черным по желтому было написано «не курить». Располагалась она аккурат над большим горшком воткнутой в него пальмы, который больше использовался как урна для бычков.

— Есть и че получше, — с улыбкой сказал Морган, подойдя совсем вплотную.

Тяжелый, смачный подзатыльник прилетел по гладко стриженной голове самоуверенного воспитанника. Тонкая самокрутка выскочила из его рта. Морган схватил за шиворот мальчишку и хорошенько, от души тряхнул.

— Куришь? — с напускной грозностью рявкнул наемник. — А с Пламенем у тебя как?!

— Отпусти! — тщетно оскалился пленник, пытаясь не потерять лицо перед испуганными спутниками. — Нормально у меня все!

— Ага, как же!

Мертвая хватка не давала и шанса. Гортанный, глубокий смех вырвался из нутра Моргана: давненько он мечтал так сделать.

— Морган! — окликнул знакомый голос откуда-то позади, — Ты чего шпану щемишь? Делать нехрен?

Спугнув профилактическое воспитание, Хамфрид протянул руку давнему другу. Отпустив мелкого шкета, Морган ответил на приветствие. Получив внезапную свободу, пацан дал деру. Вместе с ним так же мгновенно испарились и его «приспешники».

— Этровски ждет, — сказал Хамфрид.

Сияющий полдень. Воздух наполнялся терпкими ароматами поздней весны. Небо было пронзительно голубым и безоблачным. Юркие ласточки рассекали острыми крыльями податливый, прохладный воздух, не успевший остыть еще с раннего утра. Неугомонное пение птиц больше походило на бесконечную трескотню, призванную оттеснить соперника в праве на продолжение жизни. Дурманящее благоухание цветущей акации плотно смешалось с сырым запахом широкой реки. В это время года Мемнония покрывалась плотным одеялом из цепких водорослей ряски. Смешиваясь с мелким прибрежным песком, она норовила облепить не только подошвы обуви, но и всю одежду. Острые края растения частенько разрезали кожу, оставляя маленькие незаживающие ранки.

Маленький мальчик лежал навзничь, не по своей воле вдыхая запах промокшего песка. На этот раз он смешивался не только с водорослями, но и с его алой кровью. Небольшие ладони испачкались, пытаясь собрать разбросанные вокруг ракушки. Сегодня Дин-Сою исполнилось восемь лет. Накануне от него отказалась очередная семья, стоящая в очереди по обязательному усыновлению клонов. Мальчишка проплакал всю ночь и выглядел еще более некрасивым, чем обычно. Далеко не всем полагались полезные мутации. Майфу же досталось то, что досталось и он рос тихим, болезненным ребенком. Будущих родителей не интересовал невысокий, худенький, откровенно некрасивый мальчик. Бросающаяся в глаза нескладность многих отталкивала. Бесконечная травля сверстников из детдома преследовала Майфа по пятам. Давно уже прекратив спрашивать себя в чем истоки подобной ненависти, он старался сторониться особо злобных задир.

Дети бывают жестоки, и сегодня Майфу не повезло. Обозвав соплей на подошве, Вертон, главный заводила класса, ударил его в живот. Остальные тут же поддержали травлю и отовсюду посыпался град болезненных ударов. Мальчик упал на песок. Кто-то рывком стянул рюкзак с поделками из ракушек и стопкой рисунков. Дальше — хохот и звук рвущейся бумаги. Дин-Сой не смел поднять голову, так и оставшись лежать навзничь. До тех пор, пока окончательно не затихнут голоса удаляющейся оравы детей. На этот раз он даже не плакал. Просто молча поднялся и начал собирать промокшие клочки, бывшие когда-то разноцветными иллюстрациями. Стереть из-под носа струящуюся кровь так и не получилось. Только больше испачкались рукава синей куртки. Наверняка, сегодня все обязательно повторится. Если разозлить Вертона, то это надолго.

Тягучий день никак не хотел завершать даже свою первую половину. Минуты медлили, растягиваясь до бесконечности. Прошло всего несколько часов, но казалось, что целая жизнь. Дин-Сой пропустил уроки, не пришел обедать в столовую. Опасаясь новых побоев, не появился он и в общей комнате. Мальчик просто бродил по побережью вдоль безлюдной тропы и опасливо прислушивался к возгласам играющей где-то вдалеке детворы. Наивно было предполагать, что это хоть как-то могло помочь. Не успело солнце начать свой долгий путь к вечеру, как спасаться пришлось снова. Опять нестись по берегу реки, преодолевая сопротивление зыбучего, вязкого песка. Он знал, что убегать бесполезно. Что чем дольше оттягивается болезненный момент, тем злее становятся его преследователи. Дин-Сой упал. Знакомым, практически заученным движением согнулся пополам и закрыл голову руками. Начал считать секунды до первого удара. Этими бесполезными цифрами Майф хотел заглушить в себе тот мертвящий страх, что сковал тело. Смертность среди детей в казенных домах была безумно высока. Никто не знал, наступит ли следующий день.