Цафриакс огляделся. Портативный телепорт скорректировал место появления до ближайшей Марсианской поверхности. В сухом воздухе не ощущалось даже и отдаленных ноток морского бриза. Снова попытавшись включить портативный телепорт, мужчина с ужасом обнаружил, что свой единственный шанс спастись он только что использовал. Устройство совершило один прыжок и включило блокировку.

Еще раз нервно оглянувшись, Мардкор побежал вперед. Быстро, бездумно, не разбирая направления и не заботясь о собственных необутых пятках. Затем, немного отдышавшись, все же сбавил темп. Дышать стало тяжело. Удушающий зной не спешил уступать место ночной прохладе. Огромные пустынные территории заполнялись плотным теплым воздухом. Казалось, только впитав в себя невесомые сумерки, он смог приобрести осязаемую густоту. Оглушающая тишина изредка нарушалась стрекотаниями пустынных гадов да глухим треском лопающейся под ногами породы.

Неизвестно, сколько прошло времени. Сегодня Марс играл с органами чувств. Вместо быстро надвигающейся ночи он предлагал бесконечную серость, застрявшую между хорошо понятным днем и опасностью тьмы. Пребывая в каком-то оцепеняющем ступоре, мужчина брел по прямой, даже не радуясь удивительно спокойному биению собственного сердца. Мардкор знал, что все — обман. И уже не важно, в каком направлении он идет.

Это началось тогда, когда первые нотки морозных потоков начали врезаться в нежность теплоты. Звезды внезапно вспыхнули. Они стали острыми и колкими, словно жаждали поделиться с окружающим своим ледяным холодом. Окружающее пространство плавно наполнилось шипением гадов. Встревоженных и согнанных с насиженных мест. Повинуясь фундаментальному, животному инстинкту самосохранения они бросали собственные ночлежки и уползали подальше от источника опасности. На смену их шипению пришел совершенно иной звук. Мерный, сплошной, и чем-то похожий на глухой гул. Тяжко покрыв собой поверхность планеты, он предвещал появление абсолютного хищника. Когда воздух вокруг начал искажаться, словно полуденный зной вновь начал покрывать рыже-медный грунт Марса, Мардкор остановился. Мужчина не пытался бежать. Потому что знал — это бесполезно. Она его нашла.

— Неужели ты думал, что я тебя отпущу? — послышалось за спиной.

Маркор начал нервно озираться. Он крутился, дергался и запинался о практически ровную поверхность планеты. Вокруг никого не было. Только этот искаженный телом монстра воздух, совершенно не спешивший к нему приближаться.

— Тебе повезло, что это случится сейчас.

Плавно передвигаясь в облегающем малахитовом платье, она неспешно зашла со спины. Изящные, гипнотические движения тела красавицы были продиктованы движениями окружающих щупалец. Тело Азари потеряло очарование человеческих повадок. Нежный женский стан слился с истинной сущностью своего хозяина.

— Сердце в виде бутона? — ухмыльнулась Азари, — Серьезно? Ты никогда не отличался оригинальностью.

Толстые упругие щупальца преградили путь Мардкору, так и не решившемуся обернуться. Начав оплетать мужчину, словно удав собственную добычу, они, тем не менее, не стали душить и ломать кости. Удерживая владельца борделей примерно в метре над поверхностью планеты, щупальца развернули его лицом к Азари и крепко зафиксировали конечности. Онемевший язык внутри иссохшего рта Мардкора не мог пошевелиться. В пространство вырывалось только невнятное мычание. Всепоглощающий страх, объявший добычу, сводил хищника с ума. Адреналин, паника и безысходность,волной обдававшие спокойствие Азари, заставляли ее глаза сверкать так ярко, что их блеск затмевал сияние звезд.

— Я — везде, — прошипел хищник. — И я всегда получаю то, что хочу.

Широко раскрыв глаза, Цифриакс Мардкор наблюдал, как еле различимый силуэт Азари в потемневших сумерках нагнулся и приподнял полы изумрудного платья. Легкие, еле заметные трусики скользнули вниз по белоснежным стройным ногам и очутились в тонких ладонях Великой Матери. С нарочитой небрежностью она отбросила их подальше от себя. В тот момент, когда Азари подошла вплотную, Мардкор начал отчаянно биться, словно бабочка, попавшая в липкую, прочную паутину. Погладив бедра мужчины нежными ладонями, женщина заметила, что тот явно не готов к тому, чего она требовала.

Хороший стимулятор все исправил. Мужчина, вопреки всем своим усилиям не смог воспользоваться простым природным механизмом, способным облегчить его страдания.

Она села сверху. Вырвавшийся из тонкой шейки стон блаженства совпал с судорожным сжиманием стальных колец, сильнее фиксирующих впавшую в истерическую панику жертву. Плавные, ритмичные движения Азари раскачивали импровизированное ложе, не впуская внутрь и толики ставшего почти ледяным воздуха.

— Я всегда выбирала тела женщин, — не отвлекаясь от увлекательного процесса, сказала Азари, — И вовсе не из-за глупой ностальгии, нет. Их разум острый, гибкий и податливый. Поглощать его — одно удовольствие. Женщины блистательны и изящны. Кто в силах отказаться от такой притягательной красоты? Идеальный симбиоз. Идеальный дуэт. Видишь, какие плоды он принес? С мужскими телами так никогда не получится...

Конечно, Мардкор не мог ответить. Словно гигантская самка богомола, Азари нависла над своим любовником и начала его пожирать. Оставив физическое тело Мардкора в полной сохранности, она медленно откусывала, растворяла, сливалась с неспособной сопротивляться непроявленной сущностью мужчины. Смакуя и растягивая процесс, Королева глядела в глаза жертвы, полные ужаса и боли.

— Вы всегда стояли мне поперек горла. Отвратительно перевариваетесь, куски бесполезного мяса! — Азари недовольно отрыгнула затхлым воздухом, — От вашего грубого разума одни проблемы. Он не подходит для красивого танца двух начал. Подходит только для того, чтобы его ломать! Уродливые, несговорчивые предатели! Придет время, и я сотру всех мужчин с лица этой планеты.

Чувство обжигающей ненависти Азари пронесла через всю свою жизнь. Каждый день ее задевали черствость, нескладность и грубая простота, что несло в себе мужское естество. А еще полное чувство превосходства и собственной силы, от которой мужчины, порой, просто дурели. Азари пыталась это исправить. Привнести больше изящества в этот мир. И не могла. Без грубой физической силы мир рушился, а с ней утопал в серой уродливости. Ни операции, ни мода, ни генетические модификации подданных не могли удовлетворить внутреннюю жажду, час за часом иссушающую Королеву. Генетика далеко не всех женщин позволяла сделать их сильными наравне с мужчинами без необратимых последствий для организма. И далеко не многие из них при этом способны были сохранить свою очаровательность. Азари томилась, лишенная возможности созерцать повсеместную красоту. Она стала заложником извечного природного баланса. И это ее порядком бесило.

— Я вас ненавижу, — прошипела Азари, глядя как в беззвучном крике скривился рот Мардкора.

Изящные теплые ручки обхватили застывшее лицо. Широко раскрытые от ужаса глаза мужчины, похожие на выкатившиеся стеклянные шарики, взирали куда-то наверх. Азари склонилась над головой жертвы и сузила глаза. Сквозь темноту ночи она увидела глянцевый взгляд. Тело кольчатого монстра задребезжало. В тот момент, когда монстр понял, что жертва окончательно мертва, его накрыла стихийная, великолепная, непреодолимая волна наслаждения.

Минувшие несколько дней так ничего и не решили. Сколько бы не взвешивались «за» и «против», в душе оставалось стойкое сомнение. Конечно, аргументов в защиту того, что сделать ставку все-таки стоит, набиралось достаточное количество. Дело заключалось даже не в том, что предложение Одрина было по сути уникальное. И которое, скорее всего, уже никогда не повторится. Угнетенное, разбитое состояние преследовало Моргана практически с того самого момента, как он вышел из гибернации в последний раз. Смерть лучшего друга, назревающая революция, расследование по поводу вспышки под Флегрой — все это сжималось плотным кольцом вокруг горла. Так сильно, что норовило вот-вот задушить. Давняя бессонница снова дала о себе знать. Алкоголь уже не помогал. Снотворные — тоже. Морган не спал уже четвертые сутки и чувствовал дикую усталость. Он упорно пытался выпутаться из неприятностей, но тонул в них еще глубже. Хотелось взять и смести их одной рукой, чтобы не чувствовать больше невероятную тяжесть внутри. Жнец чувствовал, что подходит к своем пределу.