— Мой мальчик все для нее делал. Хотел возместить то, что она потеряла. А Лиса хотела совсем другого, — тяжело вздохнула Миллет, — Просила, чтобы ушел с жатв. Не нужны ей были деньги. Шибко уж боялась за будущего сына. Знала, что если Пламя ее выбрало, значит, обязательно родится Жнец.

— А он что?

— А что он? Ничего... Как с гуся вода. Даже когда она умоляла его переехать.

— Переехать куда?

— В «Пентреф».

Морган вздрогнул. Жнец вдруг понял, что добротный кусок жизни воспитанника просто прошел мимо него. Кроэн, тот самый Жнец, от которого отступило Пламя и за которого Хамфрид так переживал, был не просто случайным знакомым. Он оказался другом, который находился рядом в самый тяжелый период его жизни. Кроэн, не Морган. Горькая обида оттого, что Хамфрид ему не доверял смешалась с колким чувством вины.

— Кроэн был его другом? — спросил очевидное бывший наставник.

— Очень близким... Он-то и помог ему тех перевертышей вычислить…

— Перевертышей? — не слыша себя, переспросил Морган.

— Она ему говорила… уйди ты с жатв…— не ответив на вопрос продолжила Миллет и снова начала ронять слезы, — я не знаю, как они ее выманили. Те три дня были как в аду. Потом эта запись… Они хотели, чтобы он видел все, что с ней делали. Два месяца он ходил как призрак. А однажды вернулся среди ночи. Пьяный сильно... Весь в крови. Не только черной… И этот взгляд… Я думала, что он сошел с ума. Мой мальчик тогда поднялся в комнату, разнес все в дребезги да уснул. А на утро будто и не было ничего. Я и боялась спрашивать… Мы просто жили.

До Моргана произносимые слова доносились сквозь глухую пелену вакуума. Это была последняя капля. Вдруг он вскочил, решив быстро сделать то зачем пришел и просто уйти.

В этот день ответ нашел его сам. Морган уже знал, чего от него хотел Хамфрид. Безделушка в виде оранжевого полулуния робко хрустнула под давлением сжатых пальцев.

— Она похоронена там же?

— Да… Тебя проводить?

Конечно, Морган хотел бы пойти один. И мог найти для этого любой предлог. Он прекрасно знал окружающую местность и помнил, где растет дуб. К тому же, стремился скрыться от нарастающей в воздухе жгучей печали. Общество старухи уже давно начало тяготить.

— Проводите, — коротко ответил наемник.

Задний двор оказался гораздо больше, чем рисовали его смазанные воспоминания. Ставшее отчего-то ярким солнце заливало окружающее своей желтизной. От этого бледные листья напитывались не своей, обманчивой цветастостью. Рассекая затоптанную траву, небольшая тропинка стрелой уходила прямо к основанию раскидистого дерева. Порой, она терялась среди сломанных стеблей и травяных залысин выцветшего газона.

Подул резкий ветер. Суетливый вихрь сорванных листьев обрушился на две фигуры, медленно идущие рядом. Невысокая сухонькая женщина опиралась на руку своего спутника. Миллет Диффар не могла идти быстро. Больное бедро вновь начало беспокоить.

— Вас должно утешать то, что ваш сын сейчас на Олимпе, — отчего-то сказал Морган, повинуясь острому желанию разогнать сгущающуюся в воздухе грусть.

— На Олимпе? — женщина удивленно подняла заплаканные глаза.

— Эм... ну да. Он прибыл с прыгунами из будущего, — сказал Морган, осознав, что сейчас совершает большую ошибку, — Мы встречались с ним несколько месяцев назад.

— Встречались? Он мне ничего об этом не говорил.

— Такого не может быть, — Жнец почему-то продолжил отвечать, хотя знал, что нужно остановиться. — Хамфрид сказал, что вы узнали об этом первая.

— Ты что-то путаешь, Жнец. Не рви мне душу.

Нахмурившись, Морган предпочел промолчать. Воспаленное сознание старой женщины могло ее подвести. Впрочем, как и память. А, может, прыгуны что-то напортачили. По логике вещей, Хамфрида не должно оказаться в будущем, умри он в настоящем. Морган сделал вывод, что не сможет этого проверить до тех пор, пока сам не окажется на горе.

За долгих тринадцать лет дерево стало неимоверно высоким. Ствол налился и приобрел грузную массивность. Огромная дрожащая лиственная шапка походила на рой суетливых, беспокойных пчел. Корявые лапы ветвей нависали над двумя могилами. Одна, с совсем свежей землей и черным безликим крестом находилась совсем рядом с другой — аккуратным холмиком, поросшим травой и цветами. За ней хорошо ухаживали. Прямо под объемной голографией и длинным резным крестом росли небольшие оранжевые розы. Невесомая красноватая дымка окаймляла кончики бархатных лепестков.

Опустившись на одно колено перед могилами, Морган взглянул на улыбающееся лицо Хамфрида и раскрыл ладонь с безделушкой.

— Вы не знаете, что это такое? — спросил наемник, — Хамфрид отдал мне это перед смертью.

Миллет прищурилась, пытаясь разглядеть мелкий предмет.

— Что-то знакомое… Кажется, это ключ.

— Не видел таких. От чего?

— От «Пентрефа», чего же еще.

Остановившаяся на полпути рука замерла. Потом нерешительно дрогнула, преодолев еще немного. До могилы Мелиссы оставалось каких-то пара сантиметров, в то время как оранжевый полумесяц с голубоватыми звездами внутри, неровно качнувшись, завис над влажным черным грунтом.

— Вы же говорили, что они не успели переехать.

— Не успели. Он купил квартиру уже после ее смерти.

— Зачем? — Морган уже знал ответ, но хотел услышать его от Миллет.

Вязкий, причиняющий боль ком подступил к горлу.

— Все время пытался догнать… что-то…— сощурилась пожилая женщина, будто пытаясь что-то вспомнить, — Исполнить мечты, с которыми все время тянул. Молли хотела другого мира. Лучшего мира. И он строил для нее этот мир. Только жить в нем было уже некому.

Морган попытался проглотить возникший ком, но он только больше связал узлом глотку. Совершенно не зная Мелиссу, он испытывал к ней ненависть. И был уверен, что если бы и знал, то не изменил бы своего мнения. Накапливаясь с самого начала визита, это чувство росло, ширилось и, наконец, себя проявило. А потом вылилось в тягучую, удушающую обиду. Столько лет упорного труда, душевных и физических сил было вложено в Хамфрида, и все — впустую. Радостно улыбающийся с галографии человек не тренировал до посинения любившего улизнуть с тренировок мальчишку, не тащил его раненого на себе двадцать пять километров, скрываясь от идущих по следу тварей, и уж точно не бодрствовал несколько ночей подряд, каждые три минуты контролируя Пламя Хамфрида, когда тот переборщил с Тлением. Этот человек не сделал ровным счетом ничего. Она просто появилась однажды в его жизни и все испортила. Промыла Хамфриду мозги, превратив в мягкотелого тюфяка. Оставила зияющую, незаживающую рану внутри, которая в конце концов его убила.

— Что ты сделаешь с ключом? — сквозь пелену тяжелых мыслей прорвался голос Миллет, которая гипнотизировала безделушку красноватым, усталым взглядом.

Морган не ответил.

— Почему ты злишься? — спросила женщина, взглянув в напряженное, хмурое лицо наемника.

— Потому что все зло — от баб.

Женщина изменилась в лице. Скорбное выражение уступило недовольной, сердитой гримасе. Старческие морщины стали еще глубже. Губы Миллет сжались.

— Уходи, Жнец, — дрожащим голосом сказала она.

И он ушел. Не попрощавшись, быстрым, решительным шагом, будто куда-то спешил. Сжимая в широких ладонях ключ от так и не сбывшейся мечты. Морган забрал ее с собой. Потому что не захотел поставить точку в этой долгой, печальной истории. Потому что знал, что этот жест — лишь бесполезная попытка догнать ускользающее прошлое в море глупых ошибок. Это ничего не исправит, и легче никому не станет. Ни живым, ни мертвым. Уходя, Жнец уже знал, что никогда сюда не вернется.

Остров Цербера располагался в шумных водах Амазонского моря неподалеку от внешней границы западного Олимпийского щита. Разбросанный мелкими оспинками по голубой водной глади, он рисковал стать одним из многих, официально принадлежавших горе Олимп. По счастливой случайности каких-то незначительных четыре километра избавили островок от этой участи. Тем не менее, тесное соседство с обособленным миром элит несло огромные преимущества. Вся западная сторона массивной голубой брони защищала близлежащие объекты от посягательства беглых Теней. Это значительно облегчало владельцам островов мониторинг личной собственности. А собственность эта, не много ни мало, включала огромные фермы по выводу скота и заводы по переработке мясной продукции. В отличие от аграриев, Высшие не могли себе позволить экономию на охране. Тени не проявляли особого интереса к растениям.