Несмотря на маячившие перед глазами женские прелести, храмовник не обращал на них никакого внимания. Мужчина напряженно вглядывался в толпу. Туда, где, по всей логике, должна была находиться пустота. Настройки экзоскелета начали подстраиваться на повышение адреналина в крови. Фильтрация маски включила дополнительную степень очистки. В воздухе накопилось столько неосязаемой взвеси, что начинали слезиться глаза.

Внимание к девушке с белой грудью испарилось так же внезапно, как и появилось. Теперь все сосредоточились на девочке с цветочком бархотки в маленьких ладошках.

— Цветок мира! — громыхнуло над толпой, и рой камер устремились в сторону удивительного проявления робкости и надежды. — Наши дети не хотят войны!

Абсолютный символ любви и беззащитности — маленькая девочка, держащая в руках не менее беззащитный цветок бархотки, как апогей происходящего, должен был пробудить в сердцах властей сострадание. И не просто сострадание, а осознание того, что митингующие пришли с миром. И не хотят ничего, кроме справедливости и разумного диалога.

Зоркий, натренированный взгляд крестоносца уловил еле видимые движения воздуха между людьми. Бесцветная, слегка дрожащая пелена плавно лавировала между полуголыми, разукрашенными телами и ныряла в клубящийся дым зажженных фаеров. Таких прозрачных искажений насчитывалось не один и не два. Десятки непроявленных существ, растворившихся в толпе, начали поднимать свои головы. Настало время козырей из бездонного шулерского рукава. Прозрачных хищников, практически невидимых в этой безумной суматохе. Нелегалов, живущих вне закона и каждый день ходящих по лезвию ножа. Они были призваны выиграть начальную партию, оставив в дураках более осторожных поединщиков.

Для храмовника возникшая пелена являлась не просто искривлением пространства. Уловимое разве что специальными приборами и очень чувствительными камерами, она являлась ничем иным, как непроявленными хищниками. Внутри своей реальности выбранные особи имели острые зубы, когти и наросты. Природное оружие зверя способно было разрезать плоть до самых костей.

Холодная сосредоточенность достигла пика. Резкий шаг вперед. Крестоносец схватил девушку за плечо и с силой оттолкнул в сторону. Стремительно вытянул руку. До упора сжал пальцы, будто пытался схватить воздух. Ткань экзоскелета затрещала. Хруст. Раздался пронзительный вой, тут же утонувший в общем гуле толпы. Переломанный хребет монстра отметил его мгновенную смерть. Черный густой дым поплыл по холодному камню, смешиваясь с разноцветным смогом фаеров. Тонкие потоки алой крови заструились по раскуроченной плоти пальцев храмовника, освобождаясь от железных тисков экзоскелета.

Вездесущие камеры тут же засуетились, плотным облаком облепив упавшую на мостовую девушку. Та при падении ударилась головой о твердый камень, разбив лоб до крови. Волнистые волосы цвета наливного персика разметались, прилипнув к мокрым от крови щекам. Девушка завизжала. Она кричала громко и протяжно, перекрикивая даже гогот стоявшей рядом молодой компании с острыми засаленными ирокезами.

— Он ее ударил! — подхватил начавшуюся истерию кто-то из толпы, — Он ударил женщину!

— Она просто хотела мира! — раздался нервный возглас, готовый разорвать все на своем пути.

Хрупкая грань фантомного благополучия рухнула. Камеры пару раз щелкнули, отмечая наступление толпы на стражей порядка. Началось открытое противостояние. По мановению ока в руках у протестующих оказалось энерголазеры, холодное оружие и комплексные зажигательные элементы. Силовики ответили равносильно. В ход пошли энерговоронки. Раздался залп импульсной глушилки. Экзоскелеты стражей порядка врубили дополнительные ресурсы, противостоя воздействию невидимых волн. Камеры, верещавшие над беснующейся толпой, мгновенно попадали под ноги митингующих.Тут же сотни тяжелых подошв начали их давить, раскалывая на мелкие кусочки. Отключилось оружие, зависящее от энергетической искры зажигания. Протяжный свист вонзился в головы мятежников, заставив их потерять чувство реальности. В какое-то мгновение контуженная толпа попадала вниз.

«Внимание всем храмовникам. Красный код. Три минуты», — послышался приказ в наушниках.

Как только прозвучало последнее слово, крестоносцы все как один развернулись и начали покидать зону открытого противостояния. На границе, там, где заканчивалась площадь и начиналась плотная цепь из полицейских, внезапно материализовались массивные металлические столбы. По мере того, как храмовники покидали ту или иную зону, эти столбы активировались, превращаясь в сплошную глухую стену высотой в три метра. Полиция фиксировала ограду, попутно врубая голубые энергощиты.

Все происходило настолько быстро, что толпа, только начавшая отходить от подавляющего залпа, не сразу поняла, что происходит. А когда поняла, то было уже поздно. Люди и Тени начали бросаться на щиты, пытаясь преодолеть убийственную преграду. Но электрический разряды, пущенные по периметру, охлаждали пыл даже самых активных прыгунов. Более семнадцати тысяч тех, кто оказался на площади, оказались отрезанными от внешнего мира. Бунтовщикам, находившимся в это время на самом краю, повезло гораздо больше. Оказавшись по ту сторону стены, они в смятении обратились в бегство. Храмовник, что толкнул женщину, взял ее под локоть и бесцеремонно вышвырнул за пределы ограды. Не понимая, что происходит, та подчинилась потоку людей. Тревожные реки живых тел ринулись по узким улочкам города. Ни крестоносцы, ни полиция не мешали отступлению случайных счастливчиков. Они следили за тем, чтобы возникшая преграда выдержала натиск узников, оставшихся запертыми на площади.

Повисла тревожная тишина. Это произошло как-то внезапно, как-то неожиданно и совсем неуместно. Трудно было поверить, что многотысячная толпа могла так быстро притихнуть. Что все те граждане, давившие друг друга и кидавшиеся на щиты, в одночасье могли замереть. Все они начали опасливо озираться по сторонам. Оголтелую панику перебило всепоглощающее предчувствие надвигающейся опасности. Совсем не той опасности, что исходила от осторожных полицейских или храмовников, не смевших ступить и шага без приказа начальства. Былая праздность и уверенность в собственной неуязвимости исчезли без следа. Тяжелая, колючая тревога накрыла толпу. Мелкие звери начали чувствовать приближение более сильного, ненасытного и бескомпромиссного противника. Абсолютного хищника.

То тут, то там начал доноситься беспокойный ропот, иногда разбавляемый взволнованными возгласами. Сквозь твердую поверхность мостовой стали просачиваться толстые жгуты, похожие на тело невидимой анаконды. Многочисленные змеи с невообразимой скоростью расползались по площади, уже не заботясь о том, что могут кого-то задеть. Прозвучали глухие шлепки выбитых люков канализации. Раздался первый, душераздирающий крик пожираемой жертвы. Брызнула кровь. Черная кровь. Снова началась паника, давка и неистовая толкотня. Люди и Тени пытались спастись от упругих колец Королевского гиганта, пришедшего набить свою утробу теми, кто был не согласен с предлагаемым мироустройством. Сегодня Азари передумала раздавать пряники. Она решила, что настало время кнута.

— Раз уж дело на то пошло, начинать тебе надо было раньше.

— Раньше я думал как ты.

— А сейчас?

— А сейчас — нет.

— А что изменилось?

— Хочется чего-то другого, — сказал Хамфрид после продолжительной паузы. — Лучшего мира.

— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — скептично заметил Морган. — На моем веку любой шухер не приносил ничего, кроме пустого желудка и вереницы гробов у крематория.

— Это — другое.

— Не смеши меня. Менять одну тиранию на другую очень энергозатратно. По дороге достанется всем.

— Не будет никакой тирании.

— Это только так кажется. Когда было, чтобы после стало лучше, чем до?

— Первое время будет тяжело, не спорю. Но не более.

— Это время может затянуться очень надолго.