Первая периодизация тагарской культуры была создана в 1929 г. С.А. Теплоуховым, который выделил в ней четыре этапа. В основу периодизации положено изменение типов погребальных сооружений: постепенное увеличение размеров курганных насыпей и уменьшение числа курганов в могильнике, изменение конструкции сооружений и обряда. Могильный инвентарь каждого этапа описан им лишь вкратце. Первый этап С.А. Теплоухов не датировал, второй датировал VI в. до н. э., третий — последними веками до нашей эры, четвертый — началом нашей эры. К четвертому этапу С.А. Теплоухов (1929) относил курганы с железными вещами и гипсовыми масками.
Последователем С.А. Теплоухова был М.П. Грязнов. Он работал над уточнением периодизации, подразделив тагарскую культуру на четыре этапа: банковский (VII–VI вв. до н. э.), подгорновский (VI–V вв. до н. э.), сарагашенский (IV–III вв. до н. э.) и тесинский (II–I вв. до н. э.). Последний, тесинский, этап — переходный от тагарской к таштыкской культуре, инвентарь его содержит как тагарские вещи, так и таштыкские. В основе периодизации М.П. Грязнова лежит изменение типов погребальных сооружений, обряда и погребального инвентаря. Периодизация М.П. Грязнова была изложена им в 1950 г. в рукописи «Минусинская курганная культура», однако увидела свет лишь в 1968 г. в сокращенном варианте (Грязнов М.П., 1968, с. 186 и след.).
Другая периодизация памятников тагарской культуры создана С.В. Киселевым. В основу ее также положены изменения погребальных сооружений, обряда и инвентаря курганов. Но изменения погребального инвентаря играют в его периодизации более важную роль, чем изменения погребальных сооружений. С.В. Киселев (1949, с. 115) впервые применил для периодизации тагарской культуры статистику совместных находок кинжалов и чеканов при раскопках погребений. В его периодизации тагарская культура подразделяется на три стадии: I — VII–V вв. до н. э.; II — V-III вв. до н. э.; III — III–I вв. до н. э. (Стадия I С.В. Киселева соответствует баиновскому и подгорновскому этапам М.П. Грязнова, II — сарагашенскому, III — тесинскому.) Для стадии I, по С.В. Киселеву, характерны индивидуальные погребения в ящиках и невысоких срубах под небольшими земляными насыпями эллиптической формы. Покойники часто сопровождаются оружием обычных размеров — кинжалами, чеканами, наконечниками стрел, а также сосудами с орнаментом и украшениями. Для стадии II характерны коллективные погребения в высоких срубах под более высокими насыпями вытянутой формы. Оружие и другие предметы погребального инвентаря (кроме сосудов и украшений) заменяются их уменьшенными, а затем и миниатюрными изображениями. Для стадии III характерны коллективные погребения — 10–20, а то и до 100 человек. Появляется обычай сжигания камеры после заполнения ее определенным количеством трупов. Инвентарь по-прежнему миниатюрный, причем наряду с бронзовыми впервые появляются и железные вещи. Курганные насыпи достигают крупных размеров (Киселев С.В., 1949, с. 114–146, 152–156).
Наконец, третья периодизация для первой половины тагарской эпохи (VII–V вв. до н. э.) разработана Н.Л. Членовой. Она основана на корреляции взаимовстречаемости оружия (кинжалов, чеканов, боевых топоров, секир и наконечников стрел) и ножей из тагарских курганов как вещей, наиболее быстро изменяющихся. Корреляционная таблица позволила разделить инвентарь раннетагарской эпохи на последовательные хронологические группы, из которых каждая бытовала приблизительно 100 лет в VII, VI и V вв. до н. э. Абсолютные даты групп определялись по аналогиям из Причерноморья и Поволжья — районов с довольно хорошо разработанной хронологией. Даты для групп и отдельных предметов V и V–IV вв. до н. э. в основном определялись по аналогии из Башадарских и Пазырыкских курганов Горного Алтая, датированных радиокарбонным методом и на основании ахеменидских и классических параллелей. Хронология памятников IV–III вв. до н. э. пока не разработана детально. Их даты определяются ориентировочно инвентарем, занимающим промежуточное положение между типами V в. до н. э. и типами «смешанного или переходного тагаро-таштыкского» времени (по М.П. Грязнову, тесинского этапа) III–I вв. до н. э.; эта дата обоснована восточным импортом и гуннскими типами вещей.
И С.А. Теплоухов, и М.П. Грязнов считали тагарскую культуру автохтонной, генетически связанной с предшествующей ей карасукской культурой. Все изменения в погребальном обряде и инвентаре тагарской культуры они объясняли местным развитием, отрицая значительные переселения в Минусинскую котловину людей из соседних и отдаленных районов (Грязнов М.П., 1968, с. 187–194).
В коллективной монографии М.П. Грязнова, М.П. Завитухиной, М.Н. Комаровой, С.С. Миняева, М.Н. Пшеницыной и Ю.С. Худякова «Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее» (1979) представлено несколько разновременных памятников, перекрывающих друг друга (в частности, несколько тагарских погребальных сооружений перекрыто таштыкскими и еще более поздними). По мысли авторов (1979, с. 160, 161), этот комплекс должен подкрепить схему С.А. Теплоухова — М.П. Грязнова и доказать непрерывное эволюционное развитие всех культур Минусинской котловины на протяжении двух тысяч лет от андроновской эпохи до позднего средневековья, без каких бы то ни было перерывов и смены населения.
Н.Л. Членова (1973) считает, что тагарская культура — результат смешения местных и пришлых компонентов. Местными компонентами явились культуры лугавская (происходящая, видимо, из местного неолита, синхронная карасукской и заимствовавшая из нее ряд элементов, но сохранившая свою керамику и орнаменты и частично — погребальный обряд) и андроновско-федоровская, которая в Минусинской котловине и пограничных с ней более западных районах существовала вплоть до VIII–VII вв. до н. э. Смешение этих культур и дало основу тагарской культуры, возникшей в VII в. до н. э., люди которой развивали и карасукское бронзолитейное дело.
Дискуссионен вопрос о локальных различиях в тагарской культуре. По мнению Н.Л. Членовой, в эпоху сложения тагарской культуры, в VIII–VII и в VII в. до н. э., можно выделить некоторые локальные группы тагарских памятников, различающиеся по форме венчика и орнаменту керамики. Это, во-первых, памятники подкунинско-кокоревской группы и смешанной карасукско-тагарской, расположенные в степи; во-вторых, памятники лугавской и банковской групп, расположенные либо близ горно-лесных окраин Минусинской котловины, либо в зонах сосновых боров и на боровых песках (бывших борах, ныне вырубленных). В остальном инвентаре и в обряде погребения четко заметные различия между двумя этими группами не прослеживаются (хотя в каждой группе в погребальном обряде наблюдаются различные варианты). Однако уже и в эту эпоху были памятники, сочетающие и «степную», и «лесную» керамику (Членова Н.Л., 1972а, с. 90–131, табл. 37–49). Этот процесс смешения различных этнических групп, отчетливо проявляющийся в том, что в одних и тех же памятниках и даже на одном и том же сосуде начинают встречаться степные и лесные элементы орнамента, интенсивно идет в VII в. до н. э., на протяжении которого и складывается единая тагарская культура.
На основной своей территории, в Минусинской котловине, сложившаяся тагарская культура с VII–VI по III в. до н. э. чрезвычайно однородна и единообразна. Локальные варианты в ней могут быть выделены лишь по отдельным, разрозненным признакам, но не по целым их группам. Попытки выделить на основной тагарской территории локальные варианты оказались недостаточно убедительными (Левашева В.П., 1958; Дэвлет М.А., 1966). Однородность культуры находит полное соответствие в однородности физического типа тагарского населения. А.Г. Козинцев (1977, с. 67), изучивший большие серии тагарских черепов (всего 704 черепа), пришел к выводу, что «географических закономерностей в изменчивости признаков заметить, как правило, не удается. Соседние группы в общем не более сходны между собой, чем территориально разобщенные. Не обнаруживается и хронологических закономерностей в распределении сходства между группами».
