Как и описывала Лейкен, это был лев, искусно изображающий рев, свирепый, гордый и прекрасный, точно такой же, как моя человеческая версия. Животное вырывалось из зарослей уродливого вида ежевики и огромных, великолепных красных роз, некоторые из которых свернулись, а некоторые полностью распустились. Это была самая красивая татуировка, которую я когда-либо видела, а у всех братьев Падших, включая моего отца и брата, были отличные татуировки.

— Да, — сказала я, пытаясь скрыть то чувство, которое вызвала у меня эта татуировка, как будто Дэннер связал свое сердце с моим чернилами и мыслью, — Думаю, что не может.

Он потянулся к открытому шкафу и, ухмыльнувшись, показал мне коробку тостов с корицей. — Мое фирменное блюдо.

Я рассмеялась, мысленно вернувшись в раннее утро перед школой, в те десять месяцев, которые я провела, живя с Дэннерами в начальной школе. По утрам, когда его мама, Сьюзен, была занята благотворительностью или походами по магазинам, Дэннер отвечал за приготовление нам с Кингом завтрака. Хруст тостов с корицей был примерным пределом его кулинарного мастерства, так что было хорошо, что мы оба, черт возьми, обожаем эту штуку.

— Мое любимое, — сказала я, когда он пододвинул ко мне миску с молоком через столешницу, а затем прислонился к ней, чтобы съесть свою порцию.

— Нам следует кое о чем поговорить, — сказал он, снимая кепку, бросая ее на островок и проводя рукой по длинным волосам на макушке.

Я попыталась сосредоточиться на том, что он говорит, но дала себе волю, потому что любая женщина пускала бы слюни на такого нелепо горячего мужчину, как офицер Дэннер.

— Поговорить? — невнятно повторила я с полным ртом тостов с корицей.

Он ухмыльнулся. — Если бы я знал, что снять рубашку — это все, что нужно, чтобы сделать тебя послушной, я бы сделал это давным-давно, черт возьми, намного раньше.

Я посмотрела на него и надменно поднесла к губам кружку с жидким раем. — Я просто еще не выпила достаточно кофе сегодня утром.

Его взгляд скользнул по пустым капсулам от кофе, разбросанным по столешнице, а затем снова по мне, приподняв одну бровь.

— Не осуждай меня, — предупредила я его, от чего его губы дернулись, — Давай сосредоточимся. О чем нам нужно было поговорить?

Он моментально протрезвел, отбросил тарелку с хлопьями и скрестил руки на груди, так что каждая мышца его бицепса вздулась и заблестела в утреннем свете.

Я заговорила в свою кружку прежде, чем он успел начать. — Если ты хочешь, чтобы я обратила на тебя внимание, тогда предлагаю надеть рубашку.

Я улыбнулась, делая глоток кофе, когда он расхохотался и подошел, чтобы схватить свою выброшенную футболку.

— Лучше? — спросил он, когда обтягивающая спортивная рубашка зеленоватого оттенка, который точно подходил к его глазам, приклеилась к каждому дюйму его красивого тела.

— Нет, — честно ответила я, но рукой отмахнулась от тревоги, — Продолжай в любом случае.

— То, что произошло прошлой ночью, больше не повторится, — пообещал он, — Я позвонил сержанту Реннеру сегодня утром, и мы собираемся приставить к твоей квартире штатского офицера, пока ты будешь дома. У нас есть бюджет, и благодаря тому дерьму, которое ты вчера утром выдала, ты стоишь того, чтобы КККП осталась в живых, поэтому они выделяют средства на это. Ты также будешь беспрекословно подчиняться мне, когда я скажу тебе брать Хиро с собой куда угодно, блять, куда бы ты ни пошла, если только ты не со мной. Он обученный полицейский и сторожевой пес, Харли-Роуз, и он любит тебя. Не так много ситуаций, в которых он не сможет тебе помочь.

Я закусила губу, ненавидя то, что мне приходится с ним соглашаться.

Он продолжил, несмотря на мое несогласие. — Я действительно чертовски недоволен тем трюком, который ты провернула, предлагая свои услуги, но теперь, когда ты это сделала, появились некоторые правила.

— Они прошлись по ним, когда я была там, — перебила я, только чтобы получить ледяной взгляд Дэннера.

— Да, они прошлись по своим правила, но ты увидишь, Рози, у меня свои правила. Самое главное из них то, что ты ни при каких обстоятельствах не будешь действовать опрометчиво без меня, поняла? Я знаю, что ты решительно настроена покончить с этим клубом по целому ряду причин, я не буду спорить, что они неверны, но ты ни хрена не смыслишь в полицейской работе, и та же самая страсть, которая привела тебя сюда, может закончиться разрушением этого расследования,

— Я не тупица, Дэннер, — отрезала я.

— Никто не говорил, что ты она. Что я действительно говорю, так это то, что у тебя есть склонность действовать опрометчиво, когда ты вонзаешь зубы во что-то крупное. Не делай этого.

Я посмотрела на него. Он бесстрастно посмотрел в ответ.

— Вот все мое доброе утро, — пробормотала я, глядя в пустую кофейную чашку, — Мне нужно еще кофе.

— У тебя появится язва, если ты будешь пить эту дрянь, — сказал он мне, подойдя к другой стороне прилавка, упершись в него предплечьем и наклонившись, чтобы погладить меня по затылку, — И у тебя все еще доброе утро, Рози. Мы просто еще не добрались до приятной части.

— Ах да, конечно.

Он прикусил уголок своей ухмылки. — Ты хочешь добраться до нее, тогда скажи, что согласна с моими условиями, хорошо? Мне нужно знать, что ты в безопасности, или я наделаю глупостей, которые мне не нужны, чтобы убедиться в этом.

— Какие например? — спросила я, оживляясь от любопытства.

Это не несло в себе ничего хорошего для того, что я любила, когда он становился глупым для меня, тем более, когда он делал что-то плохое для меня.

— Как никогда не оставлять тебя.

— Ой.

— Да, теперь будь добра ко мне и скажи, что поняла меня.

Я хотела. Боже, я хотела.

Но этот мудак оставил меня на три года, даже не попрощавшись. Как, черт возьми, я должна была доверять ему?

— Ты оставил меня однажды, Дэннер. Ни причины, ни гребаного объяснения. Думаешь, я стану доверять парню, который мог такое сделать?

— Довериться парню, который тебя побил, — отрезал он в ответ, с жестокостью от внезапного гнева, — Ты же знаешь, я бы никогда этого не сделал. Ты, блять, знаешь, что если я ушел, не попрощавшись, то для этого была уважительная причина.

— На этой чертовой планете не существует причин бросать свою семью, — парировала я, вставая в ярости, чтобы рычать на него через столешницу.

— Как, черт возьми, ты называешь то, что хочешь сделать сейчас? Изолировать себя от Падших?

— Я делаю это ради них, — завопила я, швыряя кружку с кофе через всю комнату, потому что в моем гневе не было красноречия, и мне нужно было, чтобы он понял, — Я бы сделала все, чтобы обезопасить их.

— Думаешь, я не чувствую к тебе того же, черт возьми? — бросил он вызов, не обращая внимания ни на грохот от кружки, ни на ее осколки вокруг него, — Я бы разбил себе сердце миллион раз, если бы это означало, что ты будешь жить.

Он подбежал к тому месту, где я стояла, тяжело дыша, и крепко обхватил рукой мое горло, прижав большой палец к моему пульсу. Это был такой доминирующий жест, который мгновенно заставил меня подкоситься в коленях и ослабить решимость.

Я была задиристой байкершей, но я хотела подчиниться ему таким, каким он был сейчас, превращенный гневом и потребностью в альфу, настолько доминирующего, что он требовал от меня послушания.

Только для него я когда-либо чувствовала это желание, и только для него я когда-либо поддавалась этому.

— Я спасал тебя с шести лет, Рози, — сказал он, сверкая глазами, — Я делал это снова и снова, даже когда это означало пойти против того, за что я выступал, потому что, в конце концов, я стоял за тебя, за твои безопасность и счастье после всего того дерьма, с которым ты столкнулась. Если я ушел от тебя, ты думаешь, это было по какой-то другой причине, кроме этой?

— Откуда мне знать, если ты так и не объяснил мне этого, — возразила я, прислоняясь к его руке на своем горле, так что она сжалась, как ошейник у бешеной собаки, — Откуда мне вообще знать, что ты чувствуешь, если ты, блять, ни разу мне об этом не говорил?