Только открыть.

Снаружи не доносится ни звука. Если кто-то войдет в подъезд, Роман поднимется наверх и кашлем предостережет, чтобы он повременил покидать квартиру.

Он осторожно отворяет дверь — на лестнице никого не видно. Быстро проскальзывает наружу и бесшумно закрывает дверь — автоматически срабатывает замок. Теперь можно спускаться или вызывать лифт. Но раз никого не видно, он запирает дверь на второй замок и идет к лифту.

— Рамаз, сегодня не пей. Завтра чуть свет надо уезжать в Тбилиси.

— Сколько денег принесли? — спросил вдруг Коринтели, пристально глядя на Сосо.

— Сколько ты требовал.

Рамаз насмешливо хмыкнул.

— Сейчас же поднимемся в номер, и вы заберете разницу. Я пошутил над вами. Деньги делим поровну.

— Ты же больше заслужил! — не согласился Роман.

— Деньги делим поровну! — твердо и непреклонно повторил Рамаз.

Роман Гугава искренне полагал, что Коринтели причитается больше, но увидев его вспыхнувшее лицо и потемневшие глаза, он счел за лучшее прикусить язык.

— Заодно, джентльмены, хочу сообщить вам, что «Трафальгар» был моей последней операцией. В сентябре мне присвоят звание доктора, а до января выберут профессором. Неудобно, профессор душит людей в машине или грабит магазин радиотоваров. Я прав, Иосиф Владимирович? — Рамаз не отрывал глаз от бокала, словно занимался гаданием.

Сегодня Сосо почему-то не обиделся на «Иосифа Владимировича».

— Скоро, видимо, женюсь. Одним словом, наши пути расходятся бесповоротно.

— Жаль! — вздохнул Роман Гугава. — Где сегодня найдешь такого партнера, как ты?!

— Что сказал тебе академик? — спросил Шадури.

Рамаз не слышал вопроса, кадры видеомагнитофона побежали в обратную сторону, и он увидел такой эпизод.

…— Дорогие друзья, мне хочется поздравить с успехом совсем молодого ученого, — торжественно говорит академик Матвеев. Объектив медленно отъезжает назад. В кадре видны все сидящие в зале. За столом около двадцати академиков и профессоров. С краю его стоит высокий симпатичный парень. Он скромно потупился. — Мы сегодня же за его исследование можем присвоить ему звание доктора, — четко, громко и торжественно продолжает академик. — Исследование уже утверждено советом. Я лично прошу директора тбилисского института астрофизика товарища Отара Кахишвили оказать всестороннее содействие талантливому молодому человеку и как можно скорее уладить все формальности. Прежде чем закончить, мне хочется зачитать вам письмо академика Георгадзе, написанное им за несколько дней до смерти.

Матвеев берет со стола письмо. Объектив по очереди обходит полные внимания и любопытства лица ученых. Все они, кроме двух людей, старые друзья Давида Георгадзе.

— Как видите, друзья, — академик кладет письмо на стол и снимает очки, — дорогой Давид был не только выдающимся ученым, но и прекрасным человеком и замечательным воспитателем молодого поколения. Я уверен, что открытый им самородный талант — присутствующий здесь Рамаз Коринтели — достойно продолжит великие начинания академика Георгадзе. Давайте встанем, друзья, и минутой молчания почтим светлую память нашего Давида Георгадзе!

Все поднимаются…

— Что сказал академик? — повторил вопрос Шадури.

Рамаз дернул головой — не мешай! Перевел назад кассету видеомагнитофона и снова вгляделся в заключительный эпизод.

…— Я уверен, что открытый им самородный талант — присутствующий здесь Рамаз Коринтели — достойно продолжит великие начинания академика Георгадзе. Давайте встанем, друзья, и минутой молчания почтим светлую память нашего Давида Георгадзе!..

— Ты что-то спросил? — повернулся вдруг Рамаз к Сосо Шадури.

— Ничего, Рамаз, ты, вижу, очень устал. Роман правильно говорит, поднимись к себе, выспись и отдохни.

— Да, ты прав, поднимемся в номер. Мне хотелось, чтобы мы расстались по-другому, более торжественно.

— Может, так оно лучше. Ты не наш человек. Понятно, что у тебя другая дорога, — на глаза Романа Гугавы навернулись слезы. — Но знай, все равно мы твои братья и, когда понадобится, всегда будем с тобой.

— А я желаю тебе никогда не нуждаться в нас, — добавил Шадури.

Рамаз взглянул на него и понял, что Сосо сказал это искренне.

— Пошли наверх!

— Нам незачем подниматься!

— Нам надо поделить деньги, которые вы мне принесли, я совсем упустил из виду, что вы можете совершить какую-нибудь глупость.

— Ладно, Рамаз, успокойся! — улыбнулся Шадури, — У нас было желание сделать тебе какой-нибудь дорогой и оригинальный подарок на память о прошлой жизни и бывших друзьях. Мы хотим, чтобы ты каждый день вспоминал, что ты, всемирно известный человек, был одно время нашим другом и жил нашей жизнью.

Рамаз улыбнулся и дружески похлопал обоих по плечу.

В вестибюле они еще раз расцеловались.

— Прощай, Рамаз! — растроганно сказал Гугава.

— Прощай, Роман!

— Не забывай нас! — сказал Шадури.

Рамаз тепло улыбнулся в ответ.

Они пошли.

Коринтели, застыв, глядел им в спину, навсегда прощаясь с прежней жизнью.

Вдруг Сосо повернулся, бросив Роману, что он на минутку, и снова подошел к Рамазу:

— Рамаз, у меня к тебе вопрос. Только ты должен ответить откровенно! — Взяв приятеля под руку, он отвел его в свободный угол вестибюля.

— Слушаю тебя!

Схватив Рамаза за обе руки, Сосо спросил:

— Не обманывай меня, скажи честно, ты действительно Рамаз Коринтели?

В ответ Рамаз громко расхохотался.

— А кем я могу быть? Я еще не развеял твои сомнения?

— Не знаю, может быть, ты — его близнец. Или двойник! Ничего не могу с собой поделать, мне никак не верится, что ты Рамаз, Рамаз Коринтели!

Коринтели снова рассмеялся.

И снова Сосо Шадури забил озноб. Ни один мускул не дрогнул на лице Рамаза. Оно смахивало на грубо намалеванную маску смеха, в круглые отверстия под бровями которой смотрели чьи-то недобрые глаза.

Гоги Ломидзе сразу не понравился Рамазу. Точнее говоря, увидев восторженное лицо сестры, он понял, что Инга самозабвенно влюблена в молодого человека, — именно это и не понравилось Коринтели.

Да выражают ли слова «не понравилось» то чувство, которое охватило Рамаза при виде незнакомого юноши и влюбленной Инги?!

Сестра позвонила утром — у меня к тебе срочное дело, приходи непременно. Рамаз чувствовал себя утомленным, выходить из дому не хотелось. Голос сестры сразу взбодрил его, заставив странно трепетать сердце.

«Господи, когда наконец я справлюсь с собой?!» — подумал он в смятении.

— Как ты? — спросил он Ингу, и ему самому не понравился собственный срывающийся голос.

— Превосходно!

«Превосходно!» Подозрение резануло Коринтели по сердцу.

— Да, превосходно! Приедешь ко мне? Знай, я буду не одна. Оденься получше.

— Кто будет еще?

— Только один человек. Мне очень хочется, чтобы ты ему очень понравился.

У Рамаза перехватило дыхание, он растерял все слова.

— Слушаю!

— Что, Рамаз? Что с тобой? — Ледяной голос брата поразил Ингу. — Алло, алло! Я слушаю, Рамаз!

Рамаз понимал, что рано или поздно наступит роковая минута. Его охватил страх, что Инга выйдет замуж. Что тогда будет с ним? Вместе с тем одна мысль ободряла его: может быть, замужество Инги навсегда вытравит из его сердца то странное чувство, которое он испытывает к сестре.

Он всегда боялся думать о замужестве Инги. Но, может быть, было бы лучше почаще думать о нем, переварить свое чувство и исподволь свыкнуться с ожидаемым ударом судьбы.

— Алло, алло, Рамаз!

— Слушаю!

— Что с тобой, Рамаз, что случилось?

— Ничего, я слушаю тебя! — Рамаз старался превозмочь нахлынувшие чувства, боясь, как бы Инга не догадалась о них. — Какой человек, что ты говоришь?

— Я хочу познакомить тебя с одним человеком.

— Может быть, вы придете ко мне? Я что-то неважно себя чувствую.