«Какие манеры!» — вздохнула та в душе.

Рамаз вышел в холл и взялся за дверную ручку.

Лия была убита, она не думала, что уход незнакомца так огорчит ее.

Но тот остановился. Отпустил ручку и повернулся к ней.

— Позвольте мне называть вас Лией. Вы так юны, что я не решаюсь обращаться к вам ни со словом «калбатоно», ни по отчеству.

— Благодарю вас! — Лия была явно польщена.

Перед двадцативосьмилетней женщиной еще не вставала проблема возраста, но обращение по отчеству, да еще из уст молодого человека, естественно, не могло бы понравиться ей. Поэтому ее сердце взыграло от таких слов.

— Я человек суеверный и убежден: то, что мы часто приписываем случаю, предрешено на небесах. Я, как физик-идеалист, склоняю голову перед лапласским детерминизмом.

В ответ Лия только улыбнулась. Она не знала, что за штука лапласский детерминизм. Зато она уже знала, что молодой человек непременно пригласит ее куда-нибудь, и заранее знала, что не сможет ему отказать.

— Не поужинать ли нам вместе?

Лия заколебалась; всей душой порываясь ответить «да», она в то же время чувствовала, сколь неловко сразу изъявлять согласие на первое приглашение.

— Не вгоняйте меня в конфуз, этого не только я, сам бог не простит вам!

Женщина рассмеялась:

— На боге вы меня поймали!

— Где мы поужинаем?

— Я не знаю. Где вы предпочитаете?

— Если угодно, в «Интерконтинентале», я там живу. А хотите, спустимся в ваш ресторан.

От Рамаза не укрылось, какое впечатление произвело упоминание об «Интерконтинентале».

— Мне наскучили одни и те же лица.

— Тогда я иду заказывать столик и ровно в восемь жду вас перед гостиницей.

— Дедушка Варлам, я к тебе с гостем! — еще в дверях заявила Лия бабушкиному брату Варламу Гигошвили, снимая кожаную куртку и делая знак Рамазу, чтобы и он раздевался.

— Гостя?! — удивился тот, окидывая подозрительным взглядом молодого элегантного мужчину.

— Твой коллега, физик, не хмурься, неудобно.

— Проходите! — через силу улыбнулся старик.

— Спасибо! — сказал Рамаз, окидывая цепким взглядом двухкомнатную квартиру пенсионера.

— Вы, стало быть, физик? — спросил вдруг Варлам, словно проверяя сказанное Лией.

— Да, физик, точнее, астрофизик.

— Проходите, пожалуйста!

Рамаз сел и достал из кармана сигареты:

— Вы разрешите?

— Разумеется, пожалуйста!

— Не желаете?

— Нет, я не курю! — Старик принес пепельницу и поставил ее на стол перед гостем. — В какой области вы работаете?

— Я в основном занимаюсь проблемами радиоактивности.

— Понятно, понятно.

— Прошу прощения за беспокойство, вы, кажется, отдыхать собирались?

— Да я только и делаю весь день, что отдыхаю. Необходимые магазины на первом этаже этого, подобного целому городу, здания. Я заперт в его бетонной коробке и живу воспоминаниями. Где вы познакомились с моей внучкой?

— Я ее давно знаю. После ее замужества мы почти не встречались. А столкнулись в гостинице и очень обрадовались. А вы давно живете в Москве? — спросил в свою очередь Рамаз.

— Почти двадцать пять лет! — призадумался старик. — Большого ученого из меня не вышло. И жизнь не задалась. В моей квартире ничего нет, кроме самых необходимых вещей. Библиотека, правда, неплохая.

— Только ли библиотека, дедуля? Разве твоя коллекция марок не уникальна?

У Рамаза дрогнуло сердце:

— Вы филателист?

— Вернее, был когда-то. Несколько лет не приобретал ничего нового.

— У дедушки Варлама с тысячу уникальных марок.

— Я в филателии профан. Тысяча марок, вероятно, считается большой коллекцией?

— Ценность коллекции определяется характером марок, а не количеством. У меня есть хорошие марки, но не настолько, чтобы считать мою коллекцию уникальной. Хотя есть у меня одна марка, она-то моя настоящая гордость! — У старика заблестели глаза. — Пройдемте в кабинет. Я хочу показать вам ее.

Все прошли в кабинет. Рамаз сразу увидел множество марок, выставленных за стеклом. Он взял себя в руки, стараясь не обнаруживать волнения. Напустив на себя вид, будто марки его не интересуют, он подошел к книжным полкам и вытащил первый том старинного издания истории математики.

— Ну, пожалуйста, а то дедушка обидится! — шепнула ему Лия.

— Иду, иду! — Рамаз подошел к заполненной марками витрине. — Извините меня, но я увидел такие книги, что глаз не мог оторвать.

Он напряг внимание, подхлестываемый страстью поскорее увидеть марку, стоящую сто тысяч долларов.

— Вот моя гордость, мой «Трафальгар»! — Варлам открыл малахитовую коробочку и показал гостю бережно завернутую в целлофан марку. Глаза старого физика озаряла радость, морщинистое лицо его было преисполнено гордости.

— Во сколько же оценивается ваш «Трафальгар»? — как бы вскользь поинтересовался Рамаз.

— В значительную, в весьма значительную сумму. Многие, имей они желание, не смогли бы купить ее! — захихикал старик. — Между прочим, мне как-то не по себе становится, когда люди, несведущие в филателии, ценят марки только за их стоимость.

— Я уже говорил, что не имею о филателии представления. Поэтому не знаю, в чем ценность марки. В красоте? Но марки в витрине намного красивее вашего «Трафальгара»! — как бы с досадой заметил гость.

— Вы правы, полностью правы. Мой «Трафальгар» стоит приблизительно около двухсот тысяч долларов.

— Что ты говоришь, дедушка! — вскричала Лия.

— Да, да, двести тысяч долларов!

— Этот клочок бумаги? — якобы не поверил Рамаз.

В ответ старик захлопнул коробочку и спрятал ее обратно в секретер.

— Марки не ваша стихия, лучше я вам покажу книги. — Варлам Гигошвили, по-видимому, был уязвлен в самое сердце.

— Вы правы. Филателия для меня настоящая китайская грамота. Мне вспоминается анекдот или истинное происшествие, рассказанное мне в Париже два месяца назад. Если я не злоупотребляю вашим вниманием, готов рассказать.

— С большим удовольствием слушаю вас, с большим удовольствием!

— Вы не обидитесь? Анекдот о филателисте.

— Тем более приятно, я весь внимание.

— Жил в Лионе некий молодой человек, с детства увлекавшийся филателией. До сорока лет прожил он, не зная женщин. Представляете себе француза, до сорокалетнего возраста не знавшего женщин? — Рамаз подмигнул Лии.

— Истинное чудо! — хихикнул старик.

Лия рассмеялась. От старого физика не укрылось, какими глазами смотрит на гостя его внучка, и он укоризненно погрозил ей пальцем.

— В один прекрасный день наш лионский филателист приехал в Париж, — продолжал Рамаз. — Там он встретился с одной женщиной и впервые познал вкус любви. Он тут же кинулся к телефону, соединился с матушкой в Лионе и велел ей сейчас же выбросить его марки в огонь. «У меня переменилось хобби, я узнал вкус любви!»

— Замечательно! — смеялся Варлам. — Истинно французский анекдот. Однако, милый мой, я не похож на вашего филателиста. Я никогда не был записным ловеласом, хотя любовь и меня несколько раз заставляла терять голову. А ты, Лиечка, приготовь нам чай. Вы нагрянули неожиданно, у меня, увы, особенно нечем вас угостить.

— Что ты! Наоборот, это мы извиняемся за беспокойство.

— Лия, мне пришла в голову одна мысль, — сказал Рамаз. — Давайте завтра пообедаем втроем.

— Я с большим удовольствием схожу с вами в ресторан, — обрадовался Варлам.

Лии явно не понравилось предложение Рамаза, но делать было нечего.

— Как хотите, — сказала она.

— Куда пойдем? — Рамаз словно не заметил досаду молодой женщины.

— Это я обдумаю! Когда вы пожалуете завтра ко мне, предложу вам свой вариант, разумеется, если вы согласитесь.

— Мы полагаемся на ваш выбор! — засмеялся Рамаз. — Лия, завтрашнее заседание в академии закончится примерно в половине пятого, я прихожу к тебе, а к половине шестого попросим нашего дорогого хозяина быть готовым. До свидания, батоно Варлам!

Лия молчала, пока они не сели в такси.