— Извините, мой господин, — Гарри поклонился ещё ниже прежнего, явно собираясь всё сказанное госпожой тут же воспроизвести.

— Вольно, Гарри! — перебил Бенито. — Я слышал первоисточник. Что же делать, полчасика ещё посижу. Дальше дела у меня. Дела…

По тому, как вытянулось лицо раба Гарри, Родригес немедленно догадался: что-то он сделал не так. Нет, ну что такое?!

Пирамида. Он забыл её поставить на место. И теперь она реяла в воздухе, став невесомой в самом прямом смысле. На неё-то и пялился Гарри, полураб-полуохранник Мэри Бастинды.

Родригес его окликнул. Ответа ноль. Ничего себе ошарашило. Парню, в жизни которого большинство впечатлений замыкались в убогой клетке садизма и мазохизма, с чудесами от артефактов иметь дело надо дозированно.

— Гарри, эй! — снова позвал Родригес. — ты задумался, что ли? — Раб его, наконец, услышал. — Вижу, тебе понравилось. Как ты думаешь, госпожа тоже оценит? — Гарри закивал, бормоча что-то невразумительное. — Ты не бойся, всё здесь имеет строго естественные причины. Это фокус такой, — пояснил Бенито, — там есть такая ниточка…

С ниточкой стало понятно. Гарри повеселел. Но Бенито задумался — на весь малый остаток от бесконечности ожидания.

Что за пирамида такая? И реально что она может? Кто принёс её к Адской Собачине — и зачем? Очень много вопросов, и каждый из них к Гильденстерну. Или, может, не только. Есть физические параметры артефакта. Они изменились. Может быть, Маданес и Диас пирамиду как-то включили. Надавили на что-то там. Или просто сдвинули с места.

Когда сдвинули — что изменилось? Ну, на первый-то взгляд, ничего. Только после — потеря в весе. Но не сразу заметили. Что ещё? Прибежала Собачина. Вмиг всё бросила и прибежала. Может, ей артефакт, сдвинутый с места, подал какой-то сигнал? Это что ж получается, между ними какая-то связь? Только кто эту связь наметил — не сама же Собачина!

У Собачины разума нет: бестия бестией! Правда, парочка любопытных особенностей. Первое — скорость, а второе — склонность коллекционировать всякую ерунду. Этим вторым она смахивает на кой-кого из разумных людей — если, конечно, считать таковым Рабена. Ну а первым... Кажется, на меня!

Бенито, признаться, чуть не забыл про странности, приключившиеся в том логове лично с ним. Как он действовал? Быстрей, чем обычно. Как он мыслил? Вот мыслил он как-то медленно. Его мысли шли примерно в одной скорости с действиями мастеров боя, лишь немного их опережали, но в субъективной оценке времени медлили, медлили, медлили. Что за странный эффект? Но логично предположить, что медлительный ход мыслей что-то сильно опережало. Что-то тоже внутри Бенито. Некая другая способность.

Не артефакт ли её актуализировал, вот в чём вопрос. Ну а если, к примеру так, то победная скорость крысомордой Собачины — не объясняется ли она так же само воздействием артефакта?

С каждой новой мыслью легчайшая пирамида дорожала и дорожала, обретала в глазах Бенито недостающий вес. И с какой, интересно, стати он явился её показывать Мэри Бастинде, когда эту штуковину надо подальше прятать? Это важная вещь, она что-то по-настоящему может.

И раз так, то в глазах госпожи Добсон её надо как можно сильней обесценить. Эх, да как бы не вышло наоборот…

— Госпожа Мэри Бастинда Сью Добсон ждёт вас! — слово в слово, в столь же глубоком поклоне повторил прежнюю реплику раб Гарри.

4

— Ах, Бенито! — всплеснула руками начальница. — Что за приятная неожиданность!

Озорница себя облачила в кружевной наряд выше пояса. Роль внезапных сосков, догадался Бенито, нынче будет играть половая щель. Не сказать ли, что в этой невинной игре женскими прелестями ставки повышаются настолько, что выше некуда? И что она покажет в будущий раз, если этот новый раз будет?

— Госпожа Мэри Бастинда Сью, — молвил Бенито, — я злоупотребляю вашим вниманием вторично за сутки по одной лишь простой причине. Первым же поисковым действием, совершённом по выходе от вас, был — поверите ли — опрос свидетелей по пропаже Квентина.

— Польщена, — с холодком произнесла начальница Содома. И Родригес подумал, что сегодня она не расположена раздвигать ноги. Будет его дразнить как-то иначе. Что ж, это и к лучшему.

— Я нашёл две зацепки. По одной получалось, он не тот, за кого себя выдавал. Он пытался войти в доверие…

— Да, я знаю, — прервала Мэри Бастинда. — Я его сама давно «расколола» — в первую же ночь. Мальчик пытался себя выдавать за другого. Кому в его нежном возрасте не случалось? Воображал себя великим шпионом Зеона. Это мелочи, не достойные упоминания.

— Всё бы так, — отметил Бенито, — да под занавес пребывания паренёк подложил всем изящный шпионский финт. Пол Содома считает, что он сразился с Адской Собачиной.

— Но зачем?

— Чтобы бросить к вашим ногам её шкуру.

— Романтично, но не в его характере. Это ваша вторая зацепка?

— Да, она. Эту версию я проверил.

— Неужели? — Бастинда обдала его очередной порцией холода.

— Чтобы больше к ней не возвращаться, — пояснил Бенито. — Судя по набору человеческих останков, найденных в логове, ваш Квентин там так и не побывал, а значит, сравнительно высока вероятность того, что он ещё жив.

— Но вы его не нашли, — констатировала начальница. — Ни его, ни браслета.

Наблюдая контраст её нынешнего поведения с предыдущим визитом, Бенито силился оценить меру произвольной игры и власти настроения, но затруднялся. Всенепременно было и то, и другое. Мэри Бастинда являла собой классический пример «доброго и злого полицейского», но только в одном флаконе, с попеременностью действия. И. конечно, существенной была разница между тем, как она сама тебя приглашает, или являешься к ней без зова. В первом случае — чрезмерная, размягчающая теплота, чистая стихия соблазнения. Во втором — ледяной холод.

Чтобы вести дела, состоянье второе, видимо, предпочтительнее, а впрочем, ведь оба плохи!

— И как же шкура Собачины? Вы её для меня содрали? — Мэри Бастинда теперь издевалась.

— К сожалению, — не моргнув, отвечал Родригес, — она дурно пахла. Но я думаю, это не поздно сделать. Вы могли бы послать людей…

— А какого окраса шкура?

— Бежевая с тёмно коричневым.

— Нет, не мои цвета.

— Извините, — сказал Бенито, — что я отнял у вас время.

— Эй, погодите! — воскликнула она. И снова с неудовольствием. — Что за вещицу вы мне принесли и теперь уносите?

— Артефакт от культуры Сид. Я хотел его вам показать.

— Нет, сейчас недосуг. Передайте его рабу Гарри. Будет настроение — посмотрю.

— К сожалению, — возразил Бенито, — артефакт принадлежит Бабилону. Флорес его вам оставить никак не позволит.

— Ладно, — соизволила Бастинда, — сейчас посмотрю. Ну, пирамида, и что? Что в ней такого? — Вот он, вопрос, неудобный для Родригеса.

— Письмена, — он всё же нашёлся. — Поглядите на эти знаки. Нет ли, случайно, таких же, как на искомом вами браслете?

— Вроде, есть, — произнесла задумчиво. — Та сиреневая загогулина. И вот эта красная. И зелёная лесенка…

Неожиданно для Бенито настроение Мэри Бастинды резко изменилось. Куда лишь только девался весь прежний лёд. Эк её растопило!

И параллельно с происходящим с нею на пирамидке ярко зажглись три цветных значка: сиреневый, красный, зелёный.

— Ой! — она судорожно сжала ноги, затем развела. На лице расцветала улыбка внезапного наслаждения.

Не сказать, что Родригес хорошо понимал, что ему делать. У него на глазах содомскую начальницу сотрясла серия мощных оргазмов. Хорошо это, или плохо? Пока длится, неясно. Будущее покажет.

Нет, определённо, нехорошо…

— Прекратите! — хрипло взвизгнула Мэри Бастинда. — Я опять кончаю, я уже не могу! Выключите немедленно эту штуку!

— К сожалению, не выключается…

— Тогда унесите её! Скорей, скорей… Нет, подождите!.. Нет, умираю! Несите прочь!

А Бенито того и надо. Выйдя из Розового кабинета в приёмную, он сказал рабу Гарри: