Бенито соизволил откликнуться:

— Ну?

— Ты добыл его?

— Пока нет. Вот сейчас за ним еду.

— Значит, поехали вместе.

— Нет, ну с Рабеном был договор другой. Я добываю молот, больше никто не вмешивается. Вы же, дурни, только спугнёте.

— Теперь так! — объявил Маданес. — Рабен не может ждать.

— Вот дождётся, — хмыкнул Родригес, — что его игрушка на дно ляжет. И никто не признается.

— Нет, признаются! — возразил Диас из машины. — Мы умеем раскалывать.

Да уж. Весь подвальный этаж Башни Учёных отдан этим умельцам под пыточную. И всё же расколоть можно не всякого. Только того, кто знает.

— Зря ваш Рабен выпендривается, — сказал Бенито. — Кто меняет условия на середине дела, тот теряет доверие.

— Рабен может себе это позволить! — хмыкнул Маданес. — И я до сих пор не отметил главное. Рабен повысил ставки. Ровно вчетверо, Бенито!

— Он заплатит мне вчетверо больше? Да с какой, интересно, стати? Этот скаредный тип, ребята, лишнего не отдаст.

— Ты не понял, Бенито! — Диас высунулся из кабины. — Эти крупные деньги Рабен пообещал нам. На тот случай, если вдруг ты ничего не найдёшь. Мы как будто бы автономно, независимо от тебя проводим расследование. Ты смекаешь?

— Смекаю пока одно. Вместо того, чтобы искать молот, вы упали на хвост мне.

— Ну так правильно! — в азарте вскричал Маданес. — Потому что было бы глупо! Можно Рабена выдоить и по минимуму, но зачем, когда можно по максимуму?! Ну и меж собой поделиться.

Ой, ага, эти Маданес и Диас очень подельчивы!..

— Нет, гляди: ты просил шесть тысяч кредитов. Рабен, конечно, их даст. И о большем у вас речи не было. Зато нам, — Диас ускорил темп речи, Да и Маданес глядел взволнованно. — Нам он отдаст на двоих двадцать четыре! Почему? Потому что это ближе к цене модлота! Ну а дальше — поделимся. Ты, Бенито, бери свои шесть. Ну и нам с Маданесом выйдет по столько же…

— На троих, да по шесть? Что-то вы парни, неладно высчитали! — сразу прикинул Бенито.

— Ну и я четвёртый, — промолвил знакомый голос у него за спиной.

Или Геологические процессы в отношении несоразмерности ко времени жизни наблюдателя

1

Начиная с того момента, как грибы с Каем заговорили, жизнь его наполнилась множеством странных событий. А, казалось бы, с какой стати? Ведь, в отличие от грибного мастера, Кай поганок не дегустировал.

Или попробовал, да и забыл? Нет, версию пищевого отравления можно сразу отбросить.

Но возможны другие пути химического влияния. Не растворы в слюне отравляющих веществ, а вдыхание столь же опасных аэрозолей. В них, быть может, грибные споры… Кстати говоря, неприятный запах… Ага, душный такой. Ощутил его ещё на подходе в самый первый из дней — мог бы сразу и догадаться, что неспроста…

Есть ли этот запах сейчас? Кай попытался определить, но заметил странность. Чувствительность к запахам притупилась настолько, хоть вручную иди вычищай авгиевы конюшни.

Как узнать, наглотался ли ты ядовитых спор? Можно, конечно, спросить у грибов. Кай так и поступил, но на слишком прямой спрос грибы разобиделись. Отвечали ему:

— Мы хорошие грибы, мы красивые грибы, мы высшие грибы — базидиомицеты. Никакого нет яда, ни малейшего яда, есть одна лишь приятность, есть весёлый портал в иные миры, а яда-то никакого даже и вовсе нет! Наши споры добрые, наши споры славные, наши споры созданы не кому-то на гибель, а нам же на размножение…

Кай попробовал извиниться за неуместный вопрос, да куда там! Грибов же много. Каждому надо что-то добавить от себя. Опротестовать подозрения, пожурить обидчика, прихвастнуть грибными способностями:

— А вдобавок мы умные грибы, мы умнейшие грибы, мы всё знаем на всей планете, и за то нас всегда уважает Господь. О, он грибы уважает, уважает за ум и знания, мы ведь знаем всё даже о Господе, знаем все Его имена, знаем даже самое главное, самое тайное Его имя…

Кай было свернул на тему об имени Господа (интересно, какое из эксклюзивных имён знают грибы?), но не преуспел. Думал, грибы ему тайну выдадут — нашёл дурачков! Те всё больше о собственном величии долдонили, да о том, как неправ был Кай с дурацкими подозрениями.

Ну да точно неправ: нашёл, кому их озвучить!

Э, да мог бы спросить не у самих грибов, а у Мика Брэдли. Специалист, как-никак. Пусть и считается бесполезным судить о симптоме изнутри его самого, но снаружи симптома вокруг никого нет.

— Послушайте-ка, брат Мик…

— Слышу, брат Майк, слышу! — Брэдли намекал на то, что и разговор Кая с грибами был ему доступен без изложений. — И, как миколог, скажу: ядовитых спор в аэрозолях бояться не следует. Ведь хоть бойся их, хоть не бойся, толку с того? Защититься от спор в наших с тобой условях невозможно. А потом… Грибу ведь надо размножаться, да? Вот он и разбрасывает их далеко, как может — с аэрозолями, с пылью. Винить ли его за это? Что в природе гриба, то не противоестественно.

— Ага, — сказал Кай, по возожности отвлекаясь от хора грибных высказываний в поддержку мнения ксеноиколога. — Но я человек. И у нас, людей, естество другое. Нам быть грибами как раз противоестественно.

— Нет, ну это само собой. Нас с грибами многое разобщает. Но в диалоге, брат Майк, я бы советовал делать акцент на том, что сближает нас с собеседниками. Как мы, так и они — организмы живые, клеточные. Уже недурная основа для взаимопонимания. Далее, важный момент: мы неплохо цивилизованы и что-то главнейшее о них узнаём в университетах. Знаем, что грибы не растения, а отдельное царство. Кстати, брат, припомнишь ли, почему? — мастер испытующе поглядел на Кая.

— Образ жизни у них, как у растений, а обмен веществ, как у животных, — выпалил Кай, чувствуя себя, точно на экзамене.

— Верно. Но скажем точней: с растениями грибы сближает способность к неограниченному росту, питание за счёт адсорбции сквозь поверхность, неспособность к передвижению, клеточные стенки. Всё! Зато с животными — и отсутствие способности к фотосинтезу, и гетеротрофный способ питания, и мочевина в обмене веществ, и запасающее энергию вещество — гликоген, а не крахмал, как у хлорофилльных фотосинтетиков, да и состав клеточной стенки — она не из целлюложы, а из хитина! Как панцирь у насекомых…

— Эти подробности, — Кай усомнился, — так ли уж сильно важны для взаимопонимания?

Брат Мик улыбнулся:

— Нет. Это для себя. Важно иметь в уме весь перечень оснований, чтобы понимать, отчего грибы обижаются, когда кто-то, не разобравшись в вопросе, причисляет их к царству растений.

— Сильно обижаются?

— Не то слово. Нам ведь тоже не нравится, когда нас с другими путают. Показатель ненужности собеседнику самых значимых вещей в нашей жизни. Неприятный такой показатель…

— Ну а сами грибы? — захотелось возразить. — отчего бы и им в диалоге с людьми не сильней уважать собеседников?

— Всё, что могут, грибы уже делают. Странно, что ты, брат Майк, не заметил. Вот скажи: говорить человеческим языком для грибов характерно? Вроде бы нет, ведь правда? Ну а они стараются.

— Тронут! — почти искренне заметил Кай. — Но к чему грибам диалог со мной, до конца всё же не понимаю. В чём их выгода?

— Главная выгода та, что это угодно Господу, — мастер Мик легко и непринуждённо перешёл с научного языка на религиозный. Верно, в пределах естественных-то наук и пытаться не стоит обосновать цели коммуникации представителей разных биологических царств.

— Ну, Господь — универсальный посредник, — не сдался Кай. — Но самим-то грибам какой в диалоге прок, что за выгода?

— Так о ней они сами честно упоминают. И доводы их разумны. Понимаешь. грибы недовольны своей локальностью только в Грибном лесу. Им хотелось бы большего — прирасти и размножиться далеко за его пределы.

— Так при чём тут мы? Не пускают — высокие скалы. И, наверное, то, что такого режима влаги больше нигде не сыщешь, — Кай кивнул на мутную мегалужу, затопившую здешние почвы. — Кстати, как раз человеку пребывать в подобном лесу дискомфортно, противно… — Стоит вспомнить, что надо спускаться в глубокую лужу, и невольно ёжишься.