Ага Мамед протянул командировочное удостоверение.

— Пришел за лесом.

Алтынбаев, возвращая удостоверение, согласился:

— Лес теперь всем нужен. Сплавляем его в Донбасс, по Волге. И здесь много леса требуется.

Не слушая секретаря, Ага Мамед говорил:

— Да будет известно, я с утра бегаю по вашей Уфе. Плюнул себе на пятки и побежал. Носился так, словно у меня тысяча сердец. Я много говорил, да мало слушали меня. И никто мне не дал ни одного бревна. Потом ударил себя в грудь и пришел к вам. Вот такие-то дела, товарищ секретарь.

— Сколько леса нужно на первое время?

— Для начала тысяча кубометров, — осторожно сказал Ага Мамед, удрученный бесконечными отказами.

Секретарь стал подсчитывать на листке бумаги:

— Четыре вышки. Жилища надо строить? Надо. Подсобные помещения тоже нужны. Белов, когда я был у него, жаловался на мосты. Тысячи кубометров мало.

— Конечно, мало, — быстро согласился Ага Мамед, обрадованный таким оборотом дела.

— Для начала выделим вам две тысячи кубометров. Сегодня же обсудим этот вопрос на бюро. Лес получите из фонда башкирского строительства. А к этому времени оформите наряд.

— Ладно, товарищ секретарь.

— Других вопросов ко мне нет?

— Пока нет. Будут — приеду. Спасибо, товарищ Алтынбаев.

Однако, дойдя до двери, он остановился.

— Мне бы бумажку для верности.

— Значит, вам все-таки нужна бумага, а не лес?

— Клянусь солнцем и луной, — горячо оправдывался бакинец, — мне нужен лес. Но ведь в вашей Уфе мне не поверят на слово. Завтра опять придется бегать по кабинетам.

Алтынбаев сел за стол. Ага Мамед с беспокойством косился на дверь, боясь, что кухня оторвет секретаря от важного дела. Вдруг передумает? Тогда, считай, все пропало.

— Ты живи сто лет, а я — дважды по пятьдесят, — неслышно шептал он, не сводя глаз с пера секретаря обкома.

Сражение было подготовлено по всем правилам военного искусства. Белов усмехнулся: пригодился опыт гражданской войны.

Начал он с того, что привлек на свою сторону Милованову. Тут решающее значение сыграл разговор, который произошел между ними там, в дороге, перед тем как она решилась вернуться. Никогда не говорил он с таким жаром, как тогда.

Второй заботой было изолировать Казимира Павловича. Да, да. Без этого невозможно было покончить с «двоевластием»!

Теперь на очереди был Хамзин.

Он оказался более сложным человеком, чем предполагал Белов, скрытным и ловким. Многолетняя дружба связывала его с Великорецким. И Артем Алексеевич не знал, какую позицию займет Хамзин. А от этого зависело многое.

Надо сказать, после того как Белов вернул Милованову с полпути, отношения со всеми членами экспедиции изменились к худшему. Даже Людмила Михайловна оттолкнула его от себя, словно жалела, что согласилась вернуться. Теперь она всегда была сдержанной, недовольной. Казимир Павлович замкнулся, а Хамзин несколько раз при Белове затевал как будто безобидный и в то же время двусмысленный разговор.

— Любовь подобна лихорадке, она зажигается и гаснет без малейшего участия воли, — говорил Хамзин. — Женщин привязывают к человеку их же собственные милости… Мужчину унижает долгая осада; женщине, наоборот, она приносит славу…

Белов долго ломал голову, стараясь припомнить, где же он слышал или читал эти мудрые изречения. И наконец вспомнил. Это сказал Стендаль! И Белов сыграл злую шутку с Хамзиным. При очередной встрече как бы невзначай Белов сам начал атаку.

— Вы, Сагит Гиззатович, отлично разбираетесь в вопросах любви. Как вы думаете, любовь португальских монахинь относится к любви-страсти или к любви-влечению? Это физическая любовь или любовь-тщеславие?

Белов попал в точку. Хамзин перестал подшучивать над ним. Главный геолог придирчиво ознакомился с материалами исследования горного плато, с изысканиями Хамзина и выказал сомнение в целесообразности изучения горных районов.

— Вы идете кружным путем, — говорил он. — И без толку тратите время. Что вы скажете, если одна часть экспедиции найдет нефть, а другая зайдет в тупик? Мы своей славы не уступим, не поделимся с вами.

Белов не ограничился этим. Он торопил Москву с отправкой оборудования, вызвал буровых мастеров из Баку и Эмбы.

Генеральное сражение он приурочил к тому моменту, когда была получена телеграмма о том, что оборудование прибыло на ближайшую железнодорожную станцию.

Тут вынужден был сдаться даже Великорецкий. Правда, он предупредил Белова:

— Я оставлю за собой право обжаловать ваши действия. Всю ответственность за возможные серьезные последствия будете нести вы. Я не хочу сесть вместе с вами на скамью подсудимых…

Но и эта угроза не возымела действия на главного геолога.

«Двоевластие» кончилось, Великорецкий демонстративно устранился от дел. Он не давал никаких распоряжений, не подписывал никаких бумаг, по-видимому, в ожидании каких-то событий.

Так пришла осень.

Возвращаясь с очередной поездки на станцию, Артем Алексеевич улыбнулся:

— Счастливый победитель должен петь! А тот, кто не умеет петь, обязан уметь мечтать!

…Не было тогда ни людей, ни птиц на земле. Не румянились под солнцем красавицы березы, не гордились своими густыми вершинами златокожие сосны. Вместо деревьев высились гигантские папоротники с широкими, как у пальмы, листьями.

Кто это там показался в чаще? Нет, это не страус, хотя шея у него такая же, как у этих птиц жарких стран. А вот еще одно чудовище греется на отмели. Это ящер с длинным хвостом, массивными ногами и крошечной головой. Берег кишмя кишит чудовищами.

Соленые волны мягко ласкают берега земли и коралловые острова. В море плавают громадные рыбы. За скалами прячутся зубастые хищники, мутными глазами следя за морем и берегом.

А море синее-синее!

Так представлялось Белову далекое прошлое Бельской долины. Много миллионов лет назад здесь было Пермское море. Все эти летающие, плавающие, ползающие чудовища, древовидные папоротники и плауны уже давно похоронены под толщами земли. Из остатков когда-то живых существ и растительности образовалась нефть. И теперь задача его, геолога, найти скрытые под землей нефтяные богатства…

Белов с любопытством взглянул на своего спутника Шаймурата. Интересно, как он отнесется к рассказу о древней истории долины?

— Шаймурат! — окликнул Белов старика. — Ты знаешь, мы сейчас едем над мертвым морем.

— Над морем? — с сомнением взглянул на него старик.

— Геологи называют это море Пермским.

Старик недоверчиво покачал головой. В глазах его было осуждение. Кто дал право этому парню смеяться над седой бородой? Надо иметь уважение к летам.

— Ты смеешься над старым человеком, — ответил Шаймурат. — Это плохо. Ведь и ты состаришься когда-нибудь. Почему же море держит нас на себе и мы не проваливаемся на дно?

Однако не похоже было, чтобы Белов шутил.

— Это правда, старик, — сказал он уже серьезно. — Именно здесь, под нами, когда-то было море. Как только мы доберемся своими долотами до него, из-под земли пойдет нефть. Она будет бить фонтаном. На месте Карасяя мы построим город, железную дорогу до Уфы проложим. И тогда нам с тобой поставят памятники из бронзы. На другое не согласимся.

Белов рассмеялся, и старик усомнился в том, что геолог говорит всерьез.

Еще недавно Шаймурат был равнодушен к нефти. Считал это делом геологов. Он умел смотреть за конями, вести их по тропе. У каждого человека своя забота. После собрания, когда он выступил перед всем Карасяем, Шаймурат стал ревниво следить за работой геологов. В спорах со стариками из аула он как мог защищал своих начальников. Охочих до шуток Закира и Галляма только смешило его заступничество.

— Больше никому не рассказывай про железную дорогу, — говорил Закир. — Выдумки эти, Шаймурат, не украсят твоей бороды!

С той поры у Шаймурата появилось непреодолимое желание открыть подземный клад, спрятанный в этом самом мертвом море, о котором говорил Белов. По Шаймурата смущали частые споры между Беловым и Великорецким. Если бы дело было верным, зачем им спорить? Сомнения путали мысли Шаймурата, черной змеей вползали в душу. Вот и сейчас геолог говорит о море смеясь. Не поймешь, шутит ли он над Шаймуратом. Если бы под ними оказалось море, то разве удержались бы здесь горы и леса, аулы и поля? Шаймурат укоризненно покачал головой.