— Бу-ран, те-бя вы-зы-ва-ют в кан-це-ля-рию!

Перекати-поле покатилось дальше, вероятно, еще за кем-нибудь.

Буран проводил шумных вестников улыбкой. В детстве ему самому частенько приходилось так же мчаться по улицам аула. Давно ли это было?

«Зачем я понадобился Ясави? Маловато дал он мне погулять! — думал Буран, шагая по улице. — Наверное, будет уговаривать остаться в Карасяе. Начнет рассуждать о дедовских обычаях… «Теперь другое время, — скажу я ему. — Мне никто не помешает уйти на строительство в город или в горы, на рудники. Я хочу начать новую жизнь. Кусочек ее я видел, когда служил в армии».

В канцелярии висели плакаты, на которых были нарисованы тракторы, рубли, величественные заводы и список взрослого населения аула — членов колхоза… Смотри-ка, даже телефон есть!

— Девушка, дашь мне Сулейманова или нет? — орал Ясави в трубку.

Он показал Бурану на стул напротив себя. Наконец Ясави добрался по проводам до какого-то Сулейманова. Разговаривал он с ним без всякого почтения. Сулейманов, видно, возражал Ясави.

— Так мы никогда не договоримся! — кричал Ясави в трубку. — Ты мне скажи прямо: получу я горючее или нет? Будет известно на той неделе? А ты, дорогой товарищ, соображаешь, что сев на носу? А?

Бросив трубку, Ясави никак не мог успокоиться.

— Вот будет пленум, проучу я этого чинушу. Понюхает он нашей критики… Подсыплю я ему перцу!.. А вам чего? Почему бросили конюшню? — вдруг насупился он, увидев двух колхозников, переступивших порог. — Опять не поладили.

Это были соседи: Ибрагим и Халил.

— Не поладили, — сокрушенно согласился Халил.

— Ты помолчи! — перебил его Ибрагим.

— Сам помолчи!

— Пусть кто-нибудь один объясняет что к чему! — прикрикнул Ясави.

— Значит, наши поля находились рядом…

— Мое поле около лесочка, а его пониже, — закивал головой Ибрагим.

— Поля наши и сохранились в отдельности. Они озимыми засеяны. Не перепахивать же…

Ясави вышел из терпения:

— Давайте покороче. Чего вы хотите? Из колхоза выйти?

— Да нет! — забормотал Халил.

— И не думали, — подтвердил Ибрагим.

— Тогда зачем же пришли?

Соседи переглянулись, и Халил выпалил одним духом:

— Мы хотим спросить: нельзя ли по-прежнему оставить между нашими полями межу? Мы из-за этой межи в былое время два раза судились, а когда приехал землемер, даже подрались. Помнишь?

— Наша межа нас обоих устраивает, — поддакивал Ибрагим.

— Не будет никакой межи между вами, забудьте вы свои распри! — улыбнулся Ясави. — Идите. Межа останется только между аулами.

Крестьяне почесали затылки.

— Говорят, все колхозы распустят. С будущего года будто все пойдет по-старому.

— Кто это говорит? — вскипел Ясави.

— В народе говорят, — упрямо стояли соседи на своем.

— Не слушайте вы болтовню врагов, — поднялся Ясави. — Будет не так, как они мечтают, а по-нашему.

И стукнул кулаком по столу.

— Это, конечно, так… — засмеялся Халил.

— Довольно! Подумайте лучше о лошадях. На кого их оставили? — перебил его Ясави.

Не успели Халил и Ибрагим прикрыть за собой дверь, как позвонил телефон. Ясави схватил трубку и в следующую минуту уже кричал:

— И горсти не дам! Самим не хватает семян. Намотайте это себе на ус. Что касается удобрений, их совсем нет у нас. Послал человека, вернулся ни с чем. Не стану же каждый раз в райком жаловаться, там без меня много жалобщиков. А ты мне, как сосед, уступи… Я тебя в другой раз выручу…

Буран только хотел начать разговор, как в правление ворвался разъяренный Галлям, подталкивая перед собой жену.

— Вот привел. Посмотри, Ясави, на нее. Никак не хочет вступать в колхоз. Я ей и так и этак, а она и слушать не хочет. Я в колхозе, а она нет. Ну что эта за жизнь?

— А ты объясни ей по-хорошему, перевоспитай ее.

— Такая работа не по мне, — взвыл Галлям. — Ясави, прошу тебя, освободи ты меня от этой язвы! Не могу больше выдерживать ее змеиный язык. Довела до точки. Или от кузницы освободи. Уйду куда глаза глядят.

Буран ждал, что Ясави в ответ заорет. Нет, не заорал, сдержался. Подойдя к угрюмо молчавшей жене Галляма, председатель сказал:

— Не хочешь, енгяй, в колхоз? Ну и не вступай. Приглядись сначала. Люди не все думают одинаково. Одни сразу выбирают дорогу, а другие долго. И ты не торопись. Увидишь, как поднимается колхоз, и ты в стороне не останешься. Иди домой, а с Галлямом я поговорю.

Наблюдая за этой сценой, Буран проникся уважением к председателю: умеет он разговаривать с людьми.

— Вот что, Галлям, — сказал Ясави, остановившись перед кузнецом. Галлям на целую голову был выше Ясави. — Очень кстати ты сюда пришел. Долго я терпел твои выходки и пьянство… А с этого дня твоим помощником будет Буран Авельбаев. Учи так, чтобы ты сам боялся его, чтобы он сумел заменить тебя. А когда у нас будет другой кузнец, мы не станем с тобой нянчиться. Намотай это себе на ус!

Буран усмехнулся. Он хотел было возразить: «Я еще не давал согласия», — но Ясави опередил его:

— С Бураном мы уже договорились.

Почувствовав, что кузнец хочет встать на дыбы, председатель сказал:

— Меня в район срочно вызывают. Савраску, видишь, уже подали. Вы оба подумайте на досуге, о чем я сказал.

«Видно, Ясави хочет припугнуть Галляма, — усмехнулся Буран. — А меня это не касается».

Издали лагерь геологов напоминал небольшое стойбище кочевников. На синем фоне гор белели палатки, похожие на юрты, покрытые кошмой. Неподалеку от палаток, как на яйлау[8], паслись кони.

«Неделю назад здесь не было ничего, — думал Шаймурат, сидя у костра, — и вот на горном склоне появились палатки. Огонь появился. Все появится».

Думая о будущем, он рассуждал: «Даже путешествие в тысячу верст начинается с первого шага. Без начала ничего не кончается. Человек не рождается с песней, сперва орут благим матом, потом приходит речь и песня. Всему свое время. Неделя не начинается со среды».

Кто знает, чем заняты эти люди — молодая женщина и двое мужчин? Они интересуются только камнями… Поднимаются на скалы, чтобы наполнить ими свой вещевой мешок, спускаются в ущелье за ними. Не похоже на то, чтобы они искали золото. Да и вряд ли оно тут водится. Его находят ближе к рекам.

Шаймурат слышал краешком уха (расспрашивать старику не подобает) — они беспрестанно говорят про нефть. Откуда ей тут взяться? Вода держится в низинах, и нефть, наверное, тоже бывает где пониже… Пусть ищут, они не мешают Шаймурату! Работа у него не тяжелая. Следить за конями — привычное дело! И чтобы ведать кухней, тоже не требуется особого умения. Несложное хозяйство. Деньги платят вовремя и не меньше, чем в других местах. И со стариком обходительны, что ни говори — ученые!

Ему никогда не приходилось так близко сталкиваться с учеными людьми. На рудниках, бывало, бьешь и бьешь кайлом, там некогда было читать книги. Когда становилось невтерпеж, как в пятом году, ходили на митинги и громили хозяйскую контору.

Шаймурат сплавлял и плоты. Плотогоны — простые люди, ничего общего с наукой не имеют. Им нужен только попутный ветер и глубокое течение.

Вспомнил, да, был один случай, когда ему помог ученый человек. Лет тридцать назад, на строительстве Сибирской железной дороги, Шаймурат заболел малярией и все лето провалялся в палатке. К нему приходил фельдшер с сумкой. Тоже был обходительный, ученый человек — понимал в лекарствах. Он вылечил Шаймурата, спасибо ему за это.

«Похоже на то, — думал старик, — что эти трое не все науки прошли. Не видно, чтобы они кого-нибудь лечили». Шаймурат пробовал пожаловаться начальнику Казимиру на свой ревматизм, да ничего из этого не вышло: посоветовал в больницу обратиться. Это Шаймурат и без Казимира знает.