Только после пятого стакана гость изложил свою просьбу:

— Прямо у тебя под носом нефть откроем. Ты меня, Ясави Хакимов, должен поддержать первое время, а потом расквитаемся. У меня будут тракторы, машины… Прижмет — обращайся ко мне по-соседски.

— Говори прямо — чего хочешь?

— Начну с конторы. У меня нет помещения. Хочу арендовать половину твоей канцелярии. Это ненадолго — до зимы, пока не отстроюсь. Если можно, продай три-четыре дома. Вначале попользуюсь и твоей кузницей. Как смотришь на это?

— Договаривай — еще чего тебе?

— Пока все, а потом видно будет. Если много попрошу, вижу — откажешь.

— Такое большое дело я один не решу, придется посоветоваться с народом.

— Советуйся, если надо. Когда дашь ответ?

— На днях.

— Ты мне точно говори. Не люблю я затягивать. Раз — и отруби!

— Заходи дня через два.

— Два много. Зайду завтра. До свидания.

«Черный человек», как в душе Ясави назвал своего гостя, оставил смутное чувство тревоги.

— Отдай им дома раскулаченных баев, — посоветовала Магира.

— Цыц, не бабье это дело! — прикрикнул Ясави на дочь. Снова взялся за чай, но в нем уж не было прежнего вкуса.

Отец его, Ага Джафар, говорил соседям:

— Почему мои сыновья чернее черного? Вы, наверно, думаете, что это южное солнце наложило на них несмываемый загар? Не-е-ет, не то! Может, среди вас есть такие простофили, которые хотят сказать: лица их смуглы оттого, что они выросли на морском ветру? Снова не угадали. Я вам открою тайну. Когда они еще лежали в колыбели, я искупал их в колодце с нефтью. Окунул и вытащил. И мой отец, славный Джафар, человек из достойного рабочего рода, также искупал меня в нашей бакинской нефти, чтобы я был предан ей…

Ага Джафар выразительно смеялся, и люди улыбались, не зная, верить ему или нет.

— Такой и в самом деле может искупать своих малышей, с него станется, — говорили соседи.

Ага Мамед вырос в рабочем Баку, в том районе, который народ называл «Черным городом», рядом с лесом нефтяных вышек, под копотью заводов. В детстве он бегал со своими сверстниками в бухту поглазеть на приходящие и уходящие суда.

От отца он унаследовал веселый нрав. Он не умел работать без шутки. От матери перенял ее горячность. Вспылив, мог наговорить собеседнику множество резких слов и через пять минут забывал все.

Пройдя трудный путь от бурового рабочего до мастера, в последнее время Ага Мамед участвовал в наступлении на море. По указанию Сергея Мироновича Кирова бакинцы собирались добывать нефть со дна седого Каспия.

Разговор в Бакинском городском комитете партии был коротким:

— Так вот, Ага Мамед, поедешь на Южный Урал, — сообщил ему секретарь.

— Что я там буду делать?

— То же, что и здесь, — добывать нефть.

— Так далеко от Баку?

— Да.

— Вы посылаете меня в командировку?

Товарищ из горкома мягко обнял его за плечи.

— Возможно, твоя командировка продлится всю жизнь. Это зависит от того, сколько вы найдете нефти и как подготовите кадры. Кому же, как не бакинцам, помогать в освоении новых месторождений? Мы долго ломали голову над тем, кому поручить это важное дело. Обдумав, остановились на тебе. Мы дорожим тобой, как хорошим специалистом, а в Баку ты совсем не лишний.

Помолчав, он продолжал:

— Ты любишь море, как родной его сын. В Башкирии нет моря, будешь тосковать по рокоту волн. Ты, Ага Мамед, вырос под южным солнцем, в мае ты, как и все бакинцы, любовался цветущими олеандрами. На Южном Урале растут корабельные леса, весной цветут ландыши. Прекрасные цветы, ты полюбишь их. Но это не самое главное. Главное, ты сам понимаешь, — найти нефть, башкирскую нефть.

С семьей Ага Мамед прощался дважды: первый раз — на проспекте, на берегу моря, второй раз — на вокзале. Оба раза он сказал жене:

— Жди добрых вестей. Как только забьет фонтан, дам телеграмму. Дороги не бойся, всего пять суток езды.

В Москве он встретился с академиком Губкиным. Иван Михайлович, пожелав удачи, сказал на прощание:

— Белов уверяет меня, что будет промышленная нефть. Примешь у него точки. Пока построим четыре буровых. Я сам буду следить за бурением. Трудно будет — обращайся ко мне. Мне легче протолкнуть дела через инстанции. Вам уже говорили, что придется заехать в трест, в Пермь и в Уфу? Очень хорошо. Итак, до встречи.

В тресте Ага Мамед устроил переполох. Врываясь в кабинеты начальников, он требовал станки, паровые котлы, транспорт, рабочую силу, лес, долота, бурильные трубы. Он кричал и сетовал, выпрашивал и угрожал довести до сведения Москвы, покорно выслушивал упреки и стучал кулаком по столу.

Провожая его, управляющий трестом посоветовал:

— Наряда на лес пока нет. Обратитесь в Уфу, к правительству Башкирии. Республика богата лесом. Шесть миллионов гектаров! Требуйте так, как требовали с нас. Думаю, не откажут ради нефти.

Южанин Ага Мамед умел восторгаться, но в Уфе он остался холоден ко всему, что увидел. У него была одна забота: ни на минуту он не забывал, что там, среди чилиги, в долине, отстоящей за сто километров от железной дороги, надо создавать нефтяную контору.

«В тресте тоже умники, — рассуждал он. — Легко сказать, в Башкирии шесть миллионов гектаров леса. Заходи, мол, и требуй. Попробуй-ка тут достать лес без наряда!»

Полдня он бегал из Совнаркома в трест Южураллес и обратно. Там его внимательно выслушивали и искренне сочувствовали. Все понимали, что речь идет о важном деле, но, как только доходило до практического решения вопроса, разводили руками:

— Кто же вам отпустит лес без наряда? Кому охота отвечать своей головой? Достанете наряд, тогда, пожалуйста, милости просим.

Ага Мамед не сдавался, с редким упорством объяснял, зачем он, Ага Мамед, командирован сюда из Баку. Убедившись, что ему не достать леса, он дал себе волю.

— К дьяволу! — кричал он. — Есть тут, в вашей Уфе, человек, который сумел бы мне помочь, или нет?

Холодный к его мольбам сотрудник треста, невозмутимо выслушав угрозы бурового мастера, посоветовал:

— Остается одно: зайдите к товарищу Алтынбаеву.

— Кто он, твой Алтынбаев?

— Вы охрипли, дорогой бакинец. Вам надо беречь свой, голос. Будете кричать — совсем сорвете его. Алтынбаев — секретарь обкома.

— У меня буровые, милый человек, разве можно тут не волноваться? Как у нас говорят, лопну от нетерпения! Где у вас тут обком?

Сотрудник усмехнулся.

— Обком-то рядом. Но сейчас уже поздно, вероятно, все разошлись.

— Чтоб мои невзгоды пали на тебя! Придется домой к нему поехать, — воскликнул мастер.

— Где это видано, чтобы секретаря обкома дома беспокоили?

Через полчаса бакинец уже стучался в третью квартиру на втором этаже.

— Вам кого? — спросил мастера невысокий мужчина в очках.

Ага Мамед, неодобрительно скосив глаза на фартук, повязанный поверх брюк, спросил:

— Туда ли я попал? Мне нужен секретарь обкома товарищ Алтынбаев.

— Проходите в ту дверь, — кивнул мужчина. — Вешалка налево. Вам придется немного подождать.

Оставшись один, Ага Мамед критически оглядел комнату. Обстановка так себе. Старый книжный шкаф, небольшой письменный стол.

«Странные порядки в этом доме, — подумал он. — Дверь открывает мужчина, он же возится на кухне».

В комнату вошел тот же самый мужчина, который открыл дверь мастеру. Ему, вероятно, было под пятьдесят. Глаза близорукие, тонкие губы, впалые щеки, усы. Ага Мамед считал: мужчина без усов — что бык без рогов.

— Я вас слушаю, — сказал мужчина, присаживаясь.

— Вы и будете товарищ Алтынбаев?

Хозяин утвердительно кивнул головой.

— Клянусь солнцем и луной! — воскликнул бакинец. — Секретарь — и вдруг в фартуке!

— Обед подогревал.

— Разве жены нет?

— Уехала в командировку.

— В таком доме хотя бы теще положено быть.

Алтынбаев развел руками.

— Не повезло мне. Жена без тещи попалась. Что поделаешь!