Он перебрасывает мои кроссовки через плечо, разбивая что-то стеклянное о стену. Я опираюсь на локти, и он обнимает меня своим телом. Наши лица в сантиметрах друг от друга, и мы смеемся, потому что это смешно, и потому что это облегчение, что мы не единственные, кто ломается.

Талант стягивает футболку через голову и перелезает через меня, опуская на спину. Мои руки зависают над его обнаженной грудью, не зная, к чему прикоснуться в первую очередь, если я не смогу прикоснуться к нему всему сразу. Я начинаю там, где его сердце бьется в предвкушении, и скольжу ниже по груди, ниже по животу и еще ниже, чтобы расстегнуть джинсы.

— Ты в порядке? — мягко спрашивает он, кладя свой лоб мне на лоб.

Прижавшись губами к его губам, я целую Таланта с той же яростью, которую он показал мне, надеясь, что это переводит то, что я не могу выразить словами. Он расстегивает мой лифчик быстрым движением пальцев, позволяя мне самой стянуть его вниз по рукам.

Темно-серые глаза ищут мои, прежде чем медленно опуститься на грудь. Не в моем характере стесняться раздеваться, но невозможно не покраснеть под его нежной оценкой. Тепло поднимается к моему лицу по совершенно новой причине, когда его язык кружит вокруг моего соска. Он зажимает его между зубами и всасывает в рот, пока я не задыхаюсь. Обхватив меня своими большими ладонями, Талант целует изгиб моей груди, проводит губами по соскам, прежде чем вернуться к моему рту.

— Почему ты дрожишь? — говорю я ему в губы. Я провожу пальцами по его мягким кудрям, потом по носу и по линии подбородка.

— Потому что я нервничаю.

— Мы уже делали это раньше, — напоминаю я ему.

— Не так, — он качает головой, плотно закрывая глаза. Талант сглатывает и шепчет мне в ухо, — Это что-то новое.

Я киваю, но у меня нет опыта, чтобы выразить эти чувства словами. Трах для меня всегда был только движением тел и самым быстрым способом положить этому конец.

Это тепло обволакивает меня, как будто я погружаюсь в теплый водоем, и я охотно погружаюсь в самую глубокую часть. Утопление — это конец одной жизни и начало другой, и я не хочу снова дышать, если это означает возвращение к любой версии меня, кроме той, что обладает Талантом.

Талант не дает мне утонуть в одиночестве. Он следует за мной в глубины моего пробуждения, где свет медленно исчезает с поверхности и то, что я думала, прошло как жизнь. Вода становится тяжелее, чем дальше мы падаем, постепенно лишая нас всего, кроме звуков биения наших сердец. Те не колеблются. Они сильны против растущего давления. Так мы постоянно находим друг друга в темноте.

Я первой достигла дна. Талант следует за барабаном моего сердца, беря меня на руки. Он отталкивает дно и ведет меня обратно к свету. Сначала это размыто, но поверхность становится четкой по мере того, как вес воды уменьшается. Я все это вижу: будущее, в котором меня трогает не много мужчин, а только один.

Единственный.

Мы пробиваем поверхность моей купели, и Талант говорит.

— Теперь пора дышать, Лидия.

Все прощено.

Я открываю глаза и моргаю от слез на ресницах. Талант целует пряди облегчения, струящиеся по моим вискам в волосы.

— Если это неправда, пожалуйста, скажи мне это сейчас, — говорю я, чувствуя, как уязвимость взрывается у меня в горле, — Я не выживу, если это не так, и мы не остановимся. Это… на этот раз это будет слишком.

Легкая улыбка, которая выглядит одновременно и примером, и облегчением, искривляет его опухшие губы, и он говорит.

— Вот что я пытался тебе доказать все это время.

— Талант…

Он наклоняет голову, чтобы поцеловать пульсирующую точку на моем горле. Мягкое место под моим ухом. Уголок моего рта.

— Просто смотри на меня. Просто чувствуй меня. Оно было здесь все время. Я покажу тебе.

Приподнимая бедра, когда Талант стаскивает с меня нижнее белье и леггинсы, я сбрасываю их с ног и вытягиваю руки над головой, чтобы открыться ему настолько, насколько это возможно.

Прими меня такой, какая я есть.

Посмотри на каждый изгиб, вглядись в каждый шрам, заметь недостатки, потому что я всегда и во всех отношениях была тщательно созданной иллюзией. Отсюда и до созвездий нет ни души, у которой была возможность так внимательно посмотреть на правду.

Я несовершенна.

Я такой же человек, как и ты.

У меня нет оправданий.

Талант поднимает мою ногу и целует внутреннюю часть голени, колено, верхнюю часть бедра и тазовую кость. Он падает между моих ног, и я спускаю его штаны до тех пор, пока не могу дотянуться дальше, а затем ногами сталкиваю черные джинсы ему до колен. Скованность искажает выражение его лица, хмурит брови и сжимает мышцы челюсти. Его губы сжаты в тонкую линию, и он падает на локти.

Давай, трахни меня, я бы сказала любому другому. Но не ему. Не в этот раз.

— Давай помедленнее, — вместо этого шепчу я, — Давай сделаем это в последний раз.

Металлические глаза обрушивают на меня всю свою силу. У меня тонкая кожа, тонкие вены и тонкая мускулатура — полупрозрачная и обнаженная с каждым вдохом. Талант видит меня насквозь, и пути назад уже нет, идиотка. У тебя был шанс.

Держа мои запястья над головой одной из своих рук, Талант широко разводит мои колени. И тогда они открываются шире. Мышцы от таза до бедренной кости растягиваются и горят, но они не горят так же сильно, как температура моего центра. Тепло распространяется по всему моему телу, как огонь, и меня лихорадит, я склоняюсь к бреду.

Давай, трахни меня, я хочу сказать ему так, как только он когда-либо поймет — искренне и содержательно. Давай, трахни меня, пожалуйста, пока я не превратилась в прах и кости.

Я пытаюсь вырвать свои запястья из его хватки, но Талант загоняет мои запястья глубже в матрас.

— Я сильнее тебя, — говорит он с ухмылкой сумасшедшего в бегах, — Ты больше не убежишь от меня. Мы двигаемся медленно, помнишь?

Я качаю головой, когда огненная вспышка молнии разбивает меня пополам, поджигая и кровать. В следующий раз мы будем медленными. И в последующий раз. И последующий. Мы можем двигаться медленно вечно, но сдерживать такую интенсивность — это позор.

Или.

Это то, на что похожа страсть? Страсть похожа на восхождение, восхождение и еще раз восхождение? Страсть умоляет, душит и изнуряет?

Страсть — это явление.

Страсть — это потеть в воде, вдвоем наедине, точно может быть.

Страсть — это открытый секрет.

— Почему ты не сказал мне, что это будет так? — я провожу босыми ступнями вверх и вниз по его икрам, прежде чем обхватить лодыжками его колени сзади, прижимая его к себе.

В эту игру могут играть двое, Ридж.

Он смеется, целуя меня в ключицу с открытым ртом. Его член скользит между складками, близко, но не туда, где я хочу его больше всего. Он говорит:

— Ты бы не поверила мне, если бы я попытался.

Ощущение, которое я потеряла в своих руках из-за его тесной хватки, не пропадает даром, кажется, находя новый дом в моей киске. Он не может двигать ногами, я не могу пошевелить руками. Я кружу бедрами, щелкая своим клитором по головке его мужского достоинства, и мурлычу от трения. Он старается отстраниться, пока дело не зашло дальше, растягивая эту жестокую и необычную пытку.

Он набух, пульсирует, и течет на кончике.

— Чего же ты ждешь? — я спрашиваю. Моя грудь вздымается и опускается.

Вся комната горит.

Озорство исчезает с его лица, обнажая честность и всю правду под игривостью.

— Обещай, что больше не будешь убегать от меня, Лидия. Мы можем облегчить себе задачу и пообещать больше не расставаться друг с другом.

Милый принц до сих пор не понимает, о чем просит, но я решила остаться, пока он не разберется.

— Обещаю, — говорю я.

— Я буду преследовать тебя вечно, — мягко говорит он.

Талант скользит внутрь меня, и мое сердце абсолютно, радикально и по-настоящему бьется впервые в жизни. Подобно урагану, обрушившемуся на сушу, ощущение сметает все на своем пути. Но моему сердцу есть за что зацепиться, будучи так долго мертвым.