О, как пленительно, умно там, мило всё!

Где естества красы художеством сугубы

И сеннолистны где Ижорска князя дубы

В ветр шепчут, преклонясь, про счастья колесо!

Не умел я притворяться,

На святого походить,

Важным саном надуваться

И философа брать вид;

Я любил чистосердечье,

Думал нравиться лишь им,

Ум и сердце человечье

Были гением моим.

Если я блистал восторгом,

С струн моих огонь летел,

Не собой блистал я — богом;

Вне себя я бога пел.

Если звуки посвящались

Лиры моея царям, —

Добродетельми казались

Мне они равны богам.

Если за победы громки

Я венцы сплетал вождям, —

Думал перелить в потомки

Души их и их детям.

Если где вельможам властным

Смел я правду брякнуть в слух, —

Мнил быть сердцем беспристрастным

Им, царю, отчизне друг.

Если ж я и суетою

Сам был света обольщен, —

Признаюся, красотою

Быв плененным, пел и жен.

Словом: жег любви коль пламень,

Падал я, вставал в мой век.

Брось, мудрец! на гроб мой камень,

Если ты не человек.

Задумчиво, один, широкими шагами

Хожу, и меряю пустых пространство мест;

Очами мрачными смотрю перед ногами,

Не зрится ль на песке где человечий след.

Увы! я помощи себе между людями

Не вижу, не ищу, как лишь оставить свет;

Веселье коль прошло, грусть обладает нами,

Зол внутренних печать на взорах всякий чтет.

И мнится мне, кричат долины, реки, холмы,

Каким огнем мой дух и чувствия жегомы

И от дражайших глаз что взор скрывает мой.

Но нет пустынь таких, ни дебрей мрачных, дальных,

Куда любовь моя в мечтах моих печальных

Не приходила бы беседовать со мной.

Луч шумящий, водометный,

Свыше сыплюща роса!

Где в тени в день знойный, летний

Совершенная краса,

Раскидав по дерну члены

И сквозясь меж струй, ветвей,

Сном объята в виде пены,

Взгляд влекла души моей;

Где на зыблющу склонялись

Лилии блестящу грудь,

Зарьных розы уст касались

И желали к ним прильнуть;

Воздух свежестью своею

Ей спешил благоухать;

Травки, смятые под нею,

Не хотели восставать;

Где я очи голубые

Небесам подобно зрел,

С коих стрелы огневые

В грудь бросал мне злобный Лель.

О места, места священны!

Хоть лишен я вас судьбой,

Но прелестны вы, волшебны

И столь милы мне собой,

Что поднесь о вас вздыхаю

И забыть никак не мог,

С жалобой напоминаю:

Мой последний слышьте вздох.

Един есть бог, един Державин,

Я в глупой гордости мечтал;

Одна мне рифма — древний Навин,

Что солнца бег остановлял.

Теперь другой Державин зрится,

И рифма та ж ему годится;

Но тот Державин — поп, не я:

На мне парик, на нем скуфья.

Итак, чтоб врат моих приставу

В Державиных различье знать,

Пакетов, чести по уставу,

Чужих мне в дом не принимать,

Не брать от имреков паскви́лей,

Цидул, листов — не быть впредь филей,

Даю сей вратнику приказ

Не выпускать сего из глаз:

На имя кто б мое пакеты

Какие, письма ни принес,

Вопросы должен на ответы

Тотчас он дать, бумаг тех в вес,

Сказать: отколь, к кому писанья?

И те все произнесть признанья

Свободным, без запинок, ртом;

Подметны сплетни жги огнем.

А чтоб Державина со мною

Другого различал ты сам, —

Вот знак: тот млад, но с бородою,

Я стар — юн духом по грехам.

Он в рясе длинной и широкой;

Мой фрак кургуз и полубокой.

Он в волосах, я гол главой;

Я подлинник — он список мой.

Он пел молебны, панихиды,

И их поныне всё поет;

Слуга был Марса я, Фемиды,

А ныне — отставной поэт;

Он пастырь, чад отец духовный,

А я правитель был народный.

Он обер-поп, я ктитор муз,

И днесь пресвитер их зовусь.

Кропит водой, курит кадилом,

Он тянет руку дам к устам;

За честь я чту тянуться с рылом

И целовать их ручки сам.

Он молит небеса о мире,

Героев славлю я на лире;

Он тайны сердца исповесть,

Скрывать я шашни чту за честь.

Различен также и делами:

Он ест кутью, а я салму;

Он громок многими псалмами,

Я в день шепчу по одному.

Державин род с потопа влекся;

Он в семинарьи им нарекся

Лиш сходством рифм моих и стон.

Мой дед мурза, его дед поп.

И словом, он со мной не сходен

Ни видом, ростом, ни лицом;

Душой, быть может, благороден,

Но гербом не Державин он!

В моем звезда рукой держима,

А им клюка иль трость носима.

Он может четки взнесть в печать,

Я лирою златой блистать.

А потому почталионов,

Его носящих письма мне,

Отправя множеством поклонов,

Ни средь обедов, ни во сне

Не рушь ты моего покою;

Но позлащенной булавою

С двора их с честью провожай;

Державу с митрой различай,