НА ПТИЧКУ{*} Поймали птичку голосисту И ну сжимать ее рукой. Пищит бедняжка вместо свисту, А ей твердят: Пой, птичка, пой! 1792 или 1793 НА СМЕРТЬ СОБАЧКИ МИЛУШКИ, {*}
которая при получении известия о смерти Людовика XVI упала с колен хозяйки и убилась до смерти Увы! Сей день с колен Милушка И с трона Людвиг пал. — Смотри, О смертный! Не все ль судьб игрушка — Собачки и цари? Начало 1793 АМУР И ПСИШЕЯ{*} Амуру вздумалось Псишею, Резвяся, поимать, Опутаться цветами с нею И узел завязать. Прекрасна пленница краснеет И рвется от него, А он как будто бы робеет От случая сего. Она зовет своих подружек, Чтоб узел развязать, И он — своих крылатых служек, Чтоб по́мочь им подать. Приятность, младость к ним стремятся И им служить хотят; Но узники не суетятся, Как вкопаны стоят. Ни крылышком Амур не тронет, Ни луком, ни стрелой; Псишея не бежит, не стонет, — Свились, как лист с травой. Так будь чета век нераздельна, Согласием дыша: Та цепь тверда, где сопряженна С любовию душа. Май 1793 ХРАПОВИЦКОМУ{*} Товарищ давний, вновь сосед, Приятный, острый Храповицкой! Ты умный мне даешь совет, Чтобы владычице киргизской Я песни пел И лирой ей хвалы гремел. Так, так, — за средственны стишки Монисты, гривны, ожерелья, Бесценны перстни, камешки Я брал с нее бы за безделья, И был — гудком — Давно мурза с большим усом. Но ежели наложен долг Мне от судеб и вышня трона, Чтоб не лучистый милый бог С высот лазурна Геликона Меня внушал, Но я экстракты б сочинял; Был чтец и пономарь Фемиды, И ей служил пред алтарем; Как омофором от обиды Одних покрыв, других мечом Своим страшит, И счастье всем она дарит, — То как Якобия оставить, Которого весь мир теснит? Как Логинова дать оправить, Который золотом гремит? Богов певец Не будет никогда подлец. Ты сам со временем осудишь Меня за мглистый фимиам; За правду ж чтить меня ты будешь, Она любезна всем векам; В ее венце Светлее царское лице. Лето 1793 ГОРЕЛКИ{*} На поприще сей жизни склизком Все люди бе́гатели суть: В теченьи дальном или близком Они к мете своей бегут. И сильный тамо упадает, Свой кончить бег где не желал: Лежит; но спорника, — мечтает, — Коль не споткнулся бы, — догнал. Надеждой, самолюбья дщерью, Весь возбуждается сей свет; Всяк рвенье прилагает, к рвенью, Чтоб у передних взять перед. Хоть детской сей игре, забаве И насмехается мудрец, Но гордый дух летит ко славе, И свят ему ее венец. Сие ристалище отличий, Соревнование честей, Источник и творец величий И обожение людей; Оно изящного содетель, Великолепен им сей свет: Превозможенье, добродетель Лишь им крепится и растет. О! вы, рожденные судьбою Вождями росским во́ждям быть, Примеры подавать собою И плески мира заслужить! Дерзайте! рвение полезно, Где предстоит вам славы вид; Но больше праведно, любезно, Кто милосердьем знаменит. Екатерине подражая, Ее стяжайте вы венец; Она, добротами пленяя, Царица подданных сердец. Лето 1793 МЕРКУРИЮ{*} Почто меня от Аполлона, Меркурий! ты ведешь с собой; Средь пышного торговли трона Мне кажешь ворох золотой? Сбирать, завидовать — из млада Я не привык, и не хочу. Богатство ль старику награда? Давно с презреньем я топчу Его всю прелесть равнодушно. Коль я здоров, хлеб-соль имею, И дар мне дан судьи, певца, И челобитчиков я смею Встречать с переднего крыльца, И к небогатому богатый За нуждою ко мне идет, За храм — мои просты палаты, За золото — солому чтет, — На что же мне твоя излишность? Но, ах! когда я стал послушен Тебе, мой вождь и бот златой, То будь и ты великодушен, И мой не отними покой; Но хлопотать когда устану, Весь день быв жертвой и игрой Среброчешуйну океану, Позволь, как грянет гром, домой Пришедшему обнять мне Музу. Да, вместо виста и бостону, Я с ней на лире порезвлюсь, Монаршу, божеску закону, Суду и правде поучусь; Не дам волкам овечки скушать. А ты, коль хочешь одолжить, Приди моей сей песни слушать, Посеребрить, позолотить Мою трубу Екатерине. Январь 1794 |
