Живописица преславна,

Кауфман! подруга муз!

Если в кисть твою влиянна

Свыше живость, чувство, вкус,

И, списав данаев, древних

Нам богинь и красных жен,

Пережить в своих бесценных

Ты могла картинах тлен, —

Напиши мою Милену

Белокурую лицом,

Стройну станом, возвышенну,

С гордым несколько челом;

Чтоб похожа на Минерву

С голубых была очей,

И любовну искру перву

Ты зажги в душе у ней;

Чтоб, на всех взирая хладно,

Полюбила лишь меня;

Чтобы сердце безотрадно

В гроб с Пленирой схороня,

Я нашел бы в ней обратно

И, пленясь ее красой,

Оживился бы стократно

Молодой моей душой.

Он, белыми взмахнув крылами

По зыблющей равнине волн,

Пошел, — и следом пена рвами

И с страшным шумом искры, огнь

Под ним в пучине загорелись,

С ним рядом тень его бежит;

Ширинки с шлемов распростерлись,

Горе пред ним орел парит.

Водим Екатерины духом,

Побед и славы громкой сын,

Ступай еще, и землю слухом

Наполнь, о росский исполин!

Ты смело Сциллы и Харибды

И свет весь прежде проходил, —

То днесь препятств какие виды?

И кто тебе их положил?

Ступай, — и стань средь океана,

И брось твоих гортаней гром.

Европа, злобой обуянна,

И гидр лилейных бледный сонм

От, гроз твоих да потрясется,

Проснется Людвиг звуком лир!

Та дщерью божьей наречется,

Кто даст смущенным царствам мир.

Шекснинска стерлядь золотая,

Каймак и борщ уже стоят;

В крафинах вина, пунш, блистая

То льдом, то искрами, манят;

С курильниц благовоньи льются,

Плоды среди корзин смеются,

Не смеют слуги и дохнуть,

Тебя стола вкруг ожидая;

Хозяйка статная, младая

Готова руку протянуть.

Приди, мой благодетель давный,

Творец чрез двадцать лет добра!

Приди, и дом, хоть не нарядный,

Без резьбы, злата и сребра,

Мой посети; его богатство —

Приятный только вкус, опрятство

И твердый мой, нельстивый нрав;

Приди от дел попрохладиться,

Поесть, попить, повеселиться

Без вредных здравию приправ.

Не чин, не случай и не знатность —

На русский мой простой обед

Я звал одну благоприятность;

А тот, кто делает мне вред,

Пирушки сей не будет зритель.

Ты, ангел мой, благотворитель!

Приди — и насладися благ;

А вражий дух да отженется,

Моих порогов не коснется

Ничей недоброхотный шаг!

Друзьям! моим я посвящаю,

Друзьям и красоте сей день;

Достоинствам я цену знаю,

И знаю то, что век наш тень;

Что, лишь младенчество проводим, —

Уже ко старости приходим

И смерть к нам смотрит чрез забор;

Увы! — то как не умудриться,

Хоть раз цветами не увиться

И не оставить мрачный взор?

Слыхал, слыхал я тайну эту,

Что иногда грустит и царь;

Ни ночь, ни день покоя нету,

Хотя им вся покойна тварь.

Хотя он громкой славой знатен,

Но, ах! — и трон всегда ль приятен

Тому, кто век свой в хлопотах?

Тут зрит обман, там зрит упадок:

Как бедный часовой тот, жалок,

Который вечно на часах!

Итак, доколь еще ненастье

Не помрачает красных дней

И приголубливает счастье

И гладит нас рукой своей;

Доколе не пришли морозы,

В саду благоухают розы,

Мы поспешим их обонять.

Так! будем жизнью наслаждаться

И тем, чем можем, утешаться,

По платью ноги протягать.

А если ты иль кто другие

Из званых милых мне гостей,

Чертоги предпочтя златые

И яствы сахарны царей,

Ко мне не срядитесь откушать,

Извольте мой вы толк прослушать:

Блаженство не в лучах порфир,

Не в вкусе яств, не в неге слуха;

Но в здравья и спокойстве духа, —

Умеренность есть лучший пир.

Здравья богиня благая,

Ввек ты со мною, Гигея, живи!

В дни живота моего

Мне ты сопутницей будь!

Если обилье склабится смертным,

Если гордятся они правовластным

Блеском богатства,

Если любови страстны желанья стремятся

К сладким утехам на лоно,

Если на отчи глаза

Слезы младенец нежны манит,

Ежели боги на нас с высоты

Дождь благодати кропят разновидный,

Если спокойство отшельных,

Скромна нас жизнь веселит, —

Всякая радость с тобой благовонней цветет.

Если ж, богиня, ты отступаешь,

Благо с тобой всё уходит от нас.