Стоял ясный, погожий, летний денек. Солнце согревало землю, теплый июньский ветер приятно освежал кожу.

Я жил в пригороде Квинна, на северо-западе Большой Земли. Отец занимался строительством и зачастую пропадал целыми днями в городе на работе. Мать занималась фермерством. Мне же хотелось сутки напролет гулять с друзьями и веселиться с Финли. Так звали моего пса, карликового терьера. Он никогда никого не обидел в своей собачьей жизни, однако у меня были жестокие неприятели, желавшие отомстить за старые склоки.

В тот день я вышел на улицу и не обнаружил Финли во дворе. Обычно он ошивался возле своей конуры, гонял кур по маленькой ферме или задорно лаял на пролетающих мимо птиц. За пределы дворика тот не выходил без сопровождения, и спрятаться нигде не мог. Толстый хряк выгнал бы Финли из свинарника, а горделивые петухи не пропустили бы его в сарай с несушками. Меня насторожило отсутствие пса, и я кликнул отца, который по счастливому стечению обстоятельств взял в этот день выходной. По счастливому, потому что без его вмешательства я вошел бы во взрослую жизнь с незримым клеймом убийцы на душе.

Отец велел пройти по лугу, где пасутся коровы, поискать Финли в соседних дворах и посмотреть у Заповедного Пруда. Сам он отправился в противоположную сторону.

Я звал карликового терьера на поросших полынью, ползуном и остролистом лугах – однако там не было никого, кроме толстокожих коров, окинувших меня равнодушным взглядом. У соседей Финли тоже не обнаружилось, а на подходе к Заповедному Пруду я услыхал собачий вопль отчаяния и боли, которые не спутал бы не с одним в мире. Это звал на помощь Финли.

Пруд находился на небольшом отдалении. Я бежал со всех ног мимо бревенчатых заборов, тянувшихся с обеих сторон. За левым простирался дубовый лес, а правый отделял меня от невысоких холмов и буреломов.

Заповедный Пруд занимал много места, он простирался, покуда глядят глаза. И не каждый из ребят мог доплыть от одного его конца до другого. Каменистый берег переходил в зеркальную гладь воды, однако вся мель поросла камышом, потому заходить с берега было крайне неудобно. Местные умельцы соорудили импровизированную пристань. Конечно, никакие суда к ней не причаливали, зато прыгать с разбегу в прохладную воду намного приятнее, чем пробираться через плотную заросль камыша.

Когда я вышел к пруду, стал свидетелем следующей картины: Финли плескается на глубине и не может выбраться на берег, потому что местный забияка бросает в него камни, а у основания «пристани» стоит светлозар – мой ровесник, и насмехается над бедным животным.

Обычно раса светлозаров стоит на защите природы и жестоко карает тех, кто смеет ей навредить. В этом плане особенно опасно работать егерям, дровосекам и знахарям, срывающим травы. В лесах они всегда оглядываются через плечо, опасаясь, как бы группа светлозаров не подкараулила их и не удобрила землю свежей кровью во имя Природы. И дело не в том, что они фанатики или садисты, просто светлозары чувствуют природу гораздо лучше любого другого существа. Они близки, как сын и мать. Раса защитников растений и животных разделяет боль срезанного гриба, горящего дерева или муки подстреленного оленя. У светлозаров существует целый ряд ритуалов, которые могут исполнить только самые идейные, «истинные» представители вида, ушедшие от мирской жизни в леса (недаром их прозвали детьми леса). Таким светлозарам легко дается трансформация...

Оба хулигана мне знакомы. Крейг бросался камнями в собаку, а Эверелл из семьи Золотых Листьев стоял на берегу и следил, чтобы никто не выбрался к озеру.

Мы встретились со светлозаром глазами. Его зрачки расширились от удивления, отодвигая светло-голубую, почти белую радужку на периферию.

Эверелл двинулся навстречу мне. Кожа его, как и у всех светлозаров была чуть светлее человеческой, ее вполне можно назвать «бледной», хотя для этой расы такой цвет непримечателен. Уши слегка заостренные, нос слегка сглаженный и чуть впалый, рот слегка меньше и более закругленный, без уголков губ. Конечно, следуя своим инстинктам, маленький гаденыш должен был вступиться за Финли, однако возраст давал знать о себе. Глупый, недалекий светлозар наплевал на всякое почтение к страдающему животному и пошел против Природы.

Конечно, когда он вырастет, то изменит свои взгляды на жизнь. Но сейчас Эверелл обижает моего пса, и этого я так просто не оставлю.

Произошло нечто странное. Картинка реальности подернулась рябью и обрела розовые оттенки, пальцы задрожали от ярости, искавшей выхода. Впоследствии я назвал это явление Кровавой Луной – это мое безумие, вырвавшееся наружу из тесных оков сознания.

Не отдавая отчета действиям, я подскочил к светлозару, поднял с земли камень, легший удобно в ладонь, и одним движением, без замаха саданул изверга в висок. Помню, как повалился вместе с ним на траву, как ветер поменял направление, и горький вкус полыни осадком лег на язык. Глотнул, и мерзкий вкус обжег горло, закупорив его на пару секунд, подобно тромбу, застрявшему в кровеносном сосуде.

– Какого Нециса? – выругался Крейг.

Он обернулся и увидел, как я сижу на коленях и тупо глазею на поверженного светлозара. В тот момент, я наблюдал за тоненькой струйкой крови, вытекающей из маленького отверстия на виске Эверелла, потерявшего сознание. Затем перевожу взгляд на второго обидчика.

Тот отшатнулся, увидев налитые кровью белки глаз, но не потерял уверенности.

– Давай, – прошипел хулиган. – Иди сюда, сучий выкормыш.

Крейг считался главным забиякой в нашем пригороде. Высокий и крепкий, сильный, как боров, он подавлял остальных ребят, задирал их и постоянно искал соперников. Эверелл же был наделен кровожадной хитростью и остроумием, которые, направь он их в иное русло, принесли бы немало пользы. Но жестокий светлозар постоянно стоил интриги, пускал сплетни и чаще всего выходил сухим из воды. Нашедшие друг друга подростки быстро спелись.

Даже сейчас, я не сомневаюсь, что план похищения собаки принадлежит Эвереллу, а Крейг пачкал руки, бросив Финли в пруд и швыряя в него камни.

Я бежал к «пристани».

Горький ком удалось проглотить, дыхание выровнялось. Вода в пруду мерцала всеми оттенками красного цвета, и в ней барахтался карликовый терьер, перебирая что есть сил короткими лапками. Головка Финли с мокрой шерсткой и бусинками глаз то поднималась над поверхностью пруда, то исчезала под ней.

В руках Крейга остался последний камень. И как только я оказался на бревенчатом настиле, тот бросил его в меня, попав в правую половину груди. От неожиданного удара меня развернуло, и забияка, воспользовавшись заминкой, ринулся навстречу и повалил меня на твердые доски. Я ударился затылком. Перед глазами поплыли неровные круги.

Крейг насел сверху и размашисто ударил пудовым кулаком по челюсти. Голова моя дергается вправо, и я вижу свою кровь, брызнувшую изо рта на коричневую доску. Круги превратились в багряные пятна и количество их увеличилось. Мне стало дурно.

– Что, нравится? – хохотнул обидчик и принялся колошматить меня своими огромными кулачищами.

Помню, как закрывался руками. Помню, как один глаз заплыл, и долгое время не открывался. Помню, как начал сползать в пучину забвения.

Но тут Кровавая Луна вспыхнула, залив весь мир грязно-красными разводами. Я стиснул зубы и обхватил коленями тело Крейга. Обвил руками его шею, прижав к груди, как родного брата, и с усилием откатился вправо, погружаясь в теплую воду Заповедного пруда.

Ситуация в корне изменилась. Я оказался сверху, а неприятель лежал на илистом дне, примяв грузным телом гибкие камыши. Вода едва ли доходила до колен стоящему в полный рост человеку, но ее уровня хватило, чтобы скрыть с головой Крейга, остудить его пыл.