Каузинс утверждает, что данный паттерн приобретает смысл, если его рассматривать в свете понимания японцами того, что их поведение обусловлено социальным контекстом. Наоборот, американцам нравится думать о себе как об обладателях набора личностных свойств, не зависящих как от конкретных с кем-либо отношений, так и от специфических ситуационных контекстов.
Похоже, что фундаментальная ошибка атрибуции не свойственна индийцам. Тот факт, что азиатские испытуемые-коллективисты придают большой вес социальному контексту, также может влиять и на объяснение ими социального поведения. Джоан Миллер (Joan Miller, 1984) показала, в частности, что индийцы более, чем американцы, склонны объяснять происходящее в терминах ситуационных и контекстуальных факторов. Как уже упоминалось в главе 5 (где мы рассматривали результаты исключительно испытуемых-американцев), Миллер попросила своих испытуемых для начала описать, а затем объяснить какой-либо «хороший» или «плохой» поступок, совершенный недавно кем-нибудь из их хороших знакомых. Данные испытуемыми объяснения были распределены по категориям, из которых к предмету нашего рассмотрения наиболее близки те, которые соответствуют общим личностным диспозициям (к примеру, «щедрость» или «неуклюжесть») в сравнении с контекстом (например, «там не было больше никого, способного прийти на помощь», или «было темно»). Сталкиваясь с необходимостью давать объяснение негативному или отклоняющемуся поведению, индивидуалистичные, личностно-ориентированные испытуемые из США прибегали к терминам общих личностных диспозиций в 45% случаев, тогда как индийцы делали это лишь в 15% случаев.
Аналогичным образом для объяснения позитивного или просоциального поведения американцы использовали диспозиционные объяснения в 35% случаев, в то время как индийцы — лишь в 22%. Наоборот, для объяснения отклоняющегося поведения индийцы в 32% случаев приводили контекстуальные доводы, в то время как американцы прибегали к ним лишь в 14% из них. В отношении же просоциального поведения индийцы пользовались контекстуальными объяснениями в 49% случаев, в то время как испытуемые-американцы — лишь в 22%.
Для того чтобы показать, что расхождения между объяснениями, даваемыми американцами и индийцами, не проистекают из каких-либо различий между описанными действиями, Миллер прибегла к элегантному контрольному сопоставлению. Она попросила своих американских испытуемых дать объяснение поведению, о котором говорили испытуемые-индийцы. Американцы объяснили поведение индийцев, используя диспозиционные и контекстные термины в той же пропорции, что и при описании поступков своих знакомых. Последнее полностью согласуется с выдвинутой Миллер гипотезой о культурных различиях.
Означает ли это, что индийцы не подвержены фундаментальной ошибке атрибуции, из чего в свою очередь вытекает вопрос: а настолько ли эта ошибка «фундаментальна»? Очень может быть, что это именно так. Однако чтобы установить это, одного исследования Миллер недостаточно, поскольку существует еще возможность того, что ситуационные факторы действительно оказывают большее влияние на поведение людей на Востоке, чем на Западе. И действительно, ученые, противопоставляющие индивидуалистические культуры коллективистским, исходят в первую очередь именно из этого. Если так, то дело не в том, что индийцы проявляют более глубокое проникновение в природу ситуаций, а просто в том, что они объясняют иное, а именно — более ситуативно обусловленное поведение.
Нам, однако, кажется, что истина включает в себя оба эти фактора, т.е. ситуационные влияния, существующие в любом не-западном контексте, с одной стороны, могут быть более мощными детерминантами поведения, а с другой стороны, представлять собой и более бросающиеся в глаза его объяснения. Поэтому мы предполагаем, что индийцы, равно как и многие другие представители коллективистских культур, действительно менее подвержены фундаментальной ошибке атрибуции, чем американцы.
Приведенные в качестве примера исследования наглядно подтверждают то, что различные культуры интерпретируют мир принципиально по-разному. Из них также следует, что отмеченные когнитивные различия могут иметь и фундаментальные социальные причины.
Социальный класс и локус контроля
Наряду с существующим между различными культурами мира «горизонтальным» разделением по атрибутивным предпочтениям, существует и в чем-то связанное с ним «вертикальное» разделение, связанное с принадлежностью к социальному классу. Люди, обладающие более низким социально-экономическим статусом (СЭС), гораздо более склонны относить происходящее с ними на счет причин внешнего порядка, чем люди, имеющие более высокий СЭС (P. Gurin, G. Gurin & Morrison, 1978). Люди с более низким СЭС более склонны, например, считать, что «многие несчастья в жизни человека происходят по причине невезения», в то время как люди с более высоким СЭС имеют склонность полагать, что «неудачи людей являются следствием допускаемых ими ошибок». Люди с более низким СЭС также склонны считать, что «продвижение человека зависит от знакомств с нужными людьми», в то время как люди с более высоким СЭС более склонны полагать, что люди продвигаются в жизни благодаря своим талантам и хорошо выполняемой работе: «знакомство с нужными людьми не имеет к этому никакого отношения».
Подобные атрибутивные предпочтения коррелируют с предпочитаемыми ценностями. Люди с более высоким СЭС ценят автономию и личную инициативу выше, чем люди с более низким СЭС. Возможно, это имеет место по той основательной и достаточной причине, что их заработок в большей степени зависит от эффективности решений, принимаемых ими лично (Kohn & Schooler, 1969]. Люди, имеющие более высокий СЭС, больше ценят независимость суждения и способность опираться на собственные силы, а также проявляют больший интерес к тому, почему и как что-либо происходит, чем люди с более низким СЭС. Люди с более низким СЭС ценят респектабельность и способность ладить с другими людьми в большей степени, чем люди, обладающие более высоким СЭС. В воспитании своих детей люди с более высоким СЭС делают акцент на развитие у них ответственности и самоконтроля, в то время как люди с более низким СЭС уделяют особое внимание хорошим манерам и послушанию родителям.
Таким образом, люди с относительно более низким и более высоким СЭС различаются между собой своими представлениями о причинности, а также разделяемыми ими ценностями, связанными с тем, откуда эта причинность происходит. Люди с более высоким СЭС предполагают, что результаты деятельности людей являются в первую очередь непосредственным отражением их действий, в то время как люди, обладающие более низким СЭС, скорее склонны считать, что результаты их деятельности находятся вне их контроля. Конечно, подобные атрибутивные предпочтения в существенной степени являются отражением реального положения дел. В реальности люди, обладающие более высоким СЭС, оказывают больше влияния на свои результаты как в профессиональной сфере, так и в личной жизни, чем люди с более низким СЭС. Ценности, разделяемые каждой из этих двух групп, тоже можно рассматривать как реакцию на объективно существующую ситуацию. Родители, обладающие более высоким СЭС, предпочитают видеть своих товарищей, своих детей и себя самих любознательными и настроенными на владение ситуацией, как это и пристало руководителям и профессионалам. Родители с более низким СЭС отдают предпочтение послушанию и способности ладить с другими — свойствам, которые могут быть по достоинству оценены работодателями и друзьями. (Необходимо все же заметить, что различия между социальными классами, по какому бы критерию ни судить об их масштабности, невелики. Пока не ясно, происходит это потому, что различия действительно незначительны, или же потому, что методология словесного опроса затушевывает реальные различия. Исследование методом включенного наблюдения, предпринятое Хитом (Heath, 1983), говорит о существовании действительно серьезных различий между классами в способах социализации, связанных с воспитанием независимости, опоры на собственные силы и восприятия собственной эффективности. )
