Необходимо еще раз подчеркнуть, что рассмотрение эффекта ложного социального согласия с точки зрения субъективной интерпретации требует большего, чем простая констатация факта, что разные люди истолковывают одну и ту же ситуацию по-разному. Следует учесть еще одну посылку: поступая так, люди оказываются неспособными осознать или сделать адекватную логическую поправку на то, что другие могут интерпретировать «ту же самую» ситуацию совсем иначе. Люди, таким образом, оказываются не в состоянии признать, насколько даваемые ими интерпретации ситуаций представляют собой именно интерпретации и умозаключения, а не прямые отображения некоторой объективной и неизменной реальности.
Избыточная уверенность предсказаний в отношении себя и других людей
Исследования процессов предсказания поведения, проводившиеся Россом и его коллегами в течение ряда лет, свидетельствуют о том, что люди склонны проявлять гораздо большую субъективную уверенность в предсказании реакций друг друга, чем это можно позволить исходя из объективной оценки точности этих предсказаний. В исследованиях, посвященных предсказанию социального поведения (Dunning, Griffin, Milojkovic & Ross, 1990), данный эффект избыточной уверенности давал о себе знать независимо от того, чье поведение испытуемым предлагалось предсказать (т.е. соседей по комнате или людей, опрошенных специально для этой цели), от того, какого рода вводная информация использовалась (т.е. информация об ответах на воображаемые дилеммы, данные опросов о прошлых действиях и привычках либо сведения о реакциях на ситуации, срежиссированные в лаборатории). Независимо от того, предсказывалось ли решение соседа по комнате о его участии (или неучастии) в ежегодном «общежитском» спектакле, решение о том, как голосовать на выборах мэра, решение только что проинтервьюированного человека причесаться перед тем как фотографироваться, его же решение подписаться на журнал «Тайм», а не на «Плейбой», реально достигнутый испытуемыми уровень точности предсказаний редко приближался к уровню выражаемой ими уверенности.
Пожалуй, еще более многозначительным был тот факт, что в предсказаниях о собственных будущих предпочтениях при выборе учебных предметов, социальных альтернатив и вариантов проведения свободного времени люди проявляли аналогичную избыточную уверенность (Vallone, Griffin, Lin & Ross, 1990). Иными словами, испытуемые переоценивали вероятность наступления предсказываемых ими результатов, говоря не только о реакциях хорошо известных им людей (т.е. соседей по комнате), но и о реакциях людей, которых они лучше всего знают (т.е. себя самих). Более того, избыточная уверенность наиболее явным образом давала о себе знать в случаях, когда сознательно или неосознанно прогнозы испытуемых вступали в противоречие с типичными способами реагирования, т.е. когда испытуемые предрекали, что конкретный человек или даже они сами будут реагировать на ситуацию таким образом, что это будет отличаться от наиболее часто встречающихся вариантов поведения их товарищей (и значит, от диктата ситуационных давлений и ограничений, Бездействующих на поведение большинства людей).
Эффект избыточной уверенности предсказаний в отношении себя или других людей не может быть сведен к единственной причине или к одному единственному механизму, лежащему в его основе. Подобно большинству интересных и устойчивых феноменов, он несомненно имеет множество детерминант. На самом деле ошибочные предсказания и неуместный оптимизм, исходящий от тех, кто эти предсказания делает, могут зависеть от всего спектра погрешностей и тенденциозностей человеческого суждения, описанных исследователями на протяжении последнего десятилетия — начиная с незнания определенных статистических принципов (таких, как регрессия к средней величине) и кончая общим неверным представлением о прогностическом потенциале диспозиционных факторов в сравнении с ситуационными факторами (Dawes, 1988; Kahneman, Slovic & Tversky, 1982; Nisbett & Ross, 1980; Ross, 1977).
Тем не менее по мере того как мы размышляли о результатах данных исследований, а также о случаях необоснованной уверенности в предсказаниях в реальной жизни, мы все больше начинали осознавать, до какой степени избыточная уверенность проистекает из неспособности людей осознать роль процессов субъективной интерпретации в оценке ситуаций.
Существует два отличных друг от друга аспекта проблемы субъективной интерпретации, порождающих избыточную уверенность в предсказании социального поведения. Во-первых, для того чтобы предсказать, какова будет реакция того или иного человека на определенную ситуацию (даже если речь идет о хорошо известном нам человеке, которого мы наблюдали ранее во многих разнообразных ситуациях), как правило, необходимо знать или правильно догадываться о ее деталях, в особенности о тех ее свойствах, которые определяют относительную привлекательность возможных альтернативных реакций. Во-вторых, помимо знания о подобных объективных особенностях ситуации, необходимо учитывать личную точку зрения того человека, чьи действия мы предсказываем.
Неопределенность, существующая в отношении объективных особенностей ситуации либо в отношении ее субъективной интерпретации человеком, затрудняет предсказание и увеличивает вероятность ошибки. Неспособность же осознать или внести адекватную логическую поправку на подобную неопределенность с большой вероятностью ведет к тому, что человек не может должным образом снизить степень уверенности своего предсказания.
То, что люди действительно крайне невосприимчивы к несовершенству своей способности точно интерпретировать ситуации, когда эти ситуации недетализированы, было показано в ходе серии исследований, предпринятых Гриффином, Даннингом и Россом (Griffin, Dunning & Ross, 1990). В ходе этих исследований испытуемых просили ознакомиться с описаниями ситуаций, а затем предсказать, каким образом повели бы себя в этих ситуациях они сами и другие люди. В итоге в тех случаях, когда испытуемые не имели ни малейшего реального основания считать свои интерпретации правильными, они были в той же степени уверены в своих предсказаниях, как и тогда, когда получали прямое указание считать, что их интерпретации абсолютны точны.
Ситуационная субъективная интерпретация и фундаментальная ошибка атрибуции
Часто люди дают краткое описание каких-либо событий (например: «Джейн заорала на своего двухлетнего ребенка в супермаркете», — или: «Джон сдал кровь в прошлый четверг»), умалчивая о сопутствующих им ситуационных факторах и деталях контекста. Нам самим, даже если мы были свидетелями соответствующего поведения, приходится часто воображать или додумывать детали, влияние которых могло бы оказаться критически важным (например, то, что двухгодовалый малыш Джейн мог натворить часом раньше и как этот ребенок реагировал на более мягкое одергивание, или то, что в фирме Джона могла быть установлена норма по сдаче крови, которую к тому времени выполнили уже все, кроме него).
В подобных случаях мы обычно с большой легкостью предполагаем, что человек обладает личностными качествами, непосредственно соответствующими тому поведению, которое он проявил, и не возвращаемся к тому, как он интерпретировал ситуацию, хотя мы и могли бы это сделать, зная его реакцию на нее. Последствия подобного наивного диспозиционизма становятся наиболее очевидными, пожалуй, в случаях, когда мы узнаем, что человек, предположительно заурядный по своим личностным характеристикам, повел себя исключительным образом — исключительным, по меньшей мере, с позиции имеющейся у нас интерпретации соответствующей ситуации. В подобных случаях наблюдатели слишком часто склонны «заново оценить» человека, о котором идет речь, т.е. начисто отмести предположение о том, что он вполне зауряден, и начать искать диспозиции, которые могли бы послужить объяснению его поведения.
Мы полагаем, что наблюдатели недостаточно склонны по-новому оценивать природу данной ситуации — в чем она (сама объективная ситуация либо ее субъективная интерпретация человеком) может отличаться от наших изначальных предположений о ней. Это особенно касается тех свойств ситуации, в свете которых соответствующее поведение выглядело бы для нас менее неожиданным и в меньшей степени отражающим экстремальные личностные диспозиции действующего в ней человека.