Существуют «роллеры» — бронеходы, имеющие встроенные средства езды и использующие езду как основной способ передвижения. Но развитые колеса и двигатели для них — это увеличенные размеры ног и возросшая общая масса, потому такой бронеход либо должен пожертвовать чем-то вроде брони и огневой мощи, либо превысить лимит веса со всеми вытекающими последствиями. Тем не менее, бывают обстоятельства, когда «роллеры» находят себе применение.

В общем, можно долго перечислять все «особые» модели, в которых конструкторы попытались как-то обойти лимит веса. Самые массовые — «тяжелые», то есть бронеходы с увеличенными подошвами и увеличенной массой. Они действительно немного мощнее обычных, но жертвуют мобильностью и не могут бегать. Есть «модульные», которые обладают дополнительной броней и огневой мощью, пока действуют на подходящем грунте, и сбрасывают лишний вес, если переходят на слабый. А бывает и наоборот: «легкачи» не имеют серьезной брони, но легче и быстрее обычного бронехода.

Как бы там ни было, девяносто процентов всех бронеходов в галактике очень похожи между собой архетипически. Обычный бронеход имеет высоту в четыре-пять метров, вес около десяти-одиннадцати тонн и стандартный «человеческий» тип. Вооружены они крупнокалиберным пулеметом или скорострельной мелкокалиберной пушкой, а также прочими видами оружия, имеющими свои аналоги среди оружия для людей. Броня бронехода, выполненная из композитных материалов, хорошо защищает от стрелкового оружия и посредственно — от крупнокалиберных пулеметов. Самые важные узлы прикрыты даже от автопушек, но не более того, увидеть, как бронеход переживает несколько попаданий из танкового орудия, можно только в кино.

Впрочем, бронеходы — это все-таки не про броню. Да, название несколько контринтуитивное, но задача бронехода не столько в том, чтобы держать удар, сколько в том, чтобы его нанести.

И именно потому ни для какого иного вида боевых машин мастерство пилота не значит так много, как для бронехода.

Первым делом после чаепития я двинулся обратно в ангар. Эх-х-х, жизнь моя жестянка, мне вот эту всю громадину предстоит лично перебрать, проверив каждый кубический сантиметр внутреннего объема на предмет установленной бомбы с радиодетонатором… Благо, «мародеры» использовались как учебные машины, когда я сам был курсантом, так что их устройство и обслуживание я знаю… в теории. Но никогда не думал, что мне придется заниматься этим лично.

Густаво вполне резонно поинтересовался, зачем я осматриваю бронеход, обслуженный высококлассным специалистом, так что я немного схитрил.

— Понимаешь, Густаво, мне неизвестны местные стандарты. Когда мой бронеход обслуживает механик, подготовленный в военной академии Содружества — я уверен в его квалификации. С тобой, как говорится — доверяй, но проверяй. Да, вот еще: что в магазинах?

— Тринадцать миллиметров, бофорсовские, срок хранения немного превышен, года на четыре. Знаю это, потому что сам летал закупать. Качество проверял два года назад, ну, когда и закупал. Было две осечки на пять тысяч выстрелов. Ну бофорсовские, эта корпорация плохого не сделает.

— Ну это да. Эпохи меняются, века летят, империи рождаются и умирают — и только одно неизменно в этой вселенной: качество продукции «Бофорс»… Но вообще вопрос был про состав боекомплекта.

— Бронебойный, зажигательно-трассирующий, бронебойный, разрывной.

Я окинул взглядом несколько ящиков со снаряженными магазинами к пулемету и вздохнул.

— Тогда у меня для тебя очень хреновая новость. Тебе придется все это разрядить и убрать из боекомплекта и зажигательные, и трассеры, и разрывные, и пирофорные, и все такое прочее. Только бронебойные и ПОБСы[1], если есть.

— Зачем?! — сделал круглые глаза Густаво.

Я снова вздохнул.

— Потому что любые зажигательные боеприпасы — это табу. Они запрещены, и ты как мой механик своей головой отвечаешь за то, чтобы этого дерьма в моем боекомплекте не было.

Густаво саркастично хмыкнул.

— Запрещены кем? Бронеходчики Саламанки именно таким и стреляют, ты думаешь, чей это боекомплект?!!

— Таким стреляют выродки. За это нет ни прощения, ни милосердия, и самое мягкое наказание — смерть. Если бронеходчик, который стреляет зажигательными, попадает в плен — обычно его обливают полимерно-кольцевой жидкостью и сжигают. Ты не знал?

— Не знал.

— Теперь знаешь. Я тебе больше скажу, Густаво. Ходит бородатая байка-страшилка про бронеходчика, который во время боя обнаружил, что у него в боекомплекте есть трассеры. Он вышел из боя, вернулся на базу и раздавил своего механика. Так вот, Густаво, это не байка. Мой самый первый ведущий, когда сам был зеленым новичком, видел это собственными глазами. И когда я говорил, что ты головой отвечаешь за содержание моего боекомплекта — это нужно понимать буквально. Если механик положит своему бронеходчику в боекомплект зажигательное дерьмо — это в тысячу раз хуже, чем недозаправить и недообслужить. Понимаешь, да?

Густаво кивнул.

— Ага, понимаю. Это такие у бронеходчиков правила войны?

Я кивнул в ответ и взял из ящика с инструментами подходящий электроключ.

— Точно. Такие у нас правила войны.

— Это у всех бронеходчиков повсеместно так?

— Ну, типа того. Чтоб ты понимал, за шесть лет и десяток горячих точек я встретил… дай прикину… Семь… Восемь… Девять выродков, которые стреляли зажигательным дерьмом. Шестеро из них погибли прямо там, где я их встретил, трое — непосредственно от моих рук. А остальных я помню. Все их помнят. Они вряд ли уйдут от расплаты.

Густаво надел рабочие перчатки и помахал рукой какому-то крепкому парню у входа. Тот подошел, и вместе они начали вытаскивать из ящиков магазины.

— Сдается мне, Кирин, тут ты встретишь намного больше людей, стреляющих зажигательными, чем за всю жизнь до этого. Просто потому, что тут про законы войны бронеходчиков никто не слыхивал.

Я усмехнулся:

— Скоро услышат.

Историческая справка.

Война по «особым» правилам, принятым среди узкой прослойки воюющих — не вымысел. Во время первой мировой войны, когда боевая авиация только-только родилась, летчики считались кем-то вроде новых рыцарей и воевали в небе по гораздо более «благородным», «рыцарским» правилам, нежели остальные участники войны. Так, некоторые приемы воздушного боя считались «подлыми», например, атака снизу, а с пленными вражескими летчиками обходились чрезвычайно уважительно. К примеру, после пленения сбитый летчик мог спокойно выпить чаю или чего покрепче у одного костра с теми, кто его сбил, а противнику отправлялось уведомление "ваш летчик у нас в плену, пришлите ему все необходимое".

И было одно очень жесткое правило — запрет на разрывные пули и пули с надпиленными наконечниками, так называемые «дум-дум». Разрывные пули были запрещены и широко не производились, то есть, достать их было сложно, а вот «дум-дум» — самоделки. Берешь ножичек и делаешь на носике надрезы. В виду того, что тогдашние самолеты были деревянными этажерками, обтянутыми тканью, экспансивные пули просто разрывали их в клочья. Если у сбитого летчика находили такие пули — его расстреливали.

Потом немцы — а они были большие любители получить преимущество, найдя лазейку в правилах и конвенциях — стали снабжать своих летчиков письменными приказами использовать разрывные пули. Поскольку тогда не существовало понятия «преступный приказ» (он появится только 20 лет спустя, на Нюрнбергском трибунале) — летчик освобождался от ответственности за запрещенные пули. Французы эту практику переняли, и вскоре экспансивными пулями стреляли все желающие.

Если кому интересна тема — источник «Воздушный казак Вердена», автор Юрий Гальперин.

[1] Подкалиберный Оперенный Бронебойный Снаряд, проще говоря — «дротик».

Лес на Нова Эдемо показался мне совершенно обычным: ну лес как лес, состоит из высоких деревьев, кустарника и травянистых растений. Цвет растительности преимущественно зеленый, хотя попадаются и более яркие и красочные цвета, чаще красноватые, иногда даже фиолетовые. Стволы у деревьев не коричневые, а зеленые, и вообще, как я заметил, у дерева нет четкого разделения на ветки и листья.