— Если вы будете воздействовать на нее силой, она точно не захочет, — встревает в разговор молодая ассистентка. — Даже я, совершенно не разбираясь в людях, отказалась бы.

— Она не откажется, — загадочно улыбается директор. — Ее необыкновенная проницательность идет рука об руку с глубокой эмпатией. К сожалению, я не знаю, что у нее случилось в детстве, но она очень сильно привязывается к людям и дорожит дружбой, любовью, близкими отношениями. Не забывайте, что они считают себя одной командой и, соответственно, товарищами. И еще… Командир солгал насчет ее имени. Юля Васильева умерла пятнадцать лет назад, а как зовут девчонку, мы так не узнали. Я понимаю, почему он так сделал: она на нее очень похожа. Вполне возможно, что не только внешне, но и внутренне.

Директор говорил сложно и запутанно, но инженер АН-322 с каждой фразой все сильнее неприязненно хмурился. Если все пойдет по плану руководства, юная девочка-психолог станет пешкой в большой и опасной игре, из которой не выберутся живыми ни она, ни ее товарищи из Цитадели. И поэтому, не желая продолжать тяжелую тему, АН-322 при первой возможности поблагодарил директора за информацию и, забрав у него жетон очередного ночного дежурства, поспешно покинул кабинет.

Разумеется, он не сочувствовал людям с той стороны Грани. Разумеется, он поддерживал Систему всю жизнь, сколько себя помнил. Конечно, ему не следовало бы принимать так близко к сердцу не совсем гуманное обращение с совершенно чужими людьми. Но что-то внутри, такое забытое и почти незнакомое, неожиданно заставило его задуматься. Что, если бы они оказались на месте этих ребят? Стали бы за Гранью, на базах Цитадели, обходиться с ними так же жестко без объяснения причин?

Хотя причина, конечно же, вполне понятна. Война — это не обязательно перестрелки. Сегодня у нее другое имя, другой облик и очень короткая память.

Всю дорогу до кабинета на четвертом этаже АН-322 не может выбросить из головы тяжелые мысли про нежданных гостей из-за Грани. Из разговоров, услышанных краем уха среди безопасников, он понимает, что отряд попал на территорию Системы случайно, и делает вывод, что это не шпионы, не разведчики, не смертники, получившие некую задачу. Из-за того, что Грань больше не выполняет свою функцию, их навигаторы и радары сбились, и аэромобиль спустился совсем не там, где следовало бы.

Все чаще инженеру АН-322 кажется, что директор инфоцентра поступает неправильно, и он корит себя за недоверие начальству, но ничего не может поделать. Слишком жестко, слишком опрометчиво, слишком радикально. Необязательно было заставлять ребят из учебного центра отказываться от разработок усовершенствованного робота-герметизатора, пускай даже за большую премию: интеллектуальная собственность — особенная гордость, хотя девятиклассники пока что этого не понимают. Необязательно было выбивать из пленников сведения и признания силой — они скорее согласятся умереть, чем в обмен на личную безопасность выдать служебные тайны Цитадели.

Сканер у шлюза привычно изучает отпечатки пальцев левой ладони и с негромким писком пропускает в кабинет. Над шлюзом горит белый индикатор: это значит, что в кабинете есть люди, чьи биологические данные не внесены в базу. АН-322 не успевает переступить порог, как его останавливает короткий вскрик:

— Ст-тойте! Не п-приближайтесь!

Протерев очки рукавом гермокомбинезона и приглядевшись, АН-322 замечает паренька лет восемнадцати. Тот стоит у противоположной стены, прижавшись к ней спиной и выбросив вперед руку с бластером. Хорошая попытка защититься, жаль, что бесполезная: хозяин кабинета лучевым оружием не пользуется и держит его разряженным, лишь для видимости.

Поправив очки и преспокойно подняв раскрытые ладони, инженер заходит в кабинет и вызывает кухонного робота. Светловолосый, голубоглазый и бледный от страха, парень медленно опускает бластер, но его паника никуда не пропадает: он весь трясется, руки дрожат, по-детски ясные глаза широко распахнуты.

— Положи бластер. Он все равно нерабочий, — по-прежнему спокойно велит АН-322. Не сводя с него взгляда, мальчишка медленно кладет оружие на стол. — Вот так. Садись, — он нажимает кнопку на панели управления умным кабинетом, и из встроенного в стену ящика выезжает откидной стул.

Парень устало садится, но все еще держит спину неестественно прямо.

— Тебя как зовут? — миролюбиво интересуется инженер-химик, безопасности ради откладывая планшеты и ретортные установки подальше от нежданного посетителя.

— Я… С-с… С-Север, — тот отчаянно заикается от страха, вцепившись в стул и прижавшись к стене.

— А имя у тебя есть? Обыкновенное?

— Нам… не… Нельзя, — снова дрожит его ломающийся голос. Инженер невольно усмехается в усы.

— Да ты не бойся. Я тебя не съем, — добавляет он, заметив, как шлюз сбоку пропустил кухонного робота с подносом на магнитных лапках-пружинках. — Наоборот, накормлю. Чай будешь?

— Ч-чего? — парнишка ошарашенно хлопает глазами и на всякий случай еще крепче цепляется за стул. АН-322 улыбается: давно ему не приходилось так ни с кем разговаривать.

— Не “чего”, а чай. Будешь?

Кухонный робот, по-хозяйски разъезжая по всему кабинету, собирает забытую инженером грязную посуду и взамен рукой-пружиной выдает новые чашки со встроенным подогревом, разливает из подвижного носика чай, раскладывает на плоской тарелке плитки шоколада, свежеиспеченные булочки с корицей, дольки яблок, мандаринов, зеленые кружки киви. Беловолосый паренек сперва недоверчиво косится на угощение, но, видя, что хозяин кабинета без малейшего беспокойства делает глоток из кружки и берет одну плитку шоколада, и сам осторожно тянется к столу. Молчание затягивается: сперва мальчишка старается есть аккуратно, соблюдая какие-то старинные правила обеденного этикета, но голод дает о себе знать, и белоснежная плоская тарелка перед ним быстро пустеет.

АН-322, допив свой чай, подпирает кулаком заросший седой щетиной подбородок и задумчиво смотрит на нежданного посетителя. Парень выглядит совсем просто, он похож не на солдата, шпиона или разведчика, а на испуганного и нервного подростка, заблудившегося на чужой территории. Вероятно, его привели безопасники и велели ждать, вот только зачем? Эти его неловкие, угловатые движения, то, как он изредка глядит исподлобья на хозяина кабинета, как жмется к стене и прикрывается горячей чашкой, — все выдает его тревогу и хорошо скрываемый страх. Наконец чай выпит, и парнишка со странным именем Север шепотом спрашивает:

— Вы меня… это… отравить?

Настает очередь инженера удивляться, а потом смеяться. Давно он так не хохотал, даже очки сползли и слегка запотели от кипятка.

— С чего ты взял? — спрашивает он наконец, вытирая платком уголки глаз.

— Ну… Я… вы…

— Не волнуйся, — повторяет инженер. Забытое чувство шевелится где-то в груди. Ему по-настоящему жаль незнакомого мальчишку. — Шлюз заблокирован. Камеры звук не передают. Ты можешь быть со мной честным.

Север бледнеет, кусает тонкие обветренные губы, вертит в пальцах пуговицу грязной и прожженной кое-где рубашки. Чистую одежду никому так и не выдали. О них совершенно забыли позаботиться. Зато сразу же придумали, как выбить нужную информацию.

— Я подумал, что мы с вами вообще-то враги, и с вашей стороны логично желать мне смерти, — выдал наконец паренек сравнительно длинную фразу, ни разу не заикнувшись. АН-322 устало потер переносицу под очками. Интересно, что им вбили в голову в этой Цитадели? Что за Гранью живут враги, и их надо уничтожать, чтобы мир стал лучше? А станет ли он лучше, если все мы начнем уничтожать друг друга, не заботясь о причинах и последствиях, не задумываясь о том, что мы делаем и ради чего? Станет ли будущее по-настоящему светлым, если история прошлого будет написана кровью?

Мальчишка молчит. Инженер АН-322 долго смотрит сперва на него, потом на черный экран, на котором внезапно загорается циферблат в очередной раз. Минутная, часовая и секундная стрелки судорожно вздрагивают, мечутся по кругу в беспорядке и, описав полный круг, замирают у цифры 5. Все остальные отметки медленно тускнеют, а пятерка светится все ярче и ярче. Мигает, пульсирует… Север вдруг вскакивает со стула: