— Это же Тишины!

— Что? — инженер тоже поднимается со стула, охнув и в который раз за сутки схватившись за сердце.

— Тиша, то есть, Тишина, моя соотрядница, — торопится мальчишка, прильнув к экрану и разглядывая тонкие черные стрелки широко распахнутыми глазами. — У нее часы точно такие же! Я видел, когда ее обыскивали, кто-то забрал. А раньше они всегда опасность показывали. Это так Часовщик сказал, программист наш.

— Хочешь сказать, что часы предупреждали… Тишу об опасности? — переспрашивает АН-322, споткнувшись на непривычном кодовом имени. — Она сейчас с вами? Можно с ней поговорить?

АН-322 снова замирает на месте, сухими твердыми пальцами трет морщины на лбу, отчаянно силясь вспомнить, ухватиться за тонкую, едва уловимую ниточку из прошлого. Но все безрезультатно. Он давно уже понял, что никакого прошлого, кроме Системы и инфоцентра, для него не существует.

— Боюсь, нет, — Север снова хмурится, садится, поджимая одну ногу: ни дать ни взять нахохлившийся воробей. — Она не с нами. Не знаю, куда их увели, но мы их больше не видели.

— Их? Кого?

— Ну, Тишку и наставника нашего, Ветер его зовут. Мы втроем проходили тесты разные, на определение специальности и способностей, потом нас отправили к учителям. Я еще в центре химико-биологический курс закончил, а тест показал, что я могу быть врачом. Судя по всему, вы — мой учитель?

АН-322 не особенно вслушивается в его путаные объяснения. Важнее случайно протянувшаяся логическая цепочка: Тиша и Ветер, отрядница и наставник. И вспоминаются двое пленников, запертых в бункере центра: мужчина лет тридцати с небольшим и совсем юная девчонка. Может быть, это они? Но объяснений от начальства ему точно не добиться: политика — не его забота и, конечно же, не его сильная сторона. Часы тем временем гаснут, уступая место прежнему диалоговому окну с директором, и появляется сообщение: “АН-322, ваш стажер прибыл. Будьте добры занять его работой, чтобы не совал нос, куда не следует".

— Вот, видишь? — подмигнув Северу, лазерной указкой инженер обводит сообщение директора. — Давай с тобой разберемся, что ли. У меня всего двадцать стажеров, теперь, выходит, двадцать один. И все-таки скажи мне, пожалуйста, имя, отчество и любую комбинацию из трех цифр. Надо тебя внести в Систему, а ваши позывные она не распознает.

Север ерзает на стуле, пытаясь решиться. Он слишком привык к правилам базы, чтобы теперь их нарушать, даже если об этом никто не узнает. Но старик-инженер невольно внушает доверие, Северу кажется, что человек с добрыми голубыми глазами не должен быть подлецом и предателем.

— Дима, — произносит он наконец едва различимым шепотом. — Дмитрий Владимирович. А цифры… Пусть будет пять, один, два.

Пятое декабря — день, когда он приехал на базу. Его тоже не взяли в первый набор: очки за практически идеальную стрельбу были все-таки аннулированы за помощь другому кандидату. Но Север и не жалеет: дружба с Тишей, начавшаяся как раз с того испытания, гораздо важнее, чем лишние полгода на базе. И пока он вспоминает такие далекие, казалось бы, события, прошедшие всего лишь месяц назад, в Системе появляется новый гражданин, зарегистрированный как ДВ-512.

В кабинете у АН-322 тихо и спокойно, только чуть слышно гудит процессор биокомпьютера и трещит неисправная лампа над научным отсеком. Сам хозяин не похож на суровых безопасников, не знающих ничего, кроме приказов и устава, не похож на местных служащих, погруженных только в дела Системы. Он вообще не похож на тех жителей чужого государства, с которыми Север уже имел честь познакомиться: он чуткий, внимательный, с ним не страшно разговаривать даже о случившемся накануне. Север, боясь и стесняясь все меньше, расспрашивает его о работе, о последних исследованиях, разработках в области химии и биоинженерии и понимает, что местная медицина гораздо сильнее, что знания местных ученых гораздо глубже, чем у них, за Гранью.

А впрочем, так говорить уже неправильно: Грани больше нет, и Государство рискует слиться с Системой, стать ее безликой частью, проиграть в том, за что тысячи людей сражались как минимум пятнадцать лет.

— Почему вы нас уничтожаете? — наконец спрашивает Север шепотом, совсем осмелев. — Ведь цель Системы — подчинить отсталые государства, а не просто стереть их. Нет смысла руководить страной, если страны больше нет.

— Понимаешь, президент Системы считает, что радикальные меры помогут жителям Государства понять, насколько силы неравны. Система добивается не руин. Она ищет людей, которые смогут стать настоящими гражданами, а это, по мнению руководства, далеко не все. Править достойны особенные люди: сильные, смелые, мудрые, готовые ко всему.

— Президент считает, руководство считает, — парнишка, вспылив, рывком поднимается, пинком задвигая стул обратно в стену, снова бросается к экрану, на котором уже исчезли часы и появилась привычная карта Системы. — А вы, вы как считаете? Вы сами-то с ними согласны?

Инженер молчит. Под очками от волнения слезятся глаза. Признаться сейчас в том, что он, на самом деле, никогда и не поддерживал Систему — все равно что подписать себе приговор, потому что хоть в его кабинете и нет звукопередачи, все равно в кабинете директора все может стать известно через секунду. А сказать, что он работает на центр и с готовностью разрабатывает новые химические соединения и медицинские препараты для военных целей — это было бы ложью. Да, он выполняет задачи, поступающие от руководства. С помощью команды программистов и радиотехников он разработал дроны-распылители, которые отравляют атмосферу и почву самой сильной иодоводородной кислотой с примесью природных бинарных кислот. Во время работы со стажерами-медиками он создал сыворотку, позволяющую полностью перезагрузить больной, измученный и изношенный организм. Это вещество уничтожает полностью все вирусы и инфекции, перестраивает микрофлору внутренних органов, очищает кровь, лимфу и плазму, обновляет верхнюю гладкую мышечную ткань и восстанавливает суставы и кости, однако воздействует на психику и ментальность пока не до конца изученным образом. Десять лет, если не больше — до болезни — он работал в центре в отделе разработки, и хотя каждый день ставил под сомнение доводы директора насчет затянувшейся войны с последним не подчиненным государством, все равно каждый день тихо выполнял свою работу, которая для Системы и для войны — хоть она так и не называлась — была незаменимой.

А парнишка-стажер ждал. Стоял, прислонившись спиной к экрану, скрестив руки на груди и сощурив светлые голубые глаза, и ждал. Он никогда не был полноправным гражданином Системы, он даже в Системе никогда не был и заведомо считал всех граждан врагами. В его белых волосах запутался пепел, на щеке и подбородке алели широкие ссадины, форменная одежда была вся изорвана и перепачкана. Он остался совсем один, не зная, что с его товарищами и где они теперь, однако ждал ответа от инженера, спрашивая в его лице всех своих невидимых врагов.

— Не всегда, — наконец отвечает АН-322. Снимает очки, по привычке устало трет переносицу и снова отпивает уже остывший горький чай. — Не всегда. Понимаешь, даже если нам кажется, что мы кому-то доверяем безоговорочно, все равно однажды его слова или поступки у нас окажутся под сомнением. Потому что у нас всегда есть собственное мнение, имеем мы на это право или нет.

Север плохо помнит, как закончился тот день. Весь вечер он провел в кабинете у старого инженера АН-322 (так и не приспособился к странным местным именам, и инженеру пришлось на время свыкнуться с тем, что его зовут “Извините, пожалуйста”). К вечернему занятию Север уже неплохо освоился в местной технике, вспомнил, что проходили на старших курсах учебного центра по ту сторону Грани, и смог сразу же присоединиться к практической работе про действие аммиака на организм.

Ребята-стажеры, все примерно его возраста, кто-то чуть старше, собираются вокруг большого круглого стола и, чинно разместившись на автоматических стульях на одинаковой дистанции, по очереди высказываются тихими, спокойными и ровными голосами. Никто не проявляет эмоций, не старается лезть вперед, растолковать сложный момент непонятливым товарищам. Мнение каждого здесь подчеркнуто важно, но решение принимается коллективным разумом. Север даже старается вставить свои несколько слов о том, что в норме при взаимодействии метаболита с аммиаком синтезируется глутамин, но, стоит ему закончить, как его бодрую реплику отбивает прохладный и сдержанный голос светловолосой девушки с длинной косой: