— Ты был ребенком, — повторила я. — Ты был в шоке.

Тристан закрыл глаза, терзаемый воспоминаниями о том дне.

Я молилась, чтобы он не заплакал, потому что сама ясно представляла его девятилетнего, испуганного и одинокого, стоящего перед мертвыми родителями. Внутри меня все скрутилось. Теперь я не смогу смотреть на него как прежде.

— Прими мои соболезнования. Не каждый смог бы справиться с таким, особенно в девять лет.

Он кивнул и, наконец, открыл глаза — ни намека на слезы.

— Даже не могу представить, что в твоих кошмарах.

— Кошмаре. Один и тот же. Родителей убивают, а я не могу пошевелиться.

Я крепко обняла Тристана, подперев головой его подбородок. Не знаю, кого именно я успокаивала: себя или его? Нечестно, что он лишился родителей в такой ужасной ситуации. Нечестно, что каждую ночь он переживал заново тот день. Нечестно, что он винил себя. Нечестно, что он справлялся с воспоминаниями в одиночку.

— Поэтому ты хотел научить меня стрелять из пистолета. — Я осознала, что Тристан не желал, чтобы меня настигла участь его отца.

Он кивнул.

Между нами повисло молчание. В голове сотни мыслей переплетались с состраданием к девятилетнему Тристану — и двадцатипятилетнему Тристану.

— С кем ты потом жил?

— Недолго у дедушки. Потом он понял, что мне трудно отойти от смерти родителей, и отправил меня в военное училище.

Я проглотила ком — вот где он стал таким суровым.

— Ты ходил на терапию?

Он фыркнул.

— В военном училище никто и не слышал про терапию. Ты не показываешь свои чувства. Ты не говоришь о чувствах. Подстраиваешься или страдаешь от последствий.

— Тристан. Поэтому тебя и мучает кошмар. Ты так и не проработал травму.

— Поверь мне, я прорабатываю ее каждый раз, когда закрываю глаза.

— У меня есть знакомый психотерапевт…

— Никаких мозгоправов.

— Тогда пусть я буду той, кто успокоит твои кошмары.

Тристан еще крепче прижал меня к себе.

— Хочу, чтобы ты успокоила их.

Мое сердце не должно было разрываться от его слов, но это не так. Он все еще был тем потерянным малышом, но уже заключенным в тело мужчины.

— Ты сказала, я супергерой. Но я никогда не претендовал им быть. Я ошибаюсь. Несу чушь. Думаю, что сам могу со всем справиться… до того момента пока не сдаюсь.

— Теперь у тебя есть я.

Он кивнул.

— Твоих родителей застрелили на твоих глазах. — Это не вопрос, а осознание.

— Никогда не перестану думать, что я мог бы что-то сделать.

— Ты поэтому стал телохранителем? — поинтересовалась я.

— Все совсем плохо?

Я отрицательно покачала головой.

— Если ты видишь в этом свой долг, то, конечно, занимайся этим делом. А еще ты чертовски хорош в нем.

Между нами повисло молчание. О чем же он думает? Потому что в моей голове был целый вихрь из его слов. Его рассказ многое объяснил. Изначально Тристан злился на меня из-за того, что считал меня беззаботной, так как за долю секунды он потерял двух самых любимых людей. Так что в многолюдном месте со мной могло произойти что угодно. Нет, его страхи не напрасны. Есть из-за чего волноваться.

— Хочу отвезти тебя домой, — прервал он тишину.

— Где ты живешь? — поинтересовалась я.

В его словах так и слышалась усмешка.

— Не ко мне домой. А к тебе. Повидаться с твоими родителями.

— Ой.

Тристан отстранился, чтобы взглянуть на меня.

— Не хочешь с ними увидеться?

— Конечно, хочу. Просто боюсь, что они не позволят мне уехать.

Его взгляд не отрывался от моих глаз.

— Это значит, что ты планируешь остаться здесь? — спросил он.

— Думаю, это единственный вариант.

Тристан перекатил меня на спину и устроился на мне — его лицо повисло над моим.

— Я невероятно горжусь тобой.

— Почему?

— Вчера был ужасный день. Ты могла бы сейчас лежать калачиком в истерике. Но только посмотри на себя: ты не сдалась, как настоящий чемпион.

Я опустила взгляд, смущенная его комплиментом.

— Кресли, из моих знакомых ты одна из самых смелых.

Я взглянула на него и закатила глаза.

— Ты работаешь с множеством болванов с пушками. Они смелые.

— Ты, правда сказала «пушки"»

Я кивнула.

— А также назвала их болванами.

— Да, заметил.

Я всматривалась в его глаза, испытывая страх от переполняющих меня чувств. Теперь я знала его, хотя сердце разбивалось от пережитых им потерь. И хотела его во многих отношениях.

— Можно рассказать родителям о нас?

Тристан откинул голову назад.

— Че-е-е-е-ерт.

Я рассмеялась, не понимая, насколько сильно нуждалась в смехе, пока он не сотряс все мое тело.

Тристан снова посмотрел на меня, смеясь над моей неконтролируемой истерикой.

— Что смешного?

— Ты.

Он вскинул брови.

— Да?

Я кивнула.

— И красив.

Он рассмеялся.

— Тебе только это во мне нравится?

Мой смех утих, я покачала головой.

— Мне нравится, что ты заставляешь меня чувствовать.

— Что чувствовать?

— Все.

Тристан

Родители Кресли пришли к нам в офис, чтобы познакомится со мной и Марко, перед тем как нанять, так что у них дома я не был. Когда мы подъехали к новороченным воротам, из будки вышел охранник, и в этот момент я осознал, насколько чертовски богата Кресли.

Она нагнулась через меня к открытому окну и заговорила с охранником:

— Привет, Мёрфи!

Его лицо вмиг оживилось.

— Здравствуйте, мисс Гастингс. Очень рад видеть вас дома.

— А я рада быть дома. Кстати, машина сзади тоже с нами.

— Мне все равно нужно ее проверить. — Он, извиняясь, улыбнулся.

Кресли кивнула.

— Конечно.

Охранник вернулся к будке и открыл нам ворота. Проехав через них, я взглянул в зеркало заднего вида: Мёрфи загородил Бриггсу путь, чтобы успеть проверить машину. Да, охрана не собиралась рисковать.

Дом Кресли загораживала полоса деревьев, так что при въезде его невозможно заметить. Мы выехали на извилистую подъездную дорожку, окруженную безупречным ландшафтом.

— Как…

— Отвратно? — спросила Кресли.

— Безопасно.

Она взглянула на меня. Надеюсь, из ее красивых глаз скоро исчезнет сочувствие, которое она проявляет ко мне с тех пор, как я вылил на нее все свое дерьмо. Мне не нужна ее жалость. Мне нужна она.

Вскоре перед дорогой появилась вымощенная камнем площадка с установленным на ней огромным фонтаном. За фонтаном возвышался внушительный особняк в средиземноморском стиле. Я смотрел на все это, пытаясь представить, как Кресли росла здесь. Прыгала ли она назло в фонтан, потому что ей запрещали это делать? Петляла ли она в сводчатых переходах, пока за ней бежала няня?

Стоило мне остановиться, как из входных дверей к пассажирской двери поспешили родители Кресли.

— Ну, сейчас начнется, — бросила она, прежде чем открыть дверцу.

Я вышел из машины и остался стоять на своей стороне, не зная, что делать дальше. Я не совсем гость, которого пригласила Кресли.

Родители сжали ее в объятиях — что вполне понятно, потому что она их дочурка. И меньше суток назад ее едва не похитили.

— Вы раздавите меня, — проговорила она.

Рассмеявшись, родители отпустили Кресли, отступили назад и взглянули на нее, испытывая явное облегчение от того, что дочь жива и невредима.

Первым меня заметил мистер Гастингс. В его взгляде сверкнуло чувство тревожности.

О, черт.

Обходя машину, он направился ко мне.

Я наплевал на волнение — я хочу быть с Кресли, поэтому адекватно приму все, что ее отец скажет или сделает.

Он протянул мне руку.

— Спасибо, что защищаешь нашу дочь.

Я пожал ему руку.

— Я поклялся, что обеспечу ей безопасность.

Мама Кресли поспешила обнять меня. Я не знал что делать, так что продолжил стоять столбом, пока меня окутывал запах ее дорогих духов. Я заметил сдерживаемую улыбку Кресли.