Обратный путь до самолета вновь пришлось брести в буран. Следы занесло снегом, спасатели и спасенные едва не заблудились, потому что радиосвязь в этой местности была неустойчивой. Однако оставшиеся на борту механик и второй пилот проявили смекалку, они догадались включить двигатели и выпустить несколько сигнальных ракет. Вот по гулу двигателей и ракетам группа и смогла разыскать свой самолет.

Доставили бельгийцев домой на станцию, и тут обнаружилось, что спасенный пилот – это никто иной, как принц де Линь, брат короля Бельгии.

– Круто! – восхитился Кирилл. – Неужели принц был полярником?

– Да, полярником и летчиком, – подтвердил Белоконев. – В благодарность за спасение бельгийцы по праву первооткрывателей дали имена русских героев нескольким горным вершинам в Кристальных горах. А гору Сфинкс переименовали в гору принца де Линя – так оно теперь и значится на всех антарктических картах.

Рассказ Белоконева всем очень понравился, и туристы шли к поджидавшему их автобусу – «Иванбасу», как называли тут этот вместительный автомобиль на огромных колесах – повеселевшие и бодрые.

В автобусе Анна подсела к историку и попросила поделиться еще какой-нибудь интересной историей. Хотя до гостиницы им было ехать всего минут десять, Геннадий не отказал себе в удовольствии поведать девушке и примкнувшему к ней Кириллу еще несколько захватывающих приключений.

Увлекшись, Геннадий продолжал рассказ, даже когда автобус остановился и туристы стали выбираться наружу. То и дело оглядываясь на слушателей, историк совершенно не смотрел под ноги. В дверях он предсказуемо запнулся и полетел со ступеней вниз.

Анна ахнула, но, на счастье Белоконева, второй охранник Долгова, Дима Ишевич, как раз случился поблизости и поймал незадачливого рассказчика. Он буквально подхватил его на руки, словно ребенка, и осторожно поставил на землю.

– Ох, спасибо, спасибо, – благодарил его Белоконев, тряся лохматой головой. При этом очки с него слетели и рухнули прямо в грязь, шапка тоже, даже сумка с фотоаппаратами соскользнула с плеча, и Диме пришлось вылавливать все это из лужи, обтирать носовым платком и возвращать хозяину.

– Я такой иногда неуклюжий, – смутился Геннадий, принимая мокрую шапку из кролика, в которой сегодня щеголял целый день. Он даже не задался вопросом, откуда Дмитрий взялся да еще встал так удачно, ведь на экскурсии Ишевича не было: с Долговыми по поселку ходил Грач.

– Ничего, все в порядке, – вежливо сказал Дмитрий, отряхивая его сумку от налипшей грязи. Взяв Паганеля под локоток, охранник повел его по широкой лестнице к дверям отеля, следя, чтобы тот больше нигде не навернулся.

Геннадий изогнул шею и с неожиданным интересом вгляделся в лицо провожатого:

– Простите, молодой человек, а мы ведь с вами встречались раньше…

– Конечно, – улыбнулся Ишевич, – на ледоколе.

– Ах, ну да. Вы же служите вместе с Владимиром. Вы его помощник.

– Так и есть, – Дмитрий усмехнулся.

– Действительно, так неловко, – Геннадий смутился. – Я часто что-то путаю. Как вас зовут?

– Дима.

– Спасибо, Дима. Я вам очень благодарен за помощь.

– Не за что, – Ишевич вторично сверкнул улыбкой.

– Дима, скажите, а Юра с вами? – окликнула его Вика, заметившая телохранителя и потому чуть приотставшая от основной группы. – Вы же с ним на ледоколе оставались, верно?

– Да, но Юра немного задержится. Он к ангарам направился, договаривается о доставке снаряжения.

– Понятно, – девушка чуть погрустнела.

– Никуда твой рыцарь не денется, – обронила Анна, протискиваясь мимо Завадской к стеклянным дверям отеля, где ее уже поджидал Сергей.

– Он к ужину подойдет, – уточнил Ишевич.

Вика поблагодарила за информацию и встала в очередь на оформление, приготовив паспорт.

– А чем закончилась история с зимовкой на Полюсе Недоступности? – спросил Кирилл, дергая Белоконева за полу куртки, едва тот пристроился у стойки.

– Киря, ты где! – несколько истерично окликнула мальчика его мать. – Иди ко мне немедленно! Мы уже уходим в номер.

– Я за ужином дорасскажу, – пообещал школьный учитель, – сейчас надо размещением заняться, переодеться.

– Ладно, но обещайте, что сядете поблизости от нашего столика, – сказал Кирилл. – К счастью, тут всего одни ресторан для всех, и мы не будем ужинать по очереди.

В номере Геннадий первым делом проверил багаж, доставленный с ледокола. Ноутбук, документы, записная книжка – все было на месте. Белоконев умылся, сменил запачканные брюки на чистые и решил убедиться, что, падая, не разбил свою камеру. Он подошел к тумбочке и взялся за сумку, но стоило ее приподнять, как на пол, прямо ему под ноги слетел белый конверт.

– Господи! – воскликнул Геннадий, потрясенно на него взирая.

Он наклонился, подбирая послание. Знакомые слова: «Геннадию Белоконеву, срочно», – лишили его последних сомнений.

Аноним последовал за ним в гостиницу с корабля. Более того, он заранее знал, в какой номер поселят историка, и оставил там очередное указание. Владимир Грач предупреждал, что так и будет.

Белоконев сжал конверт в кулаке, не отваживаясь вскрыть.

– Где Володя? Мне немедленно нужно найти Володю! – пробормотал он и кинулся вон из номера.

Несколько лет назад, ступив на землю Антарктиды в первый раз, Юра был навсегда очарован ею. Он тогда оказался на Берегу Правды, у моря Дейвиса, и все для него было в новинку. Скатившись со скрипучего трапа на запорошенный снежной пылью припай, он замер, втягивая ноздрями ледяной, до странности иголчатый воздух. Его поразили невиданный яркий свет, собачий холод (как ему тогда показалось) и полное отсутствие запахов.

Юра у тому времени уже достаточно попутешествовал в холодных краях и знал, что лед везде имеет свой запах. На Москве-реке он пах бензином и протухшей рыбой; в дремучем лесу на заснеженном озере источал запах хвойной свежести; в Арктике пах солью, йодом и медвежьим жиром, а на Алтае – стылым туманом с привкусом кедровых шишек. Но Антарктида не пахла ничем.

Нет, на станциях обязательно присутствовали человеческие ароматы – еды, солярки, – но стоило немного отойти от поселка, как оставалась только морозная чистота ничем не приправленного озона. В теле от нее моментально приключалось что-то вроде кислородной эйфории.

Именно тогда Громов и понял, что очень правильно выбрал себе профессию. Если бы он не стал гляциологом, то загадка ледяного царства Антарктиды, живущего по своим неизведанным законам, заставила бы его сменить сферу деятельности.

Юра давно считал, что вода, превратившаяся в лед – это самое коварное чудо природы. И самое таинственное. А уж льды Антарктиды – о них вообще нужно говорить отдельно. Почему-то здесь, на этом странном континенте, встречается то, что не встречается нигде больше. Например, «столб смерти» – такое готическое название специалисты дали феномену, открытому в Антарктиде в 1974 году. Он представляет собой торнадо, вдруг рождающееся в доли секунды. Его хобот состоит из воды более соленой и более плотной, чем окружающий океан, и, главное, очень холодной – холоднее льда. Этот ледяной «столб смерти», разрастаясь, уходит с поверхности ко дну, мгновенно замораживая все на своем пути. Рыбы, попавшие в ледяную ловушку, не успевают уплыть и замерзают[12].

А еще здесь встречаются «ледяные цветы», расцветающие на поверхности океана в летние месяцы. Это поистине невероятное зрелище: сначала на матовой зыбкой поверхности появляется один причудливый прозрачный цветок, потом еще несколько, и вскоре весь открытый участок воды превращается в фантастический луг[13].

Процессами льдообразования в оазисах и на побережье Громов как раз и занимался в свои предыдущие приезды. Погружаться с головой в изучение этого волшебства ему было очень интересно. Первая научная статья, опубликованная им по мотивам антарктической работы, касалась так называемых «ледяных цунами». Выглядели они достаточно колоритно: словно замершие на лету морские волны, бегущие по скалистому плато. Конечно, волна не может замерзать за доли секунды, форма их формировалась столетиями, лед то таял и тек, то намерзал по новой. Но чтобы выяснить данный механизм и объяснить его, Громову понадобилось несколько месяцев наблюдений и экспериментов.