Кромлех, подменивший собой «мой» дольмен, одновременно чем—то напоминал северные лабиринты и мини Стоунхендж. Камни выложены были многополосным завитком и в основном оказались некрупными. Только примерно на среднем кругу, на равном удалении друг от друга, стояли четыре сооружения из двойных параллельных глыб, укрытых третьей, и вот они-то доставали мне где-то до пояса.

Вернее, две «арки» были укрыты, а две другие уже потеряли свои «крыши», и те, расколотые, лежали возле оснований. Думается, расположены «домушки» были на четыре стороны света. Выходило, что целыми оставались южная и восточная, а...

Вот ведь мозги, до чего ж интересная в работе своей субстанция! Вроде и шерудит в них понимание, что происходит нечто из ряда вон, но так и пытаются зацепить нереальность действительности за что-то известное. Ну, какие могут быть стороны света, если я по ходу нахожусь вообще неизвестно где?!

А где, например?...

Так и стоял, глючил потихоньку, а конкретных мыслей в голове все не заводилось — только-то и кружили в ней все те же воспоминания о давно минувших днях и отвлеченные предположения.

Чего выжидал? Скорее всего, пока нереальное, но свершившиеся, приживется в уме и уже по результату даст хоть какой-нибудь практический выхлоп. Но пока не выходило...

В какой-то момент осознал, что кроме камней, которые я при помощи телефона высматривал в темени чуть не поштучно, теперь мне неплохо видны и кусты, прикрывающие низкими ветками дальний край лабиринта. Видимо, пока я тут лагал в ожидании перезапуска мозгов, наступил рассвет.

Выключил телефон и уже без его подсветки посмотрел вверх. Там сквозь черные еще кроны уже и правда просвечивало бледнеющее утреннее небо. А прямо по курсу, то есть за каменной спиралью, в густой листве даже наметился заметный просвет.

Вспомнил, что и за дольменом в этом месте был проход к обрыву, с которого можно было обозреть окрестности. И тут же, естественно, ломанулся туда.

Что хотел увидеть? Да конечно же, округлые холмистые горы, поросшие лесом, ленту трассы Геленджик-Туапсе, вьющуюся по склонам и, возможно, полоску моря между парой самых дальних.

Хотел? Да просто жаждал!

Но что получил, вырвавшись из зарослей на открытое место?

Кроме ожидаемого обрыва, ни гор, ни моря мне не открылось, а глазам предстала равнина, в предрассветном свете серостью своей сливающаяся с небом вдалеке. Ну, а вместо трассы имелась простая, кажется даже немощеная, дорога.

Охренев в очередной раз, я вынужден был разглядывать то, что есть.

Имеющийся под ногами обрыв был ниже и не так крут, как тот, что я помнил. Дальше шел совсем уж пологий склон, укрытый зарослями кустарника. Дорога бралась откуда-то справа, но мне из-за выступа горы путь ее виден не был, то ли издалека она бежала, то ли между склонами где-то дальше выныривала. Примерно у меня под ногами она от гор отворачивала и устремлялась вдаль.

Прямо передо мной лежала деревня, протянувшаяся единственной улицей вдоль имеющейся на пленере дороги. Крайние два дома, с их белеными, похоже, стенами, были видны неплохо. Да и огороды при них, с продольными полосами каких-то посадок, тоже.

Деревня... как есть деревня...

Но, ни это напугало меня до усрачки в очередной раз. Ладно, сельские домики, ладно, дорога немощеная, поля там, луга, но вот слева от меня на отроге той возвышенности, на которой стоял я, в тумане рассвета под нездорово-блеклой луной проступал... замок!

Ага, немаленький такой — а-ля раннее средневековье.

И вот именно этот замок, такой настоященский с виду, к тому же совершенно точно не являющийся частью той картинки, которую я мечтал лицезреть, меня и добил.

Я замер без единой мысли в голове, наблюдая, как в светлеющей рассветной дымке проявляются мощные стены, башни в них, и тяжелый высоченный донжон все четче прорисовывается в свете затухающей луны, а в здании, прижавшемся к нему, в окнах загорается свет.

Приехали...

Думали, что на моря, а попали... куда?

Вот с этой мысли я и вернулся в ум. Куда бы я ни попал, но я точно был уже здесь. И где это «здесь», в любом случае, следовало выяснить.

С тем и подался обратно к костру... у меня ж там котлеточки в пакете где-то оставались. А выяснение может потребовать не только светлых мозгов, но и сил физических, а потому, подкрепиться на дорожку не помешает.

Теперь в сизом, но довольно ярком уже свете разгорающейся зари, я смог рассмотреть и поляну. Она была действительно похожа на ту, на которой я изначально засыпал, и в ночи вполне могло показаться, что находишься все на том же месте.

Эта прогалина видно так же была верхушкой возвышенности, вот только отрытое место имело еще более вытянутую форму и по краю заросло довольно высокой травой. Деревья, окружающие поляну, не казались, а на самом деле были выше. Да и лес, все более проглядываемый за крайними стволами в спадающей темноте, напоминал скорее среднерусский, чем северокавказский.

Я постарался расстраиваться не сильно, все ж уже почти принял, как факт, что я совсем не там, где был, а удивляться всяким там мелочам, типа этих самых деревьев и видоизменившейся поляны, никаких нервов не хватит.

А вот котлеточки мои так и лежали там, где я их оставил — чуть в стороне от сложенных шорт, послуживших мне подушкой, и главное, они были все так же плотно замотаны в пакет, а значит, никакая ползучая тварь до них не добралась. Раскрыл пакет и достал лоток, в который были упакованы мои харчи.

«Почти и не помялось!», — обрадовался я, разглядывая сухпай.

Сквозь прозрачный пластик фасовки мне улыбались три котлетки, столько же кусков хлеба и стопочка треугольников нарезанного сыра. В предвкушении, чуть не упуская слюну, я потянул узел на пакете.

Но, как часто в моей жизни и бывало, случившаяся бурная радость оказалась преждевременной. Сыр слипся и превратился в единый вязкий ком. Хлеб, нарезанный по столовски — толщиной в два пальца ломоть, еще с вечера, наверное, числился вчерашним и «порадовал» шершавой заскорузлостью. А вожделенные котлеты, мало того, что в своей сухарной корке бронебойностью соперничали с хлебом, так еще и совсем ничем не пахли. Вот просто колючие камешки, совершенно не напоминающие нечто съедобное!

Я расстроился.

Это ж надо такому случиться — тут хрень какая-то творится в глобальном, так сказать, масштабе, так еще и такой мелкой радости, как сносный перекус, я оказался лишен! Как я ту хрень разгребать-то стану, на голодный-то желудок?!

Печа-аль...

Но та странная субстанция, которая носила название «мозги», видно чувствуя вину за недавно проявленную тупость, решила меня порадовать и преподнесла довольно неплохую идею. Да, действительно неплохую! И, следуя ей, я пошерудил палочкой в костре, проверяя, что от него осталось.

Собственно, костра-то уже, как такового, и не было, и лишь в самой середине кострища, там, где пробивалось несколько мелких язычков, когда я проснулся, теперь тлели угольки. Но мне это было на руку, и на них-то я и опустил лощеную, покрытую фольгой разовую тарелку, со своими некондиционными харчами.

Так и замер, наблюдая, как прессованный картон начинает потихоньку дымить, а фольга на донышке темнеет, и надежду тая, что прогорит она все же позже, чем еда успеет нагреться. Может хоть котлеты обретут былой запах, все ж именно на него я и купился. На сносный вкус, как и вчера, я не позволял себе даже надеяться...

Впрочем, сыр снизу быстро начал растекаться и, обжигаясь, я подхватил кусь, попытавшись его все-таки разъединить. Поскольку он тоже был нарезан по столовски — в этом случае, тонко-тонко, много раз лапать себя сырок не позволил, пригрозив развалиться на крошки, так что получилось кое-как. Но все ж я добился чего хотел и разложил драные пластики на хлеб с котлетами.

А минуту спустя я как-то даже успокоился. Да и запах к этому моменту наконец-то от тарелки пошел, отдаленно напоминая о чем-то съестном. В результате - видок ничего так, запашок тоже, и вкус в перспективе обещал планку первых двух не опускать. А потому продолжил терпеливо сидеть и наслаждаться хотя бы тем, что имею. И даже было понадеялся, что жизнь пошла на лад.