— И насколько она… самостоятельна?

— Сложный вопрос, — вздохнул Петрович. — Это же больше чем просто вирп. Она — первая онлайн-тульпа. Моя тульпа. Я ее почти десять лет придумывал, от первых набросков до вот такого. Она даже — в шутку, конечно, — введена в Совет Основателей. Как глава выдуманного для смеху «Профсоюза вирпов и персонажей» — «ПВП». И знаешь, что?

— Что?

— Она поразумнее многих в Совете, хочешь — верь, хочешь — нет.

— Так ты тоже входишь в этот Совет? — дошло до меня.

— Да, — неохотно признался Петрович, — но это вообще-то не для печати. Я обычно делаю вид, что я так, консультант. Это удобно, не достают тупыми вопросами.

— Какими же?

— Например, — он посмотрел на меня строго, — «кто на самом деле эти люди». Я честно не знаю. Мы собираемся только виртуально. У меня есть право голоса в технических вопросах, но не более того. Так что Эльку не обижай, она мне дорога. Кроме того, это она тебя выбрала.

— Серьезно? У нее есть кадровые полномочия?

— Почему нет? Сейчас почти все кадровики электронные, ты не знал? Живые только для ТОПов. Тесты, анкеты, пробные задания, — все автоматизировано давно. А Элька все же не какой-то тупой HR-бот с «Хэдхантера», а самый крутой вирп на свете. Почти личность! Она сказала, ты подходишь, что-то там у тебя в анамнезе важное, я не вникал. И она, как видишь, не ошиблась. Но биография у нее иногда прорывается!

— Это я заметил. А что значат рисунки на щеках — паутина и летучие мыши?

— А говоришь, не помнишь мою игру, — укоризненно покачал головой Петрович. — Это в «Сокровищах» был знак Ордена Бессмысленного Насилия. Те еще отморозки. Тогда мне казалось, что это смешно.

А вот мне не смешно. Скорее, забавненько.

Нога все еще болела, но я решил ее безжалостно разрабатывать. Не время сейчас хромать. Тоня показала мне небольшой спортзал в подвале, там нашлись несколько примитивных тренажеров и главное — боксерский мешок среднего веса. Разделся по пояс, размялся на турнике и качалке и перешел к главной программе.

Тренировочных перчаток с собой не было, но я замотал кисти эластичным бинтом и работал аккуратно, избегая ударов на противоходе, чтобы не повредить руки. Для меня такая тренировка — лучший способ самолечения. Мысленно изолируешь боль, отсекая ее от себя, и двигаешься, двигаешься, двигаешься… Постепенно она проходит, проверено. Организм мобилизует резервы и прекращает себя жалеть. Через полчаса я уже начал аккуратно постукивать по мешку ногой — для начала здоровой, а через час, взмокший и приятно уставший, понял, что и вторая нога уже практически не беспокоит.

Когда пошел в душ, из-под двери брызнули зайцами какие-то тени, только пятки по коридору простучали. Подглядывали, что ли? Делать им нечего.

На обеде детишки на меня странно посматривали и бурно перешёптывались, но я решил не обращать внимания.

— Ты еще что-то натворил, отец? — тихо спросила меня Настя.

— Вроде бы ничего такого, — пожал я плечами.

Котлетка с пюрешечкой были великолепны, как в детстве. Тоня просто сокровище.

— А что они косяка на тебя давят?

— Чего давят?

— Ну, смотрят искоса. Выражение такое.

— Понятия не имею. Мышление подростков мифологично. Выдумали что-нибудь и сами поверили.

— Ну да, ну да, — подозрительно посмотрела на меня дочь, — а ты совершенно не при чем.

— Абсолютно.

— Я ведь всё равно узнаю!

— Ты не перепутала, кто тут родитель?

— Бе-бе-бе! — предъявила безотказный аргумент дочь.

А потом пришла Лайса. Ей было заметно неловко, но настроена она была решительно.

— Ты все еще мой помощник, помнишь? — спросила она, глядя чуть в сторону.

— Такое не забывается.

— Мне нужна твоя помощь.

— Ты настолько в жопе?

— В полнейшей. Я просрала всё. Отношения, дружбу, планы, мечты. Осталась только работа, но и тут у меня нет никаких идей. Ты говорил, что у тебя будут результаты какого-то суперанализа.

— Ага. Точно, — вспомнил я. И тут же сообразил, что без Нетты понятия не имею, как их получить. — Но есть временные трудности доступа. Нет нужного… хм… человека на месте.

— И когда он будет?

— Надеюсь, что завтра. Я приложу к этому все усилия.

— Я буду ждать. Спасибо тебе.

Вернувшись в комнату, обнаружил дочь, сидящую почему-то на моей кровати в окружении трех девочек. Они о чем-то увлеченно щебетали, но, увидев меня, резко замолчали, потупились, покраснели, скомкано поздоровались и сразу убежали. Оставшаяся в одиночестве Настя завалилась на кровать, задрав кеды на спинку, и захихикала, глядя на меня с каким-то новым, незнакомым выражением лица.

— И что столь забавное ты находишь в отце, дитя моё?

— А ты произвел фурор, родитель!

— Надеюсь, своим необычайным умом и тонким чувством юмора?

— В основном бицепсами и прессом. Если хочешь, чтобы заметили ум, не снимай майку в спортзале.

— Очень смешно.

— Ты даже не представляешь, насколько! — дочь уже откровенно ржала. И в кого она такая ехидна? Ах, ну да.

— И чем это мне грозит?

— Теперь девочки строят планы, как отбить тебя у Клюси, а мальчики — как развести тебя на тренировки по единоборствам.

— Я хреновый тренер, отношения с несовершеннолетними уголовно наказуемы, а с Клюсей у нас ничего нет.

— Ну да, ну да.

— Дочь, я тебе врал когда-нибудь?

— Что, правда ничего? — она, кажется, даже расстроилась.

— Я женат, если ты забыла. На Марте.

— Эх, такая интрига пропадает… Но я все равно наплела им, какой ты крутой, и супер, и вообще.

— Зачем? — спросил я с тоской в голосе.

— Чтобы на меня падал отсвет твоей славы, разумеется! А что, мне уже нельзя и отцом похвастаться?

— Насть, это подстава, — сказал я укоризненно.

— Ой, прекрати, — отмахнулась она, — ну, построят тебе глазки, подумаешь… Зато весело.

— Кому?

Но мой вопрос остался без ответа.

А когда я пошел на обед, оказалось, что у здешних девочек эпидемия падучей. Три юных девицы — две в узком коридоре и одна на лестнице — внезапно споткнулись, да так, что рухнули мне в объятия, плотно прижавшись чем попало. Я аккуратно ставил их на ноги, осторожно отлепляя от себя, и просил быть аккуратнее.

— Оксана, меня зовут Оксана! — томно прошептала самая… хм… развитая из них.

Остальные забыли представиться.

— Он такой сильный! — донесся до меня девичий шепот от среднего столика.

— А меня он обнял! — добавила вторая.

— Ой, да ври больше, Оксанка!

— Серьезно!

— Скажи еще — поцеловал!

— И поцелует! На что спорим?

Я чуть борщом не подавился. Дочка, сидя рядом, тихо наслаждалась, игнорируя мои укоризненные взгляды. Смешно ей, ишь. А мне каково стать объектом романтической охоты толпы малолеток? Сейчас понакрутят себя «на слабо», и начнется.

Клюся к обеду не спустилась, так же, как и к завтраку.

— Она часто так делает, — сказала Тоня. — Да и не только она. Мы не принуждаем детей. Если кто-то не хочет есть в общей столовой, то пишет мне в чат. Отнесешь ей поднос? Только напомни, чтобы потом принесла. А то не успеешь оглянуться — вся посуда рассосалась по комнатам.

— Знакомая ситуация, — понимающе кивнул я, — представляю, каково умножить ее на всех…

— Не так все плохо, — засмеялась Тоня, — они хорошие ребята. Рассеянные, как все подростки, с перепадами настроения, но хорошие. Будет очень здорово, если вы с дочкой тут задержитесь, хотя бы ненадолго.

Я вздохнул, взял поднос и пошел на второй этаж. Надеюсь, никто не будет падать мне в объятия. Борщ еще горячий.