А я думаю, что надо

Нам шарахнуть по одной…

Пулеметно протрещав кнопками, — надо же, не один я такой ретросексуал, люблю физические клавиши, — Петрович опять начал что-то крутить руками в рабочем поле.

— На земле весь род людской

Чтит один кумир священный,

Мы навалимся толпой,

Рай построим техногенный…

Петрович вздохнул, с хрустом почесал бороду, пробормотал что-то вроде: «А ведь и построим же…».

— И людская кровь рекой

По клинку течёт булата!

Тут я выхожу такой,

У меня ума палата…

Потом, подумав, возразил сам себе: «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?». И, просвистав еще несколько тактов из Гуно, запел снова, торжествующе и победно:

— И Сатана там правит бал,

Там правит бал,

Он всех конкретно заебал,

Да, заебал!

Откинувшись на спинку кресла, он удовлетворенно разглядывал что-то перед собой. Мне по-прежнему было видно только мельтешение цветных пятен. Я поставил пустую кружку на столик, и Петрович, вздрогнув, повернулся ко мне.

— Блин. Я и забыл про тебя. Извини, — сказал он смущенно.

— Что-то важное? — кивнул я на застывшие цветные пятна.

— Да так, придумал, как местному Сатане хвост на бигуди накрутить.

— А тут есть Сатана?

— А где его нет, Антоха, где его нет? Везде жизнь, везде люди. А где люди — там и херня какая-нибудь непременно. Ну да не о том речь. Ты спросить-то что хотел?

— Слушай, а вот вирп — он где?

— В смысле?

— Ну, в программном. Он же не в смарте сидит? И не в ноуте?

— Он вообще не сидит. Это самообучающийся интерфейсный модуль программно-ментального взаимодействия. Их даже сначала хотели назвать «симпы» — но потом решили, что «вирпы» лучше.

— Но это же все равно какая-то программа, верно? Код, память, процессорные мощности или что там еще… Это ведь на каком-то сервере работает? В облаке, а не на локальной машинке? Вряд ли смарт потянул бы такие нагрузки.

— Это Антох, позавчерашний день — облака, процессоры, жесткие диски… Рудименты и атавизмы. Качественный скачок уже произошел, просто его не все заметили. У нас в головах — целая Вселенная, зачем нам эти убогие костыли? Ты сам видел, как работает графика нового поколения — никаких тебе шейдеров с полигонами, никаких видеопроцессоров с потреблением как у мартена. Легкий намек точками и штрихами — в мозгу идеальная картинка.

— Это я с трудом, но осознал. Но как же все эти поведенческие паттерны? Диалоги, реакции, мимика… Это же все где-то должно быть записано каким-то, не знаю, кодом? Грубо говоря, если вирп произносит какой-то текст, этот текст кто-то должен был написать, он где-то должен храниться, в какой-то базе данных. Какой-то программный механизм должен его выбрать по ситуации…

— Если бы это было так, — засмеялся Петрович, — у нас были бы не вирпы, а унылые долдоны. Как неписи в старых играх — полигональный тридэболван с двумя выражениями лица и десятком прописанных реплик. Причем еще сжирающий интернет-канал, если он облачный, или засирающий память, если локальный.

— И как же они работают? — окончательно запутался я.

— Ты знаешь, что такое «тульпа»? — вздохнув, спросил Петрович.

От неожиданности я не удержал лицо, и он спросил:

— Эй, с тобой все в порядке? Ты как-то побледнел, что ли…

— Ничего, — взял себя в руки я, — так, дежавю, можно сказать.

— А, ну, бывает. Так вот, тульпа — это такая давняя ментальная практика из тибетского буддизма, хотя у них она называлась «спруль па». Визуализованная мыслеформа. Сидит такой тибетский мудрец в своем лотосе и упорно медитирует о чем-то. Предполагаю, что о бабах, но разве ж они признаются. И вот так сильно он себе это воображает, что для него эта, допустим, баба, становится реальней реального. Настолько, что он с ней может даже разговаривать. Хотя о чем с ней разговаривать? Наверное, и трахнуть может, хотя это не точно. И вот все думают, что у него сплошная сансара-нирвана, а на самом деле там бордуар с куртизайками. Потом практику нелицензированно скопипастили европейские мистагоги, а потом кто только этим не увлекался, вплоть до подростковых сетевых сообществ. Подросткам легче дается, у них мозги и так набекрень. Но, тем не менее, тульпотворение всегда было сложной ментальной практикой, требующей способности сосредоточиться и большого труда над собой. Ввести себя в состояние управляемой шизофрении — это постараться надо. А вот если давать мозгу постоянные подсказки и минимальную обратную связь, он в это состояние впадает без малейшего усилия.

— Ты хочешь сказать, что вирп, это…

— Твой воображаемый друг, ага. Программно инспирированная тульпа. Ну, не совсем так буквально, разумеется, есть и код, и визуалка, и прописанные стартовые реакции — надо же с чего-то начинать. Но чем дальше, тем больше ты разговариваешь сам с собой. Программная часть — несколько процентов от их возможностей, остальное — тульпа. Выделенная в отдельную личность часть тебя.

— То есть, я шизофреник?

— Не больше, чем любой человек, ведущий внутренние диалоги с воображаемыми собеседниками. Расслабься, это не вредно. Даже полезно — развивает фантазию, создает новые нейронные связи в мозгу. Есть целая пачка медицинских заключений и сертификатов безопасности, уж не сомневайся.

— Забавненько… — сказал я растерянно.

Получается, что Нетту я по большей части придумал сам? Она такая, какой я ее хочу видеть? Или какой ее хочет видеть какая-то часть меня? Это надо как-то переварить.

— Теперь ты понимаешь, почему «Кобальт» уникален? Никто больше не умеет заставить наш мозг прыгать по команде через горящий внутри него же обруч. В этом его ноу-хау, и никакой декомпиляцией софта его не вытащить. Ты работаешь на будущее, Антох.

— Немного пугает меня такое будущее, — признался я.

— Не ссы, дружок. Расслабься и получай удовольствие. Просто помни, что на самом деле никаких тульп нет, это только картинки в твоей голове и цветные пятна на экране.

— Ну да, ну да… — у меня возникло странное ощущение — как будто передо мной только что разверзлась бездна. А если долго смотреть в бездну, то она, как известно, начинает вам скабрезно подмигивать.

— Слушай, но зачем такие сложности вообще? Как это монетизировать? Ну, кроме игр? Не все же геймеры…

— Простейший пример — рекламный таргетинг. Идешь ты по улице, видишь рекламный штендер. И каждый, кто на него смотрит, видит на нем что-то свое, складывая из черточек, точек и цветных пятен собственную картинку. Камера на нем ловит твой взгляд, опознает тебя, моментально подгружает твой потребительский профиль и выдает тебе личное рекламное завлекалово. Причем, поскольку ресурсов это требует ничтожных, на одной поверхности можно одновременно показать сто картинок для ста человек, и каждый увидит свою, и не увидит чужую.

— И скоро такое счастье настанет?

— Да уже, — засмеялся Петрович. — Как бы корпорации ни относились к «Кобальту», а мимо такого сладкого пряника пройти не смогли. Платят как миленькие! Пока, правда, технология на обкатке, но число таких мультиповерхностей уже идет на миллионы. Технически это обычный экран, разница только в софте, так что затраты по переделке небольшие.

— Охренеть. Дивный новый мир.

— Это еще что! Экраны — вчерашний день. А вот — проводящая краска с нанокапсулами. Красишь ею, к примеру, забор. Стоит он такой, белый, никого не трогает. А идет мимо потенциальный клиент — крошечная микросхемка подает импульс, нанокапсулы поворачиваются с белой стороны на черную, и на нем реклама «До салона отбеливания ануса — тридцать метров». И даже картинка с этим самым местом. Простенькая, конечно, но вполне узнаваемая… Причем никто кроме этого клиента не увидит ничего, кроме невнятных разводов, как будто стена грязная. Круто же?