— Еще какая… — ответила Лайса.
Она решительно толкнула дверь и вошла. Я, с сомнением потирая все еще саднящую на голове шишку, — тоже.
— Здравствуй, Екза.
Продавщица посмотрела без приязни, но ответила:
— И тебе по-здорову, капитан.
Меня она демонстративно проигнорировала. Я огляделся — «звонец ищеревый», в который я в прошлый раз запустил «гуглей», стоял себе на месте как ни в чем не бывало. Ну, значит, материальных претензий ко мне нет. А за моральные мы еще посмотрим, кто кому должен. По башке-то меня отоварили.
— Как торговля?
— Какая в наши дни торговля, — неубедительно вздохнула продавщица, — убыток один.
Она покосилась на пару посетителей — они не выглядели состоятельными покупателями. Я бы таких и в магазин не пустил — бомжи бомжами. Да еще и больные какие-то — кожа серая, глаза мутные, волосы лезут.
— Яти баску, азовка! — проскрипел один из них. — Вяща баска!
Такой звук мог бы издать опасно накренившийся над ямой деревенский сортир.
— Позже, ждите, — злобно зашипела на него продавщица, разразившись жанровой классикой, — вас много, а я одна!
— Незаконная скупка товаров сомнительного происхождения… — сказала Лайса, как бы никому не адресуясь.
— Что тебе надо, Волот?
— Жену наш внештатник ищет. Да ты, поди, в курсе уже.
— Наябедничал?
— А что, есть повод? Антон, ты мне чего-то не сказал?
Не сказал. Не вижу причины признаваться в том, что меня отсюда вышвырнули, как нашкодившего котенка.
— Я без претензий, — буркнул я, — небольшое недопонимание вышло.
— Уже внештатник? — удивилась продавщица. — Быстро у вас…
«Странь к страни…» — добавила она себе под нос тихо, но отчетливо. Лайса еле заметно дернулась. Ох, не все так просто с этим словом.
— Итак, Марта, — напомнила она.
— А что март? — изобразила удивление продавщица. — Май месяц на дворе, барышня! Нужен март — в марте и приходи…
— Не хочешь сотрудничать, значит… — сказала Лайса весьма зловеще. Я бы испугался, на месте продавщицы. Но она только отмахнулась пренебрежительно:
— Не рачь, желдачка.
И отвернулась к своим странным клиентам:
— Ну, что там у вас, короста?
— Баска на пельку… — заскрипел бомж. — Грабари вышестали, ни чатинки!
От них сильно пахло землей и гнилым деревом. Мне этот запах скоро сниться будет.
Перед магазином на земле было написано белой краской: «Приходи один». Лайса надпись проигнорировала, а значит, это мое подсознание машет мне флажками. Сигнал от первой сигнальной ко второй.
***
— Чай хочешь?
Настя уже спала, в квартире было тихо, как на кладбище за ее окнами.
— Да, пожалуй… — согласился я, хотя время уже было заполночь.
Мне было странно — ночные улицы, по которым мы возвращались, как будто становились все темнее с каждым шагом, и, когда мы добрались до подъезда, меня начало потряхивать иррациональной паникой. Я внезапно осознал, что не понимаю, где иду и куда мне надо, я сбился с пути и не узнаю дороги. Если бы не Лайса, я, наверное, бродил бы до утра в поисках ее дома. Дурацкое и очень пугающее ощущение.
— Жутковато тут ночами, да? — спросила она, разливая чай.
— Не то слово.
— Говорят, это потому, что город на могильниках стоит. Ночь — время мертвых.
— Мертвые не кусаются, — процитировал я старую пиратскую максиму.
— Когда как… — задумчиво сказала Лайса. — Сахар?
— Нет, спасибо.
— А что, правда — на могильниках?
— Да, какие-то древние захоронения, вроде. Ладно, спокойной ночи.
На смарте меня ждало новое письмо:
Здравствуйте, Антон.
Я долго размышлял, о чем написать на этот раз — ведь времени у нас все меньше, а мне так много надо вам рассказать! Потому поговорим сегодня о главном — о смерти. Ведь именно она станет скорым итогом.
То, что люди смертны, чрезвычайно досадно, согласитесь. За вычетом сна, еды, работы, стояния в пробках и других обязательных расходов времени, человек имеет в своем распоряжении около двадцати лет, большую часть которых тратит на всякую ерунду. Но цифры лукавы, потому что с возрастом время сжимается, и, даже если вы проживёте до ста, то пятьдесят — это не половина жизни, а три четверти. Очень мало времени отпущено человеку.
В попытках избежать досадной необходимости умирать, люди предпринимали множество усилий. Разумеется, безуспешно, хотя некоторые воодушевляющие результаты в отдельных случаях были достигнуты. Тем не менее — бессмертие остается ключевой мотивацией всех стремлений. Бессмертие в детях — мы еще поговорим об этом, — бессмертие в творчестве, бессмертие в славе, бессмертие в загробной жизни и, конечно, физическое бессмертие, как недостижимый, но непреодолимо притягательный идеал.
Бессмертие стало бы ужасным проклятием, а не даром, хотя об этом мало кто задумывается. Сила мотивации обратно пропорциональна оставшемуся времени, это знает каждый, у кого в жизни был «дедлайн». Смертельно больные люди показывают поразительную продуктивность, узнав, что жить им считанные месяцы. Ленивы и рассеянны дети, считающие, что впереди у них бесконечность.
Смерть — вот что делает жизнь возможной, осмысленной и содержательной. Уверен, в ближайшее время вы найдете множество подтверждений этому. Исчислив ваш жизненный срок, Антон, я сделал для вас доброе дело. Не жду благодарности, но надеюсь, что вы воспользуетесь этим правильно.
В ожидании встречи,
Бабай.
Какой унылый тип. Неудивительно, что в маньяки подался.
***
— Ну что, внучок, встрял в жир ногами? — сказал мне на сон грядущий призрак бабушки.
— Я вам не внучок, — буркнул я, осознавая нелепость разговоров с галлюцинациями.
— Дело поправимое, — посмотрела она на меня поверх очков долгим пристальным взглядом, — Ласька — девка заводная, глядишь, и сладится у вас. А что ростом не вышла — так вам не в мяч играть.
— Но-но! Я женатый!
— Опять же поправимо.
— Поправлялка не выросла.
— Упрямый… — покачала седой головой бабушка. — Ничего, дело молодое. Но не хочешь — как хочешь. Ищи свою Марту. Найдешь — сам убедишься.
На этой позитивной ноте я отвернулся от призрака и уснул. Ненадолго, потому что разбудила меня Лайса, и очень приятным способом. Заводная девка, права бабушка. Ух, какая заводная!
Утром я с тупым удивлением посмотрел на воткнутую с ночи между дверью и косяком зубочистку. Она вызывающе торчала из щели, то есть, ночью дверь не открывалась. Интересные сны тут снятся — смотрел бы да смотрел. Как монашка из анекдота: «И досыта, и без греха».
— Куда побрела? — отловил я на выходе с кухни зевающую в бутерброд Настю. — А посуду за тобой кто мыть будет?
Я еще не заходил на кухню, но что я, дочь свою не знаю?
— Я потом.
— Сейчас.
— Ну, блин, пап!
— Вперед. Мы в гостях, в конце концов.
— В гостях… Ты с ней решил замутить, да? А как же Марта?
— Это не тот вопрос, который я бы хотел обсуждать в коридоре, не умывшись.
— А посуду, значит, не умывшись, мыть можно?
— Нужно. И Марту я найду, не сомневайся.
— Вот и посуду бы заодно помыл… — пробурчала дочь уже с кухни. — А можно я потом гулять пойду?
— С Виталиком, — констатировал я.
— Не, там много ребят будет. Они меня вчера звали, но ты не пустил, потому что ночь, но днем-то можно? Они норм.
— Не «отстойные слоупоки»? Не «ебанессы на биопаузе»? Не «фалломорфировавшие ненатуралы»? Не…
