— Ты можешь просто оставить меня в покое?

— Не сейчас. Не в чужом городе. Не при текущих обстоятельствах. У меня, согласись, есть реальные поводы для беспокойства.

— Прости, пап. Не обращай внимания. Ничего не случилось, просто экзистенциальные пиздострадания. Я потом позавтракаю.

Со стороны Мироздания было чрезвычайно безответственно доверить мне воспитание этой девочки.

— Виталик? — спросил я специальным, Очень Нейтральным Тоном.

— Я. Не. Хочу. Об. Этом. Говорить!

И дверью — хренакс!

Да, пожалуй, надо отсюда съехать. Двери хлипковаты.

«Устал — умри!», — написал кто-то на стене дома напротив. И не лень им под дождем рисовать?

***

За полдня я выяснил, что никто из музыкантов не знает, куда могла деться Марта. Единственный результат общения — удостоверился, что коллеги Марту не любили. Считали странной, неконтактной, высокомерной. Завидовали красоте. Завидовали таланту. Завидовали позиции первой скрипки, хотя, скрипя зубами, признавали, что она заслужена. Тайно радовались неприятностям, злорадно додумывали абсурдные подробности, почти прямыми словами называли блядью. Лицемерно сочувствовали «обманутому мужу» — то есть мне. Еще трое оркестровых дам с разной степенью откровенности предложили себя на замену, причем две из них были замужем. И эти люди осуждают Марту? Ох уж мне эти творческие коллективы…

Кассирши (живые!) на двух автобусных станциях не припомнили красивую женщину со скрипкой. При этом она не могла купить билет онлайн — у автовокзала даже нормального сайта нет, только страничка с расписанием. Не вспомнили ее ни водители автобусов, ни мужик из справочной автовокзала, ни уборщики. Я последовательно опросил весь живой персонал — никто ее не видел. А Марту трудно не заметить. Я практически вжился в роль «брошенного мужа» — при всей ее унизительности, она выгодна. Позиция «жертвы женского коварства» вызывает равное сочувствие у мужчин: «Ну, ты держись, мужик, бабы — они такие…», — и у женщин: «Бросила? С ребенком? Да как она могла?». Приходится выслушивать много глупостей, но это работает. Люди охотнее идут на контакт, сами предлагают помощь, подсказывают, к кому обратиться. Я пообщался с несколькими десятками местных жителей, завел кучу знакомств, собрал пачку полезных контактов. Нормальная журналистская работа. Не сомневаюсь, что уже к вечеру каждый житель Жижецка будет знать, что я ищу жену. Посмотрим, что всплывет из глубин на этот шум.

В полицию я обращаться не хотел. Во-первых, они не станут ее искать. Для полицейского ситуация предельно прозрачна — баба сбежала от мужа, ударилась во все тяжкие. Взрослая женщина, имеет право. Во-вторых, если все-таки будет заведено дело о розыске, то я, как его инициатор, попаду в систему с указанием нынешнего местопребывания. И кого черт принесет на этот свежий след — понятия не имею. Вот, кстати, еще один повод съехать из гостиницы. Там нас слишком просто найти.

***

Обедали с Настей в ресторане. Провинциальное меню — сытно, вкусно, недорого. Сложные блюда лучше не заказывать, но пюре с котлетой — идеально. На отказавшуюся от котлеты дочку смотрели с сочувствием. «Болеет, да?» — спросила меня тихо официантка. Неужели в Жижецк не добрались модные веяния ЗОЖ и веганства? Хоть навсегда тут селись, ей-богу.

Настя не отрывалась от смарта. Она всегда в него пялится, но сейчас еще и интенсивно печатала — большими пальцами и с поразительной скоростью, как это умеют нынешние подростки. Общается, значит. Спорим, угадаю, с кем?

— Что там Виталик пишет?

Чуть не уронила смарт в тарелку. Угадал.

— Неважно.

— Ну-ну.

— А ты слышал, — ловко, как ей кажется, уводит разговор в сторону дочь, — что в Жижецке, оказывается, древний некрополь?

— Прям древний?

— Серьезно! Все об этом говорят!

— И Виталик?

— Пааап! При чем тут…

— Не при чем. Кушай-кушай, дорогая, — покивал я, — и чья же гробница?

— Этого, как его… ну… Завоеватель такой. Древний. Всех завоевал, но умер.

— Это с ними случается, да.

Если вы думаете, что это с моей дочерью что-то не то — вы не читали современных школьных учебников истории. Примерно на этом уровне сейчас ее и преподают.

— Оказывается, его тайно похоронили в Жижецке, чтобы могилу никто не нашел. А с ним зарыли коней, жен, наложниц и сокровища. И наложили проклятие, потому что он был колдун. И тех, кто его хоронил, — всех убили. И тех, кто их убил, тоже!

— И тех, кто убил убивших убийц? И следующих?

— Ну, наверное…

— И через десяток итераций планета была пуста и безлюдна, и последний убивец убивцев убил себя об стену… Вы не проходили по математике прогрессию?

— Паап, я серьезно! Как только гробницу вскроют, тут-то и начнется!

— Что?

— Что-нибудь. Проклятие всех проклянет к чертовой матери.

— Это тебе Виталик сказал?

— Это все говорят! Почитай инфо-поинты местные.

Я почитал. Мне понравилось. Инфосфера Жижецка отличается скудостью и примитивностью, и даже «инфо-поинтами» немногочисленные местные ресурсы назвать можно с большой натяжкой. По форме они ближе к архаичным «сообществам», как будто не двадцать первый век на дворе.

***

Провинциальная отзывчивость очаровательна. Чуть ли не каждый житель Жижецка не пренебрег случаем выразить мне свою поддержку, изложить свою гипотезу, поделиться своим мнением или хотя бы сказать, что так мне и надо, дебилу. Смартфон пришлось дважды подзаряжать — оповещения не давали экрану погаснуть. Даже Нетта устала выскакивать на экран с конвертами, и только вяло махала рукой. Историю «пропавшей красавицы-скрипачки» опубликовали местные инфо-поинты — разумеется, в лицемерном «имена не называем» формате. За разглашение личной информации их могли оштрафовать, но достаточно соблюсти условности — и уже нарушения нет. Как будто в Жижецке пачками пропадают музыкантши, которых разыскивают толпы обманутых мужей, поэтому никто не догадается, о ком речь.

В комментариях, разумеется, царили трэш, угар и содомия на тему «Бабы — дуры, мужики — козлы, все сами во всем виноваты». Модераторы не успевали удалять переходы на личности, так что я узнал о себе и Марте много неожиданного. Типичный шитсторм. Я знал, что так будет, и относился спокойно, надеясь, что в потоке эмоционального дерьма случайно промелькнет что-то полезное. Город маленький, кто-то что-то наверняка видел.

А вот Настя всерьез расстроилась — быть героиней медиаскандала тот еще экспириенс. Ее личный контакт закрыт по закону о защите несовершеннолетних, но ей и комментариев на инфо-поинтах хватило.

— Почему они пишут о нас такие гадости? — чуть не плакала дочь. — Что мы им сделали?

— В любом обществе есть постоянный процент людей, которым не нужен повод для гадостей. Достаточно того, что они узнали о нашем существовании. Их не так много, как кажется, просто они очень заметны.

— Но зачем?

— Эти люди полны говна, оно выплескивается, как только они откроют рот. Других причин нет.

— Это отвратительно.

— Не читай паблики пару дней, потом про нас забудут.

— Я не могу на улицу выйти, на меня все пялятся!

— Не выходи.

— Меня Вит… Меня пригласили на концерт!

— И на чем он играет? — проницательно спросил я. — Только не говори, что на басу!

— А как ты догадался? — покраснела дочь.

— Я пессимист. Сразу предположил худшее.

Прочесывание бесплодных информационных отвалов оставило ментальный привкус дерьма, но принесло и чуть-чуть пользы. Итак, Марта, поругавшись с мудаком-любовником, выписывается из гостиницы. Этот факт легко устанавливается по записи в гостиничной базе данных, доступ к которой мне любезно (хотя и совершенно незаконно) предоставила администрация. Она же (в лице полноватой и староватой, но все еще весьма кокетливой управляющей персоналом) дала мне возможность неофициально, краем глаза, поглядеть на записи с камер.