— Не стоит злоупотреблять отпусканиями, — отмахнулся я, — к этому легко привыкнуть.
Пузо у нее уже не скрыть, она сидит на кровати в свободном платье-балахоне.
— Но все же…
— Марта, — вздохнул я, — сколько можно? Давай больше не будем поднимать этот вопрос? Нет ничего более вредного для отношений, чем ретроспективные разборки. Если бы у бабушки был хуй, она была бы трансгендером, а если бы я не поперся за тобой в Жижецк, произошли бы какие-нибудь другие события. Но произошли эти, так что не надо лохматить старушку.
Мы ни разу не подняли вопрос, от кого беременна Марта. Она, по женской саморазрушительной привычке копаться в отношениях, пока пол не провалится, пыталась, но я отказывался поддерживать тему как неконструктивную. Ну, допустим, не от меня. И что? Назад-то не запихаешь.
В дверь постучали.
— Антон Спиридоныч! Там ребята уже собрались.
Как меня ни передергивало, но я теперь окончательно «Антон Спиридоныч», или, как дети зовут меня за глаза, «Аспид». Не самый плохой вариант, поверьте. Но отчество не выбирают.
— Скоро приду, Оксана.
— Уже пора? — спросила Марта.
— Ну, тебе в этом участвовать не обязательно.
— Нет, я хочу. Сейчас переоденусь и спущусь. А то ты их с порога напугаешь своей брутальностью.
— Не такой уж я злой, как считали некоторые.
— Требуется время, чтобы это понять.
Я оставил Марту переодеваться и дошел до Клюсиной комнаты. Она так и осталась жить в «Макаре». На правах полноценного уже директора я ее трудоустроил. Официально — замом по воспитательной работе, фактически — кем-то вроде пионервожатой. Промежуточным возрастным звеном между администрацией и подростками. Постучал в дверь. Не получив ответа, толкнул ее и вошел. Привычная картина — девушка сидит на кровати в трусах и майке, обложилась подушками, на лице VR-очки. Геймпад из рук вывалился и лежит рядом, но ей этот рудимент ручного управления уже не нужен, она погружается достаточно глубоко, чтобы обратная связь стала непосредственной. Как по мне — слишком глубоко, но я последний, кто ее осудит. Губы едва заметно шевелятся — общается. Я знаю, с кем.
Уселся напротив на стуле, взял с кровати ее смарт, тряхнул, оживляя экран, тапнул по иконке выхода. Губы девушки сжались гримаской досады. Ничего, потерпит.
— Ох, как затекли… — Клюся вытянула голые ноги и, откинувшись спиной на подушки, положила их мне на колени. На лице остался розовый след от очков.
— Пора, Клюсь, скоро их уже привезут.
Я помассировал ей икры, она откинулась назад, натянув на небольшой груди майку. Некоторые воспитанники до сих пор предпочитают верить, что мы тайные любовники. Но это из тяги к романтике и любви к сплетням. Им просто хочется какой-то интриги. Клюся же иногда меня дразнит вот так, но именно потому, что я не ведусь.
— Ладно, похотливый старикашка, кончай лапать мои ноги и пялиться на мои сиськи.
— Я просто пытаюсь понять, это уже грудь или просто прыщи не прошли?
— Заведи себе уже очки, подслеповатый старец, — величественно отмахнулась она. — Я в душ, потом спущусь.
— Как мама? — спросил я.
— Здесь или там?
— Везде.
— Здесь — без изменений. Там — вроде бы что-то…
Клюсина мама бродит молчаливой тенью по палате городской больницы. Специальной палате специального отделения для тех, кто «стал жертвой попадания в воду неизвестного нейротоксина». Такова официальная версия случившегося летом «печального инцидента во время городского праздника». Пищевое отравление, бывает. Там же обретается мой бывший спарринг-партнер и Лайсин любовник Иван, и еще пара десятков «покляпых», в разной степени потерявших связь с реальностью. Их содержание и лечение оплачивает «Кобальт системс». Официально — в рамках благотворительного проекта, неофициально — в качестве той самой «компенсации», о которой говорил Петрович. Один из методов лечения — «виртуал-терапия», еще один инновационный прорыв «Кобальтов». Лежат сутками в VR-очках, с ними работают специальные медицинские вирпы, шаг за шагом пробуждающие в них сознание. Как пишут на федеральных инфо-поинтах, методика запатентована для лечения множества психиатрических расстройств и используется теперь повсеместно. Хочешь халявного виртуала — сдавайся в дурдом.
Рассматривается использование VR и для коррекции нервных расстройств, столь обычных для нашего времени. Психологи в ужасе, они в любой момент могут остаться без работы. Пугают непредсказуемыми последствиями и пытаются организовать протест — но я знаю, кто выиграет. Как правильно сказал Петрович — они уже выиграли.
Зато Клюся может общаться с матерью. Как она говорит, «там она почти нормальная, как раньше». Сидит часами в очках, гуляя с мамой по нарисованным улицам и паркам. Беседуют.
Чтобы дети начали разговаривать с родителями, нужно что-то очень трагическое и неординарное.
— Паап? — заглянула в комнату дочь. — Ты тут?
— Да, миссия по возврату Клюси в реальность.
— Успешная?
— Привет, Настюха! Я сейчас, только голову высушу! — отозвалась из душа Клюся. Загудел фен.
— Паап, мы тут подумали… Надо, наверное, угощение какое-то? Они с дороги, устали, проголодались, наверное. Стресс и все такое. Обычный обед — это слишком банально. Нужно что-то знаковое. Для закрепления положительных ассоциаций.
— Так поговори с…
— С Тоней мы уже посоветовались. Но ей нужна твоя санкция на закупку кондитерки.
— Скажи, чтобы взяла из оборотных, я потом подпишу.
— Спасибо, господин директор! — комически раскланялась дочь и умчалась.
— Нетта, запиши, пожалуйста, в графу «прочие расходы»: «Кондитерские изделия для праздничного обеда». Сумму потом уточни у Насти.
«Есть, шеф!» — откозыряла кобольдесса с экрана смарта. Мой вирп тащит на себе всю бухгалтерию «специального колледжа-интерната», и это стало настоящим спасением для такого раздолбая, как я. Во всяком случае, баланс у нас все еще положительный.
«Кобальты» взяли нас на содержание, и теперь мы почти не зависим от городского бюджета. Тоже своего рода «компенсация». Впрочем, выгода взаимная. Я, например, не просто директор интерната, но и «руководитель учебно-исследовательского подразделения «Кобальт системс». Кстати, зарплата даже лучше, чем в бытность мою фиктором, так что я ничего не потерял.
Конечно, это тоже «компенсация» от Петровича, который, надо честно признать, пытался по возможности загладить последствия того, что наворотила здесь его любимая Элина.
— Пойми, Антон, — говорил он мне тогда, — Элька — это первый блин, который немножко комом. Прототип. Она слишком хорошо удалась.
— В смысле? — удивился я.
— Она слишком человечна, а значит, ненадежна. Перестарался я, увлекся. А потом она перестаралась и увлеклась. В общем, все, как у людей. Нет, создать нечто неотличимое по реакциям от человека было очень интересной задачкой. Но зачем? Какой смысл создавать виртуальных людей, если реальных полно?
— Логично, — согласился я.
Мы тогда сидели в директорском — еще не совсем моем — кабинете и культурно выпивали. Петрович уговаривал меня сменить и.о. на полную ставку, я отказывался, не чувствуя в себе ни педагогических, ни административных талантов. Шторы были распахнуты, в окнах сияло солнце — зонтик в Жижецке перестал быть предметом первой необходимости. Болото еще не совсем высохло, но пресловутый «круговорот воды в природе» уже изменился. Подозреваю, что в это время шел какой-то подковерный торг между держащим виртуальную руку на рубильнике насосов «Кобальтом» и местными сектантскими криптоэлитами, но мне он был не интересен. Обвинения с Клюси должны были вот-вот снять, я готовился покинуть город ко всем чертям и забыть его как страшный сон. Воспитанники «Макара» смотрели на меня глазами брошенных котиков, но я старался не поддаваться.
