В зале — или на площади — нас ждал Драко.

— Хотел поговорить с вами, где никто не мельтешит, — сказал он, и я понял, что беседа не предназначена для чужих ушей. Когда обычно немногословный воин принимался говорить, к нему стоило прислушаться. — Исстари повелось, что дату коронации определяет Совет. Тот, в свою очередь, созывается королем либо в его отсутствие членами королевской семьи. Вот мы с Браго и передали от вашего имени повеление. Когда Совет сойдется, вам следует там объявиться. Да помним мы, что вы ничего в этих делах не смыслите, но тут мыслить не требуется. Плюхнитесь на трон, вздерните подбородок, щеки раздуете — вам это страсть как хорошо удается.

В устах Драко очередное притворство и впрямь выходило легким, однако я забеспокоился. Одно дело прогуливаться по дворцу, свысока кивая и принимая почтение придворных, и совсем другое — обманывать людей в их родной стихии. В делах государства мне не превзойти сановников короля Максимилиана.

— Не суетитесь. Заседаниями Совета вы отродясь не интересовались, глупо изображать интерес и теперь, — увещевали мои спутники. Хорошо им было болтать, им не грозила виселица в случае разоблачения. Я же не мог оставаться спокойным.

— Что я должен делать? Что говорить?

Браго махнул рукой:

— Хоть песенку про бородатую Анн пойте!

Драко взялся растолковывать вместо приятеля:

— Слушать вас едино не станут. Мы тут повыспрашивали немного, и вот что выведали. Последний Совет аж прошлой осенью сходился, аккурат после исчезновенья вашего из дворца, когда Орли попытался сам себя регентом назначить, да лорды Земель сердца со своими рыцарями дали ему от ворот поворот. Старые болтуны давно не виделись, соскучились друг по дружке. Для многих Совет — единственный повод вылезти из глубинки, вывезти в свет семейство, пощеголять в красивых нарядах. Пока один с жалостливым видом будет поверять вам беды и клянчить деньги из королевской казны, прочие примутся обсуждать тонкости выездки лошадей да натаскивания гончих. Обменяются последними сплетнями, перемоют кости общим знакомым, а затем переругаются, как водится.

Совет — собранье весьма своеобразное. Согласия среди них исстари не водилось. Лорды Земель сердца сотни лет подчиняются короне и уже не мыслят себя без поддержки власти, единство для них куда выгоднее разобщенности. От этих беды не ждите. Другое дело земли провинциальные: Утренние, Дневные, Вечерние — все едино. Они ближе к границам, нежели к столице королевства, отсюда и конъюнктуры. Приграничным лордам добрые отношения с соседями куда выгоднее, чем верность вассальной присяге. Король нужен им, лишь покуда блюдет их интересы.

Вот лорда Реголаса, чьи земли на севере самые обширные, весьма занимают королевские копи в Кобальтовых горах. Его род привык считать их своей собственностью. Часть вырученных на копях средств идет в кошелек Реголаса, минуя казну, и его величеству Максимилиану приходилось закрывать на это глаза, считая наворованное необходимой платой за охрану границ. Если и вы промолчите, поддержка Утренних лордов вам обеспечена.

Что до прочих — с одной стороны они не против возвести на трон того Ариовиста, каким его помнят. Вы всегда были поглощены собственными развлечениями, в государственные дела не мешались, а провинциалам это на руку. С другой стороны, они не будут в открытую связываться с Орли. За герцогом влияние, золото, земли. Его поддерживает церковь, хотя и не в открытую. Герцог известен своей злопамятливостью и непримиримостью к врагам.

Для человека неосведомленного Драко судил слишком смело. Я вспомнил вдруг, что воин принимал участие в посольстве, сговаривавшемся о свадьбе Ариовиста с къертанской принцессой. Вспомнил, как он переложил на стихотворный лад песню миннезингера в трактире по пути в Къертан-Къярн. Вспомнил, как он походя цитировал труд Арнаульфа Триарского "О странах и нравах", над которым сам я корпел полдюжины ночей. При нарочитой своей простоте Драко был куда умнее, чем можно было вообразить, глядя на его великанский рост и бритую голову.

— Дальше позвольте про традиции вам поведать. Зал, где мы теперь стоим, прежде отдан был под танцы. Вот и балкон сохранился, откуда менестрели источали свои сладостные трели. Этот-то балкон послужил причиной довольно занятному обычаю. Вестимо, что на севере, то и у нас женщин не шибко подпускают к делам важным, делам государственным. Но попробуйте-ка удержите женщину, коли она что себе в голову втемяшит! Все началось с бабки вашей, королевы Даны. Их величество дамой была бойкой, любопытной, запертые двери, ровно кошка, ненавидела. Она украдкой пробирались на балкон, когда Совет собирался королевством заправлять. Советники так и кривились, так и ерзали, но глаза держали долу. Их притворная слепота сделала бы честь любому калеке на паперти. Кто же осмелится выставить вон королеву, пока молчит король. А дед ваш, изрядный весельчак, знай посмеивался в усы над замешательством своих сановников.

Ваша покойная матушка традицию продолжила. Уж так она батюшку вашего любила, ни на шаг от себя не отпускала, всюду следовала по пятам. Ее даже прозвали за то Леди-тень. Велением короля для ее величества ставили на кресло балконе. Придет королева, сядет за рукоделие, головку на бок склонит, меж пальцев игла мелькает, уста сомкнуты — ни словечка, ни смешинки. Тиха, скромна. На нее и перестали обращать внимание.

Только раз на одном из заседаний случился спор между лордами Келаром и Артено. Король принял сторону последнего. Лорд Келар возьми и обидься: "Что же, этот Артено священный жеребец какой, коли его советы принимаются точно откровение свыше?!". Ох, и хохотал же сир Максимилиан, когда королева вручила Артено гобелен, где их лордство иглой да нитью изображен был как живой: в начищенных доспехах, с фамильным клинком на поясе и даже с печаткой на пальце. Спросите, что же в том смешного? Да ведь на плечах у лорда сидела конская голова: грива в косицы убрана и лентами перевита — зелеными с серебром, цветов Артено. Не будь дурак, лорд споро повесил гобелен себе за спиной — еще бы, подарок, сделанный рукой королевы, а также намек на протекцию короля. Коли хотите знать, жеребец тот ныне красуется на гербе рода Артено.

Ручаюсь, ваша малютка-принцесса не откажет вам в просьбе. Вот и распорядитесь поставить для нее стульчик на балконе. Таким манером вы и Совету ее ненавязчиво представите, и сама бедняжка развеется. Совсем ведь истосковалась на чужбине! А мы с Браго тем временем подумаем, как рыцарей принцессы в зале распределить.

Браго идея насчет рыцарей очень понравилась:

— Этим, пожалуй, я займусь. Пускай постоят, голубчики, погремят доспехами, рожи страшные состряпают на пользу делу.

— Скажи, Драко, — не выдержал я. — Откуда ты так хорошо все знаешь: про советников, и про жеребца священного, и про традиции?

Воин не стал отпираться:

— Как же не знать, коли я почитай уже семь лет, как род Драконов в Совете представляю. Да и папаша мой, стыдно признаться, до песен менестрелей слабость имел.

В придворном мире, где все символично, своею волей ввести иноземку в святая святых означало не только представить ее членам Совета, но и прилюдно подтвердить намерение вступить с нею в брак, признав ее больше принадлежащей королевству, нежели северу. Правда, тогда я этого не понял. Слова Драко породили у меня чувство вины. Под влиянием новых забот я совсем позабыл о Нинедетт. Подле нее, такой изысканной и благородной, я чувствовал себя неловко и рад был избавиться от этой неловкости, перепоручив заботу о принцессе дворцовой челяди. Движимый виною, я вызвался передать Нинедетт приглашение.

Я застал принцессу в компании Лукреция Орли. Она благосклонно принимала знаки внимания, что оказывал ей красавчик-маркиз, и отнюдь не выглядела тоскующей. Покои Нинедетт озарялись отблесками пламени от камина да парой свечей в серебряном шандале. Искрилось золотое шитье гобеленов. Посверкивали драгоценные камни на одеждах и в оправе украшений. На изящном столике между говорившими стояли два начищенных кубка да красовался букет роз, таких белых, что они светились в полумраке. Легкое недовольство кольнуло меня, но я тотчас себя одернул: вправе ли я быть недовольным, если сам не уделяю гостье внимания. Мне бы радоваться, что нашелся человек, скрашивающий ее будни! Однако Лукреций Орли определенно не был тем человеком, какого хотел бы я видеть подле Нинедетт. Мне не нравился расчетливый прищур маркиза, не нравилось, как поглаживает он свой железный перстень, не нравился аромат мускуса и амбры, исходивший от роз.