— Беда от этих девиц! — подмигнул мне Браго. — Принцесса упросила у брата дозволения сопровождать вас. Ужели их величество не предупредил? Или хотел устроить сюрприз? Оно-то яснее дня, что лучший сюрприз — бочонок доброй браги, но я не взялся бы растолковывать такое королю. Ну как обидится невзначай? Все ж-таки речь не о ком-нибудь, а о его сестре.

— И как далеко принцесса пожелала меня сопровождать? — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Так прямо до дворца и поедет!

Я вспомнил Розетту, которую принц Ариовист под влиянием минутного каприза захотел взять с собою в горы.

— Еще не поздно отправить ее высочество назад?

Браго, видимо, тоже вспомнил Рози. Уже успевший поднести ко рту флягу с заветным напитком, он поперхнулся:

— Избави Создатель! Их высочество не девка трактирная, ее отсылать никак не можно. Уедет Нинедетт — и королевские рыцари уедут с нею вместе. Хотите знать, что приключиться дальше? Северяне страсть как обидчивы. Годерикт не простит пренебреженья сестрой, ваш отказ он сочтет отказом от его дружбы, а там и до войны один шаг. Я не против хорошей заварушки, но вы уж определитесь, с кем хотите воевать: не то с Теодориктом, не то с Годериктом, нельзя же быть во вражде с целым миром.

— Но я с трудом представляю, о чем разговаривать с ней! — воскликнул я.

На помощь пришел Драко:

— Идет молва, будто Нинедетт поет как соловей. Я-то соловьев больше на вкус знаю, и то — одни кости. Но недаром певчих птиц в клетки заточают. Дозволите передать принцессе, что вы жаждете услышать ее пение?

— Это и впрямь необходимо?

— Ваше внимание приободрит ее высочество. Сдается, она неравнодушна к вам.

— Или замуж хочет выскочить поскорее — никогда не разберешь, что у женщин на уме. Иное дело бражка! Угоститесь, ваше высочество! Верно толкую, после второго глотка принцессино пение вам ангельской трелью покажется! И ты хлебни, Драко, от болтовни-то, поди во рту пересохло!

И вновь я не нашелся, что возразить. Похоже, согласившись принять королевский венец, я сделался заложником чужих обетований, о которых осведомлены были окружающие и о которых я сам не имел ни малейшего представления: ни о том, как исполнять их, ни о том, исполнимы ли они вообще. Наверное, так чувствует себя вольная птаха, угодивши в силки.

Я буду несправедлив к Нинедетт, если скажу, что ее общество тяготило меня. Дорогой я почти не видел принцессу, поскольку продолжал следовать верхом, в то время как Нинедетт все дни проводила в карете. Мы встречались лишь когда останавливались на ночлег — то в замках, отстоящих друг от друга на расстоянии дневного перехода нашей маленькой армии, то на постоялых дворах. Коль скоро Браго и Драко полагали наши свидания необходимыми, я прилежно слушал трели северного ангела, и это было даже предпочтительнее бесед, поскольку не требовало от меня участия. Я скоро понял, что пение ничуть не мешает мне уноситься мыслями в дальние дали — тогда я перебирал в памяти события прошедших дней, чтобы в который раз убедиться, что не упустил ничего важного, могущего дать мне знак, где отыскать Сагитту.

Так въехали мы в горы. Дорога, которую указывали арловы рыцари, куда больше годилась для путешествий в карете, нежели та, что привела нас в Къертанкъярн, но когда огромные колеса грохотали в ладони от пропасти, у меня замирало сердце. Мне было жаль принцессу, следовавшую в незнакомую страну за чужаком, принимаемым ею за жениха. Не мучаясь угрызениями совести, я украл бы изумруд или серебряные побрякушки Нинедетт, однако когда она по собственной воле изливала на меня предназначенные другому чувства, я казался себе самозванцем.

Однажды вечером Драко, взявший на себя обязанности посредника между нами, возвратился один.

— Ее высочество изволили отправиться на прогулку.

С глазу на глаз воины продолжали обращаться со мной как с принцем. Их поведение было разумно, но порядком сбивало с толку — порой я и сам забывал, кто я есть. В присутствии посторонних такая забывчивость играла на руку, однако невольно я начал осторожничать и тогда, когда ничто не мешало спросить напрямик.

Драко стоял, переминаясь с ноги на ногу, бросал на меня хмурые взгляды. Успев неплохо изучить воина, я понимал, что он ожидает ответа. Беда в том, что я не знал, как ответить.

— Здесь бродят дикие звери? — попробовал я угадать.

Драко пожал плечами:

— Не видел следов.

— Ее высочеству грозит встреча с лихими людьми? — продолжал я выспрашивать, хотя плохо представлял себе, кого стали бы грабить лиходеи в такой глуши.

— Насколько мне известно, сей край пустынен.

— Принцесса может заблудиться?

Драко надоели мои догадки:

— Вам следует отыскать ее высочество и привести обратно.

— Разве не для того при принцессе состоит целая армия, чтобы радеть о ее благополучии?

— Принцесса пожелала побыть одна. Ее люди беспокоятся, но не смеют перечить ее высочайшей воле. Меж тем Браго видел, как их высочество спускались в восточном направлении к обрыву.

Я подскочил. Принцесса отправилась к обрыву, а никто из рыцарей не последовал за нею ни явно, ни втайне из страха впасть в немилость?

Нет, никогда не понять мне северян!

Было в том обрыве нечто притягательное для душ, особенно чутких к гармонии мироздания, к коим, бесспорно, принадлежала и Нинедетт. Проезжая, и сам я не раз обернулся на купу синеватых камней, замерших в одном шаге от бездны. Высокие и ровные, камни эти напоминали древесные стволы: то сплошные, плавных очертаний, какие воск сообщает оплывшей свече, то с сквозными отверстиями или с дуплами углублений, одни стояли прямо, другие кренились в вековечном падении, третьи уже завалились на бок или на плечо соседу, заложив причудливые арки.

Принцесса стояла посреди каменного леса, запрокинув голову к небесам. Сбегающие сумерки полнили мир сиреневато-синими тенями. В западной части неба светлела радуга заката, однако выше различались первые звезды. Нам следовало поспешить, чтобы вернуться в лагерь до того, как ночь смоет краски. Я нарочно старался ступать громко, чтобы не напугать Нинедетт, однако она не обернулась.

— Принц, — уронила Нинедетт, поразив меня почти сверхъестественной проницательностью. — Я знаю, это вы. Я ждала вас, и вы пришли.

— На что вы глядите? — подивился я.

— Слушаю, как падают звезды. Так срывается в бездну вода: кап… кап… кап… кап… Они словно пытаются донести до нас, живущих на этой бренной земле, нечто важное. Мне кажется, я могла бы понять их, нужно лишь подождать, когда умрут звуки, и тогда в тишине шепот становится громче, отчетливее, и вот уже будто бы различимы слова. Тссс! Слышите? Слышите?

Похоже, звезды были наваждением королевской крови. Я покачал головой, но, разумеется, принцесса не могла видеть моего жеста.

— Мне хотелось бы умереть под звездопадом, — продолжала Нинедетт. — Чтобы душа устремилась к небу в тот сияющий миг, когда небо само летит ей навстречу.

Так легко, мимоходом кликать смерть мог лишь человек, никогда не видевший ее кривого оскала. Я поторопился прервать принцессу:

— Вернемся, ваше высочество. Ваши люди беспокоятся.

Покорная, она повернулась. Я подал ей руку, и Нинедетт с благодарностью оперлась. Шагая, она не переставала смотреть вверх и, если бы не моя поддержка, неминуемо упала. Мое внимание и темнота, что скрадывала лица, придали Нинедетт смелости.

— Я ведь прежде никогда не бывала в горах. Смешно, правда? Властительница горного края, а свои земли знаю лишь по картинкам из книг. Верно, я кажусь вам простушкой, уж вы-то объездили мир всласть!

— А как же монастырь святой Карпеции? Вашему описанию позавидует заядлый путешественник! — сказал я, чтобы увести ее от опасной темы. Ну как принцесса примется интересоваться моими поездками? Не рассказывать же ей, будто недавно я верил, что ее страна населена синевласыми кружевницами с драгоценными камнями во лбу!

— Мать-настоятельница святой обители наведывалась порой во дворец. Для брата она везла золотые монеты и сладкие вина, а мне — настоянные на горных травах бальзамы и книги. О, эти книги! Целый мир, замкнутый в пространстве не больше ларца — столь крошечном, сколь и драгоценном! Послушницы пишут их годами, день за днем кропотливо покрывая каждую страницу мириадами букв, не ведая покоя, не зная усталости…