— Это вы, тетушка, предложили мне пройти сюда?

— Да, — отвечала она, — поскольку я догадывалась, кого вы ищете.

— И вы могли бы навести меня на след?

— Возможно, если вы поклянетесь не замешивать меня в это дело.

— Клянусь! И сверх того обещаю вам щедрое вознаграждение.

— О, я делаю это не ради денег, хоть они и не лишние, ведь я небогата. Я решилась на это, видя в каком затруднении находится такой славный человек, как вы; мы все знаем, что, если завтра вы не найдете убийцу, вместо его головы падет ваша. А что будет с этим несчастным городом Севильей, если он лишится такого прекрасного судьи?!

— Так говорите же, тетушка! Во имя Неба, говорите!

— Надобно сказать, — продолжала старуха, — что дом напротив принадлежит графу Салюстию де Аро.

— Я знаю.

— В нем жила его сестра Леонора.

— И это мне известно.

— У нее был любовник; кавалер, закутанный в плащ, каждую ночь приходил и стучал в окно три раза.

— И что дальше?

— Дверь открывали, кавалер входил и уходил за час до рассвета.

— Дальше!

— Третьего дня утром брат, узнав, без сомнения, об этой любовной связи, приехал и увез сестру, оставив в доме старую дуэнью и запретив ей кому бы то ни было открывать дверь, так что, когда ночью явился кавалер, дверь оказалась закрытой.

— Продолжайте, я слушаю!

— Так вот, поскольку его это не устраивало, а старая дуэнья, верная полученному распоряжению, отказалась его впустить, он попытался взломать дверь.

— Так, так; это насилие, — пробормотал Хуан Паскуаль.

— В эту минуту появился бедняга Антонио и стал уговаривать его уйти, но тот слушать ничего не хотел, выхватил свою шпагу и убил несчастного.

— Клянусь жизнью! Вот бесценные сведения! — воскликнул Хуан Паскуаль. — Но кто же этот кавалер?

— Этот кавалер?..

— Да, тот, кто приходил каждую ночь.

— Тот, кто убил Антонио?..

— Ну, конечно, тот, кто убил Антонио!

— Это...

— Это?

— Это король, — промолвила старуха.

— Король? — воскликнул Хуан Паскуаль.

— Да, сам король.

— Вы видели его лицо?

— Нет.

— Вы слышали его голос?

— Нет.

— Как же тогда вы его узнали?

— Его кости хрустят при ходьбе.

— Верно! — вскричал судья. — Я тоже обращал внимание на эту его особенность! Женщина, вечером ты получишь обещанное вознаграждение!

— И вы не раскроете мое имя?

— Никогда!

— Да хранит вас Бог, добрый судья! Для меня это счастливый день, ведь я помогла сохранить жизнь вам, такому бесценному для всех нас человеку.

Хуан Паскуаль простился со старухой, вернулся к себе и тотчас же послал депешу в Алькасар.

Это был приказ королю Кастилии дону Педро предстать на следующий день перед судом primer asistente.

V

На рассвете следующего дня Хуан Паскуаль созвал суд veinticuatros, не объясняя участникам, зачем их собрали. Все они были в торжественных облачениях, соответствующих их должности, и primer asistente в полном молчании восседал с жезлом правосудия в руках во главе собрания, когда придверник объявил: «Король!» Все поднялись, удивленные.

— Садитесь, мессиры, — приказал Хуан Паскуаль.

Они повиновались, и вошел король.

— Итак, сеньор asistente, — сказал дон Педро, становясь посреди этого торжественного собрания, — что вам от меня угодно? Как видите, я подчинился вашему приказу, хотя он мог бы быть отдан в более любезной и вежливой форме.

— Государь! — ответил Паскуаль. — Сейчас речь идет не о любезности и вежливости, а о справедливости; в эту минуту я выступаю не в качестве приближенного короля, а как народный судья.

— Вот как? — переспросил дон Педро. — Мне кажется, достойный сеньор, что не народ, а король вложил в ваши руки эту белую палочку, которую вы держите словно скипетр.

— Именно потому, — спокойно и почтительно ответил Паскуаль, — что вложил эту палочку в мои руки король, я должен быть достойным оказанного мне доверия, а не бесчестить жезл правосудия угодливым предательством.

— Хватит нравоучений! — прервал его дон Педро. — Чего ты хочешь?

— Государь, — продолжал Хуан Паскуаль, — в ночь с пятницы на субботу произошло убийство. Ваше высочество отлично знает это, ибо вы сами меня о нем оповестили.

— Ну, и что дальше?

— Ваше высочество, вы дали мне три дня, чтобы обнаружить убийцу.

— Да.

— Так вот, — произнес Хуан Паскуаль, пристально вглядываясь в короля, — я его нашел.

— О! — воскликнул король.

— Да, и я приказал ему явиться на мой суд, потому что правосудие едино для сильных и слабых, для великих и малых. Король дон Педро Кастильский! Вы обвиняетесь в убийстве Антонио Мендеса, начальника ночной стражи квартала Хиральда. Ответьте перед судом!

— А кто осмеливается обвинять короля в убийстве?

— Свидетель, имя которого я поклялся не называть.

— А если король Кастилии будет отрицать свою виновность?

— Он будет подвергнут испытанию у гроба. Тело Антонио Мендеса выставлено в соседней церкви, оно хранится там именно с этой целью.

— В этом нет необходимости, — небрежно бросил дон Педро, — я убил этого человека.

— Сожалею, — еще более строго произнес Паскуаль, — что король Кастилии придает, по всей видимости, столь мало значения убийству одного из своих подданных, тем более что это убийство было совершено его собственной рукой.

— Потише, сеньор asistente, — одернул его дон Педро, вынужденный под действием влияния, которое оказывал на него Паскуаль, обороняться, — потише, говорю вам, не было никакого убийства: это был бой. Я не убил Антонио Мендеса исподтишка, а сразил его в ходе законной защиты.

— Не может быть законной защита от блюстителя порядка, получившего приказ и выполняющего свой долг!

— Но, возможно, усердие в выполнении своих обязанностей завело его слишком далеко, — ответил дон Педро.

— Закон не столь хитроумен, государь, — твердым тоном заметил primer asistente, — согласно вашему собственному признанию, вы уличены в убийстве.

— Ты лжешь, негодяй! — в гневе воскликнул король. — Я сказал, что убил его, это правда, но убил после того, как предупредил, чтобы он убирался! Безумец в ответ вытащил шпагу и пал во время честного поединка. Тем хуже для него — почему он отказался подчиниться моему приказу?!

— Потому что это вы, государь, обязаны были подчиниться его приказу, вместо того чтобы оказывать ему преступное сопротивление. Ваши угрозы, государь, не помешают мне выполнить мою тяжкую обязанность, ведь это вы, не считаясь с моими желаниями, заставили меня покинуть горы, назначили вопреки моей воле primer asistente, и я обязан быть судьей, а не фаворитом короля. Так вот, перед вами судья, отвечайте ему!

— Я уже все сказал. Я убил Антонио Мендеса в бою. Это поединок, а не убийство.

— Между королем и его подданными поединки невозможны, государь! Если слуги верны королю, ничто не может его заставить обнажить против них шпагу. Король получил своих подданных от Бога и в ответе за них перед Богом. Вы не можете также не знать, что насильственным образом выступили против закона, введенного вами же, и ваш королевский сан ни в коей степени не служит извинением этому обстоятельству. Вы должны понимать, что, чем выше личность, тем более достойным примером ей следует быть! Выслушайте мое решение!

Высокомерным движением король положил руку на эфес своей шпаги; глаза его сверкали. Хуан Паскуаль продолжал:

— Я требую, чтобы завтра в полдень вы, дон Педро Кастильский, находились на площади Хиральды, ближайшей к месту преступления, чтобы выслушать и подчиниться приговору, который правосудие найдет уместным вынести.

Если вы надеетесь на милосердие Божье, призываю вас не пренебрегать призывом к нему, но молитесь со всей искренностью, ведь молитва — последнее прибежище виновного.

Произнеся медленно и твердо это решение, Хуан Паскуаль сделал знак королю, что он может удалиться. После этого он сам поднялся и в сопровождении veinticuatros покинул зал заседаний.