— Да хоть что-нибудь. Все равно что. — Хораг хлопнул ладонями по койке. — Я знаю тебя, Фабий. Знаю, что в твоих черных мозгах варится много планов. — Он пристально посмотрел на старшего апотекария. — Но если ты будешь тянуть и дальше, то рискуешь лишиться всего, что создал.

Фабий усмехнулся:

— Помнится, ты как-то уже говорил нечто подобное.

— Говорил. И был прав. Не надо было тебе вообще летать в эту Комморру. — Хораг отвернулся, печально качая головой. — Это было верхом высокомерия. Но я часто ловлю себя на мысли: а стоило ли оно того?

— Ты о чем?

Хораг обвел рукой вокруг:

— Стоило оно того, что все это чуть не рассыпалось, пока тебя не было? Что пропала база на Уруме, что твои создания решили взбунтоваться…

— Если все было спланировано, то это не бунт.

— Да, ты, наверное, назвал бы это по-другому, — сказал Хораг. — Но ответь на мой вопрос.

Фабий покачал головой.

— Альдари, независимо от принадлежности, могут многое предложить в плане знаний. Бездны мудрости, заключенные в кусочках хрусталя размером не больше моего ногтя. Сознания, которые существуют за порогом телесной смерти. Оружие, которое способно гасить или зажигать звезды. — Он спрыгнул с койки, встал и развел руки, чтобы пробирочники облачили его как полагается. — Я мог провести в Комморре сотни лет, постигая науки, которые были древними, когда галактика еще оставалась молодой.

— Так почему вернулся?

— У меня есть определенное чувство ответственности. Я уходил с конкретной целью, и как только эта цель была достигнута, я с ними распрощался.

— И, очевидно, не без того, чтобы нажить себе нескольких врагов.

— Нападки ограниченных умов никогда меня не останавливали.

— Они придут за тобой. Это лишь вопрос времени. Так мне поведал Дедушка.

Фабий нахмурился.

— И Саккара утверждает, что нерожденные говорили то же самое. — Он пренебрежительно отмахнулся. — Пусть приходят. Я буду готов.

— Как? Без союзников и без ресурсов — что ты сделаешь?

Фабий умолк.

Хораг выжидающе смотрел на него. Поняв, что ответа не последует, он печально рассмеялся.

— Дедушка помилуй, ты ведь понятия не имеешь, что делать дальше, да? — Он покачал головой. — Остальные были правы.

Взглядом Фабия можно было резать керамит.

— Я знаю, что делать дальше! Просто оцениваю параметры каждой возможной альтернативы, чтобы выбрать оптимальную.

Но эти слова ничего не значили — сейчас за Фабия говорило чувство протеста, а не правота.

— То, что ты описал, называется нерешительностью, — мягко сказал Хораг. — Ты забыл, что я стоял рядом с тобой на Гармонии, Фабий. Как и Арриан, я был на том проклятом корабле, когда Абаддон взял нас на абордаж и уничтожил твою работу. И я видел, что было потом. — Он ткнул толстым пальцем Фабию в грудь. — Я видел яму, в которую ты упал. Что бывает с прекрасным стратегом, когда его планы рушатся?

— Я никогда не утверждал, что я стратег, — недовольно возразил Фабий.

— Нет? Тогда чем же ты занимался последние пятьсот лет, если не разрабатывал грандиозный план по спасению Галактики, только в своем понимании? И теперь впервые увидел, что все это, возможно, зря.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Хораг вздохнул.

— Я не настолько глуп, как ты думаешь, Фабий. И могу понять, когда ты выжидаешь момента, а когда не можешь ничего сделать. Неделю после возвращения я думал первое. Уверял остальных, что у тебя есть какой-то план. Но я ошибался. Что-то в тебе надломилось. Еще с тех пор, как ты вернулся из Комморры. — Он помолчал. — Друкари? Их ты боишься?

— Нет. Меня страшит только провал.

— Так вот он, провал, перед тобой. Все, что ты создал, умирает, а ты ничего не можешь с этим поделать. — Хораг отступил назад и вздохнул. — Если это конец, то такой конец меня не устраивает. Второй раз терпеть это твое черное бессилие я не хочу.

Он снова хмыкнул и повернулся, чтобы уйти.

— И все же… я тебе завидую. Ты, наверное, чувствуешь такое отчаяние… такую безнадежность. Дедушка воистину благословил тебя.

После ухода Хорага Фабий несколько долгих минут просидел в молчании. На происходящее ему было не настолько плевать, насколько предполагал Хораг. Он смотрел, как первые, кто набрался храбрости, грабят его апотекариум. И велел Арриану и Майшане не мешать: пусть трусы заберут все, что смогут унести.

Украли в основном сырье — это он одобрял. Большая часть клонированного геносемени исчезла вместе со множеством зародышей боевых мутантов, созревавших в инкубационных сосудах. Мародеры благоразумно не тронули самое ценное содержимое его личного лабораториума, видимо, догадавшись, что там все заминировано как раз на такой случай. Его клоны остались в целости, как и образцы призрачной кости и все связанные с ними эксперименты.

В общем, могло быть и хуже. Фабий уже терпел подобные набеги в прошлом и почти наверняка будет терпеть снова — это неотъемлемая часть жизни в Оке. Но никогда еще он не видел такого от рук собственных учеников — во всяком случае, не ото всех сразу.

— Хорошего понемногу, — пробормотал он.

Несмотря на обвинения Хорага, его мучила отнюдь не нерешительность. Однако в одном Хораг был прав: такой конец Фабия не устраивал.

Думая о чем-то другом, он включил внешние пикт-каналы. На город опустилась ночь. Вдаль тянулся осыпающийся каменный виадук. Он весь порос зеленью, но под виноградными лозами и цветами еще угадывались его первоначальные формы. Как и все в этом городе, виадук напоминал Фабию о Лугганате, шедевре архитектуры, за сотворенное над которым даже сейчас где-то внутри он ощущал некоторое сожаление.

— Новое всегда приходится строить на костях старого, — произнес старший апотекарий вслух.

Большая часть города теперь была утрачена, разрушена конвульсиями умирающего мира и зарослями. Там, где когда-то гуляли альдарские патриции, сейчас собираются одичавшие звери и ночные птицы. Даже от древних причальных колец высоко наверху остались только осыпающиеся воспоминания. Раз в несколько лет с верхних слоев атмосферы соскальзывала секция и сеяла огненный град разрушения на и так уже израненный мир.

Но даже теперь из колец еще можно было извлечь какую-то пользу. Фабий регулярно посылал туда бригады монтажников, чтобы снять оборудование и запасные части с рассыпающихся причальных площадок. Ему удалось спасти значительную часть техники альдари, хотя он почти ничего в ней не понимал. Однако дай несколько столетий, и, Фабий был уверен, у него получилось бы разобрать и скопировать даже самые мудреные детали и пустить их в дело.

Или, по крайней мере, раньше он был в этом уверен. Сейчас времени уже не хватало.

Времени не хватало ни на что.

Почти не думая, он повернул пиктеры, чтобы навестись на далекие башни, которые отмечали западный район города. Башни венчали большой дворцовый комплекс. Скорее всего, он принадлежал правителям города, а возможно, даже губернатору планеты — до того, как альдари покинули этот мир. Теперь у дворца появились новые хозяева.

— О дитя мое, — пробормотал Фабий. — Что я из тебя сделал?

Игори увела мятежные стаи в западные районы, выгнав оттуда зверье и вырожденцев-альдари, которые прежде называли это место домом, или истребив их. Теперь там правила она, правда, в каком качестве, Фабий сказать не мог. Они не виделись с того самого дня, как Игори ушла с еще теплой кровью своих однопометников на руках. Она не делала попыток с ним связаться, и Фабий уважал это желание, держась на расстоянии, хотя где-то в душе его, конечно, терзало любопытство.

На самом деле Фабию было не совсем понятно, почему Игори ушла. Она всегда была его любимицей, и он относился к ней как к ценной помощнице. Возможно, причиной тому послужила какая-то старая обида на наказание, которому он подверг своих мятежных последователей тогда, на Солемнейсе. Но он не был излишне суров — это была даже не децимация, какую практиковали примархи.