Буквально секунду зал осознавал… а потом раздался смех, и, кажется, больше все радовался Игорь Альбертович.

— Помни, я первый в очереди на автограф! — хохоча, произнес он.

А я судорожно покраснела, чувствуя, как начинают трястись руки, и как сердце падает в пропасть…

Я очень хотела обернуться к Славе, посмотреть, как он отреагировал на этот смех… Убедиться, что на его лице не появилось отвращения ко мне. Что он не обижен, не задет…

Но не могла пошевелиться, под пронизывающим взглядом Льва Николаевича.

Дождавшись, пока все отсмеются, генеральный продолжил.

— Но после звонков от модельных агентств, стали поступать заявки от дизайнеров, заинтересовавшихся премиальной коллекцией. Так что прошу на сцену Анна за призом, так сказать, «зрительских симпатий».

Лев Николаевич улыбнулся, но в холодных серых глазах не отразилось ни грамма этой улыбки.

Я замерла, не представляя, как не то что выйду на сцену, а как сделаю хотя бы один шаг.

— Иди, воробушек, — немного подтолкнул меня в спину Слава. — Забирай приз.

Словно очнувшись, я обернулась к нему, увидев на таком любимом лице жесткую улыбку.

— Я… — я очень хотела извиниться, расплакаться.

Сказать, что больше никогда-никогда не буду так делать. Не буду рисовать Славу, не буду участвовать в конкурсе, не буду… Да что угодно не буду, лишь бы он не смотрел на меня вот так…

— Все ждут, иди на сцену, — буквально развернул он меня, и под взглядом, как мне сейчас казалось, тысячи коллег, я отправилась к сцене.

Дойти до лестницы, подняться, улыбнуться, принимая в руки раскрытый конверт.

— Этот подарок лично от меня, за проявленный креатив, — произнес Лев Николаевич, пожимая мне руку.

В зале зааплодировали, а я растянула губы шире, будто тогда генеральный, не заметит испуга в моих глазах.

Сумбурно поблагодарив, я поспешила спуститься, чтобы стать как можно дальше от его пронизывающего, холодного взгляда.

Не помню, как дошла до Славы, но очнулась только когда он спросил:

— Что в конверте?

Я машинально заглянула внутрь, увидев три пятитысячные купюры и записку, написанную размашистым почерком:

«Явиться в понедельник в 11.20».

— Деньги, — сглотнув, отозвалась я, поднимая голову, и я Слава облегченно улыбнулся.

Почему я не сказала Славе о записке?

Этот вопрос мучал меня на корпоративе, дома и сейчас, когда я, совершенно непрофессионально оставив свое место, направлялась к кабинету Льва Николаевича.

Почему я не сказала? Чтобы Слава не волновался, или потому что мне самой было стыдно?

Слава сказал, что моя работа ему понравилась, что он совершенно не злится на меня. А я не могла согласиться, вспоминая его похолодевший взгляд и поджатые губы. Как можно не злиться, если из-за меня над ним смеялась вся компания?..

Просторный холл заканчивался приемной секретаря, мягкими диванчиками, кофемашиной и кулером. Всем, что могло хоть немного успокоить разволновавшуюся меня.

Хорошо, что я пришла чуть раньше. Спокойно познакомлюсь со своим коллегой, узнаю в каком настроении начальство…

— Добрый день. Мне должно быть назначено на одиннадцать двадцать, — нерешительно улыбнулась я мужчине, который тут же поднял на меня взгляд, стоило подойти.

— Добрый, проходите, Анна. Лев Николаевич уже ждет вас, — сухо произнес секретарь, кивая на закрытую дверь кабинета.

Да, времени успокоиться, похоже, не будет...

Я покосилась на внушительные часы, показывающие, что до назначенной встречи оставалось еще пять минут. Ну, хоть не опоздала.

Переспрашивать было бы глупо, поэтому, незаметно вытерев о подол офисного платья руки, я тихонько постучала, а после потянула дверь на себя.

Кабинет Льва Николаевича был немногим просторнее Славиного. Такая же рабочая зона, с внушительным деревянным стол из нашей премиальной коллекции, такая же зона отдыха с диванами и журнальным столиком.

Единственное видимое отличие, кроме цветовой гаммы стального цвета, были высокие кованные скульптуры возле стен. Наверное, наш генеральный любит искусство.

Сам хозяин кабинета сидел на рабочем месте и до моего прихода, что-то изучал на разложенных перед ним бумагах, но, стоило мне зайти, Лев Николаевич откинулся на спинку, переведя изучающий взгляд на меня.

— Доб… — я запнулась от волнения, и, прокашлявшись, продолжила. — Добрый день. Вы хотели меня видеть?

Лев Николаевич ответил не сразу. Оглядел меня с ног до головы и произнес:

— Добрый. Проходи.

На негнущихся ногах я дошла до его стола. Стула, чтобы я могла сесть, не было, да и мне никто это сделать не предлагал.

Изматывающее молчание продолжалось, а я, сжав в руки в замок, пыталась заставить себя мило улыбнуться. Получалось не очень.

— Ты знаешь, почему я тебя вызвал? — наконец, проговорил Лев Николаевич, и от его тона у меня мурашки по спине побежали.

Хотелось спрятаться, чтобы только скрыться от его сверлящего взгляда.

— Из-за конкурсной работы? — тихо-тихо произнесла я, понимая, что молчать вечно не получиться.

— Именно, — кивнул генеральный и вдруг резко ударил ладонью по столу. — Кто дал тебе право размещать личные фотографии начальника?!

Я вздрогнула, еще сильнее сжимая сцепленные руки, и, судорожно краснея от осознания собственного вранья, произнесла:

— Ярослав Львович был не против…

— Неужели. То есть узнал об этом заранее?

Я молча опустила глаза, а генеральный довольно хмыкнул, продолжая:

— И ты будешь мне доказывать, что Ярослав действительно хотел, чтобы его принимали за фигляра, торгующего своим лицом?

Дышать становилось все труднее, а чувство вины, не утихающее с корпоратива, с новой силой принялось разъедать душу.

— Я не подумала… — выдохнула едва слышно.

— А ты вообще умеешь это делать? — резко произнес Лев Николаевич. — Ты подставила своего начальника. Для Ярослава это удар по репутации. Что будут думать о нем наши партнеры и конкуренты? Что будет, когда он соберется, наконец, идти на повышение?

Сглотнув, я тихо произнесла, поднимая голову:

— Что Ярослав Львович выглядит настолько представительно, что компания не стесняется показывать его на своих баннерах?

— Нет, Аня, — едко отозвался Лев Николаевич, покачав головой. — Что Ярослав настолько самовлюблен, что, бросив все дела на самотек, решил покривляться перед камерой.

— Он мог это делать и вне рабочего времени, — пискнула я, удивляясь, откуда у меня взялась смелость перечить самому генеральному.

— Во вне рабочего времени? — прищурившись, переспросил Лев Николаевич неожиданно ласковым тоном. — То есть после работы, дома? Значит, ты даже не скрываешь, что спишь с Ярославом?

Краска бросилась в лицо, а язык будто завязался узлом и никак не мог произнести ни слова.

— Молчишь? Ты самая глупая из его любовниц. Да еще и принесшая ему такой репетиционный ущерб.

Если еще недавно я задыхалась от волнения, то теперь я задыхалась от возмущения.

Да как он… как он может?

— Это… это совершенно не ваше дело! — уперев руки в стол, только чтобы не упасть, воскликнула я, чувствуя, как горят мои щеки.

— Не мое дело, с кем спит мой сын? — усмехнулся Лев Николаевич, вводя меня в полный ступор. — Не мое дело, что подумают наши партнеры, когда Яр займет мое место? Не мое дело, что репутация компании, которую я выстраивал годами, развалиться из-за одной глупой курицы? Уверена, что не мое?

Нет. Конечно, нет…

Я растеряла весь запал.

Лев Николаевич смотрел на меня знакомо-незнакомыми серыми глазами Славы. Теперь я видела его волевой подбородок, его широкие плечи…

Видела и опять не знала, что делать с этим новым знанием.

Извиниться?

Покаяться?..

Но не успела я сказать и слова, как Лев Николаевич сухо произнес:

— Я хочу, чтобы ты сегодня же уволилась из компании и ни на шаг не приближалась к моему сыну. Хватит и того, что ты уже натворила. Поняла?